Все небо завалено ватными, тяжелыми тучами. В осенней темноте вечеров хлещут косые полосы дождя. Теплый западный ветер гонит волны Невы назад, от взморья. Освещаемая фарами пролетающих машин, вода в каналах набухла. Кое-где на окраинах она волнуется вровень с берегами. Глухая канонада доносится из этой мокрой, хлюпающей мглы. Ветер Балтики рвет ставни, звенит полуразбитыми окнами, катит, сметая в груды, охапки мокрых листьев в парках. Разведенные мосты подняли свои черные стенки, и, как призраки, скользят корабли неведомой формы в туманных просторах Невы. Вспышки трамваев, голубовато-зеленые и вспышки канонады розово-красные, как зарницы, освещают море мокрых крыш, труб, далекие купола и шпили.
«Неужели будет еще и наводнение, как в двадцать четвертом году?» — думает ленинградец, пробирающийся с работы домой. Он привычно бредет по улицам и набережным, изучивший в темноте все выбоины, обходя лежащие на мостовой бревна и доски, заготовленные или для постройки новых дзотов, или для топлива.
Приходит серое утро, и вдруг косой луч солнца раздвигает тучи. Город веселеет, и весь его деловой облик опять привычен. Никакого наводнения не предвидится, хотя вода высока. Ветер дует уже с Ладоги, и это не только ветер, прохладный и острый, по это — ветер новых вестей. Весь город говорит о том, что немцы пробовали высадить на Ладоге, на острове Сухо, десант, и этот десант пущен ко дну, рассеян и уничтожен.
Снова наступает ночь. Льет проливной дождь, и ленинградец, прислушиваясь к шуму ливня, думает, каково там, на фронте, часовым, не смыкающим глаз, морякам в дозоре, ныряющим на своих катерах среди ночных волн, или летчику, презирающему ночь и непогоду.
Осень пришла в Ленинград. Осень принесла новые заботы. Надо думать о сохранении овощей, о дровах на зиму, об отеплении домов, о чистке труб, о ремонте бомбоубежищ, крыш, лестниц. Надо готовиться к великому празднику Октября, готовить подарки для фронта, для школьников, для маленьких октябрят.
В большом доме на всех лестницах вы встретите военных. Приезжают с передовых на грузовиках и в легковых машинах бойцы и командиры. Входят туда, отбрасывая с головы мокрые капюшоны дождевиков, стряхивая воду с шинелей. Однако в этом доме встречаются и штатские, и даже в большом количестве. За длинными столами за скромным ужином сидят люди в пиджаках, большей частью в гимнастерках, с праздничными, довольными лицами, как на пышном банкете. Если хотите, это банкет,— больше того, пир. Под этим словом мы привыкли подразумевать что-нибудь шумное и пестрое, восточную роскошь кушаний и напитков. Здесь нет ничего этого, но поются песни и произносятся речи, краткие, но горячие. Это пируют водопроводчики.
Фрунзенский район завоевал переходящее знамя, вышел на первое место в городе по подготовке жилищ к зиме.
Водопроводчики района стали передовыми людьми города. Дать воду домам стало не так просто. Они дали воду в районе раньше других. Это был бой за воду, долгий и упорный, где рядовые хозяйки, объединенные в бригады, резали трубы, подносили материал. Водопроводчиков было. мало, их не хватало, по они работали, как умеет работать русский человек,— запоем.
Самые простые слова и понятия сейчас ожили по-другому. Кто раньше придавал значение таким словам, обычным и скучным, как тепло, вода, свет? Все было в огромном городе как бы само собой. Портился водопровод — звали водопроводчика, гас свет — приглашали монтера, дрова привозили со склада. Теперь не хватает ни людей, ни материалов. Теперь нужно самому заготовить дрова — разломать старый деревянный дом, чтобы в квартире было тепло. Теперь нужно в краткий срок научиться, как чинить водопровод и чистить трубы, как экономно сделать коптилку, если нет электричества.
И вот домохозяйки пошли в ученье к водопроводчикам; комсомолки со щеками, измазанными сажей, с шутками и смехом таскают ведрами сажу из очищенных труб; по улицам двигаются тележки с досками и бревнами от разобранных домов. А из громкоговорителя несется голос докладчика, рассказывающего о том, какое значение имеет оборона отдельных зданий во время боя в населенном пункте. Везущие дрова останавливают тележку и слушают об уличных боях, о новом значении крыш в их городском быту — в быту блокированного города на второй год блокады.
Вот почему водопроводчики Фрунзенского района пируют, говоря возвышенным языком, и поют песни, как победители. И если во время непрерывных воздушных тревог прошлой зимы прославился маленький связист ПВО Витя Куропата, то сейчас показал себя опытным мастером-водопроводчиком четырнадцатилетний Витя Федоров, который дал воду в три больших дома.
Они — почти дети. Но дети Ленинграда никогда не сидели сложа руки. Они работали в ПВО, они гасили зажигательные бомбы, они разбирали развалины, были связистами, разносили письма. Потом они подняли огороды и теперь, осенью, помогали убирать урожай овощей. Они пришли на заводы и стали к станкам. Выступавший на одном заводе делегат с фронта даже растерялся, когда увидел этих маленьких, серьезных людей, обступивших его. Ему понравилась их деловитость и сосредоточенность, и он, ухмыляясь, сказал:
— Вот, брат, какой пошел нынче рабочий класс! Знай наших!
А когда ему рассказали, какие успехи у них в работе для фронта, боец был поражен и растроган.
Многие школьники вернулись в школы и начали регулярные занятия. Это ничего, что не хватает иногда учебников и тетрадей, чернильниц и перьев. Общими усилиями они все раздобывают.
Круглые сироты нашли приют в детских домах. Там же живут дети, у которых нет матерой, а отцы — на фронте. Нередко бывает, что какой-нибудь военный бросается к чинно идущим на прогулке рядам малышей и вырывает из них маленькую девочку или мальчика. И тогда ряды ломаются, и большой дядя с противогазом, увешанный оружием, садится на корточки и не знает, как ответить на все вопросы, обращенные к нему сразу. Он сажает на плечо дочку или сына и идет вместе с воспитательницей во главе весело щебечущего отряда малышей по берегу Невы или по саду, где со всех сторон видны огородные грядки.
Воинские части берут шефство над детскими домами. Тогда в комнаты, теплые и светлые, где на коврах рассыпаны игрушки и лежат буквари, приходят балтийцы с кораблей, только что вернувшихся с моря,— обветренные, загорелые моряки. Их расспрашивают о войне, и они отвечают, как взрослым, этим видевшим все крохотным человечкам, среди которых есть и раненые и контуженные.
Когда в одном детском доме узнали, что над ними хотят взять шефство бойцы и командиры бронепоезда, вся маленькая коммуна засела за стенную газету. Сейчас же появился большой и грозный бронепоезд, безошибочно нарисованный маленьким художником. Из труб его валил густой дым, из жерл блистал огонь, и знамя с красной звездой развевалось над пушками. Сочинили и письмо: «Дорогие бойцы! Мы с великой радостью узнали, что вы берете над нами шефство. Наши отцы, матери и братья тоже защищали родной город. Бейте врагов беспощадно за наших погибших отцов, матерей, сестер и братьев. Мы в честь вас назвали свою стенгазету: «Бронепоезд». Приезжайте к нам и посмотрите, как мы живем и учимся. Мы ждем вас с нетерпением».
Дети Ленинграда, пережившие потерю близких, видевшие разрушение своих квартир, перенесшие голод и холод, не стали мрачными, угрюмыми. Они окружены лаской и заботой, они только тем отличаются от довоенных своих сверстников, что в них живет сильное чувство товарищества и понимание, что все должны помогать друг другу. Они вырастут хорошими гражданами и патриотами. Они очень самостоятельны. Для них не составляет труда совершить пешком путешествие за десять улиц, чтобы исполнить поручение больной матери или разыскать приятеля. Они не боятся темноты, не боятся обстрелов и бомбежек. Они знают наизусть корабли, стоящие на Неве, и знают, с чего начинается боевой день корабля и чем заканчивается.
В городе огромный спрос на книгу. Освещенные керосиновыми лампами прилавки в магазине Госиздата, киоски старой книги на проспекте Володарского, столики с книгами и брошюрами, расставленные по всему проспекту 25-го Октября,— всегда окружены любопытствующими и ищущими. Книжные магазины полны покупателей. Все приезжающие с передовых позиций жадно устремляются за книгой.
В одной дивизии больше месяца ходил по рукам том с романом Вальтера Скотта. Его читал командир дивизии, потом перечитали все в штабе, потом через связистов он проник в полки, и там в блиндажах и землянках командиры, вернувшиеся с ночной разведки, читали про далекие события прошлого, искусно описанные старым английским чародеем пера. Нечего и говорить, как встречается всякая новая книга, как охотятся за пей и с какой гордостью увозят в своем заплечном мешке.
Усталые от бессонных ночей штабисты с удовольствием прочитывают в десятый раз Мопассана и Дюма. Воскресники, устраиваемые Комитетом по делам искусств, собирают полный зал. Там читают стихи и новые рассказы, показывают новые концерты, исполняют новые песни. Вышел первый номер журнала «Ленинград». Образовались сразу очереди за ним. Не хватило тиража, его раскупили в несколько дней. Книга, привезенная из Москвы,— редкость. Московских журналов мало, и их можно только изредка купить на улице.
Ищут книги по военной истории и теории, ищут биографии Суворова, Кутузова, Багратиона. Спрашивают книги о прошлой войне, старые журналы, где вдруг попадается сцена, как будто снятая сегодня. На развернутом листе журнала «Лукоморье» изображена карикатура, как немцы представляют себе мир. Посреди вселенной за стенами крепости сидят толстые колбасники и играют в карты, попивая из огромных кружек пиво. На всех башнях крепости стоят пулеметчики и артиллеристы с пушками, направленными на все народы, которые работают на ничего не делающих «победителей мира — Гансов и их амальхен». Трудятся все народы Азии, Африки, Америки, Европы, Австралии под кнутом немца в колпаке и в коротких штанах, с сигарой во рту. Над всем этим сидит, как воплощение власти, тощий и страшный немецкий юнкер с моноклем — сверхчеловек, презрительно искривив рот.
...Огромная свиная туша с гербом Германии на заду уселась на земной шар, как олицетворение германского империализма. На фото изображены бельгийские женщины и девушки, уводимые в Германию принудительно на работу, виселицы в Калише, разрушенные деревни Сербии, русские солдаты с отрезанными ушами и носами... Да, в старых журналах есть что посмотреть сегодня!
Ленинградцы и на фронте и в тылу любят книгу, старую и новую, и даже блокадная жизнь не заставила их забыть про эту свою страсть.
По улице идут три подтянутых, чистеньких, свежевыбритых бойца. Навстречу им идут два моряка. У них на бескозырках золотые с черным ленты, которые длинными концами спускаются на спину. Ленты просто горят в тусклом свете осеннего дня, и бойцы, в первый раз увидевшие такое, спрашивают:
— Что это за часть?
— Это гвардейские моряки! — отвечают им.
— Вот оно что — гвардейцы! А ведь мы тоже гвардейцы! — говорят они и понимающим взглядом смотрят теперь на моряков.
Гвардия Ленинграда! Это высокое имя носят сейчас бойцы, командиры и политработники N-ской гвардейской дивизии. Они заслужили это гордое, обязывающее звание. Много раз изведал враг их беспощадный удар, много раз громили они немцев и на дальних подступах к городу, и на берегах Невы, где двести с лишком лет назад сражались первые гвардейские полки России — молодые «потешные» полки Петра. Воины этой дивизии широко известны в Ленинграде. Радостно встретили они известие о присвоении гвардейского звания. Раненые, лежавшие в городских госпиталях, написали горячее письмо в родную дивизию, приветствуя боевых товарищей.
Одно событие омрачило праздник дивизии. После тяжелого ранения умер любимый комиссар дивизии, храбрейший из храбрых, Георгий Журба. Журба был коренным ленинградцем. Он пошел добровольцем в ополчение, усатый диспетчер с «Красного Треугольника», и скоро удивил всех своей хладнокровной храбростью и выдержкой. Уже в первом бою он с горстью бойцов взял у немцев деревню. И когда немцы побежали, он сказал спокойно и довольно: «Ну вот, хлопцы, вы и увидели, как немцы бегут. Аж пятки сверкают...»
Был оп прирожденным бойцом, сообразительным и смелым русским человеком. Был он той рабочей кости, от которой пошли и полки Октября, бившие Юденича. В дивизии любили его, своего крепкого комиссара, справедливого и доблестного. Когда он был ранен и упал, один молодой лейтенант хотел его поднять и вынести из-под огня. Но тут налетели вражьи самолеты и начали бросать бомбы. Земля полетела вверх черными столбами. Лейтенант лег, прикрыв комиссара своим телом. Потом комиссара несли под сильнейшим огнем, тихо и осторожно. Но рана была слишком тяжелой. Даже его могучий организм не мог справиться с ней.
В пасмурный ленинградский день хоронили его. Торжественно, как хоронят героя. Бойцы и командиры клялись отомстить за него. Не дожил Журба до радостного дня награждения дивизии. Но он был настоящим гвардейцем, и имя его поведет в бой, как водил он сам много раз. И в рядах жестко хмурились глаза людей прославленной дивизии... Сын Ленинграда отдал свою жизнь за родной город — дорого расплатился враг за эту потерю! В четком шаге идущих рядов слышен железный ритм гвардейской уверенности. В лицах, сосредоточенных и суровых, обещание отомстить.
Проходя по пустынной площади Урицкого с трибунами, пробитыми осколками, мимо грандиозной арки, над которой в сыром, темном воздухе повисла колесница Победы, прохожий невольно вспоминает эту площадь в праздничном убранстве, в шуме демонстраций, в колыхании бесчисленных знамен.
Через несколько дней праздник Октября. Двадцать пять лет прошло с того дня, когда через эту площадь прошли победоносные народные отряды, чтобы взять штурмом крепость векового гнета. Судьба как будто коварно подсказала последним слугам старого режима занять именно резиденцию царей, чтобы показать всю непреложную закономерность взятия ее победившим народом.
Сегодня, накануне 25-летия Октября, все в городе дышит новой силой воспоминаний. Священные стены Ленинграда, памятники революционной славы, подымают боевой дух защитников великого города. Здесь жил и работал Ленин. Здесь началось Советское государство. Здесь прозвучали бессмертные декреты о мире, войне, земле и воле. Здесь выросли поколения независимых, свободолюбивых, гордых людей. Здесь были положены основы великой партии большевиков.
И сейчас ленинградцы начинают свой день с того, что слушают с особым вниманием сводку о боях в другом конце страны, о боях под Сталинградом. Все прочли обращение сталинградцев к защитникам города Ленина. Они казались такими близкими, как будто не было огромных пространств, разделяющих города, как будто они пожимали друг другу руку — братья-бойцы, братья-города.
Напрасно враг хотел сокрушить твердыню нашей славы. Напрасно в прошлом году он устроил дикую бомбежку в самый канун великого праздника и дикий обстрел в день 7 ноября. Ленинградцы презирали его бессильную злобу. Пусть что хочет придумывает враг и в этот год — Ленинград будет праздновать великий день, весь, от мала До велика, и еще выше взовьется красное знамя над его непобедимой твердыней. Ленинградец понимает, что, защищая свой родной город, борясь, не щадя жизни, он борется не только за двадцать пять лет свободной и независимой жизни, он бьется за свободу всех народов, кому открыла прекрасное будущее Октябрьская революция, начавшая свой победоносный путь в городе на берегах Невы!
| Предыдущая страница | Содержание | Следующая страница |
