Тот, кто видел Ленинград в январе и феврале, не узнал бы сейчас города. Сугробы лежали тогда на улицах, ледяные наросты спускались с крыш, под наледями исчезли тротуары, грязь накопилась холмами, мусор завалил дворы, обломки рухнувших степ валялись на улице. Кирпичи, вмерзшие в снег, разбитые бочки, свернувшиеся, оборванные провода, выбитые оконные рамы, груды битого стекла — вот что встречал взгляд повсюду.
А теперь вы идете по чистым, широким улицам, по великолепным набережным, точно подметенным гигантской метлой. Это далось нелегко. Триста тысяч ленинградцев ежедневно, день за днем, трудились над очисткой города. К подвигам труда, совершенным ленинградцами, прибавился еще один, какого не видел мир. Знаменитые авгиевы конюшни — детский сон перед этими громадными работами, что были сделаны руками истомленных страшной зимой людей. Работали все — женщины и мужчины, служащие и рабочие, художники, писатели, военные моряки и милиционеры.
Появились рельсы из-под метрового снега, и по ним, под аплодисменты десятков тысяч людей, прошел первый трамвай. Весну в этом году в Ленинграде делали не ласточки, а трамваи. Общие бедствия осады сблизили людей; все старались быть любезными и внимательными. На газонах зазеленела первая трава. В щелях еще стоит темная вода, напоминая о том, что фронтовые дороги размыты, что немцы плавают в своих блиндажах, что болота стали непроходимыми, но в выбоине стены, сделанной осколком снаряда, сидит, расправляя крылышки, первая храбрая бабочка этой военной весны.
На лицах людей появились улыбки. Люди сидят, греются на солнце — мальчики с книгами в руках (на днях открываются школы), старухи жуют хлеб, кутаясь в огромные платки. И напротив них с биноклями в руках стоят наблюдатели и оглядывают синее, безоблачное, ласковое небо. Зенитные пушки устремили свои зеленые жерла навстречу врагу. На военных кораблях кончается небывалый ремонт, сделанный руками самих моряков. Они провели даже такие работы, какие требовали применения самых сложных заводских механизмов. Они все сделали своими руками. Честь и слава доблестным морякам Балтики! Уже Нева очистилась ото льда, и по ней бегают, как водяные жуки, маленькие быстрые катера. Флот готов к весенней кампании. Ладожский лед плывет по реке, и он прибил к мостам остатки зимних военных дорог. Мокрые бревна и жерди качает темная невская волна, и над ними с криками носятся чайки.
Но немцы близко, они рядом, город все еще в осаде. Если подняться на верхний этаж высокого дома, то в бинокль можно видеть в синеватой дымке немецкие передовые линии. По набережной гуляют моряки под ручку с девушками. Унылый рев сирены проносится над рекой. Бросив прогулку, бегут моряки к своим кораблям, набережная пустеет, и уже гудит небо от зенитных снарядов. Немецкие самолеты пытаются прорваться в город. Они рвутся каждый день, и каждый день их перехватывают по дороге, сшибают в воздухе, гонят обратно, и они, бросая бомбы куда попало, удирают. Редкие из них прорываются в город. Тогда снова падают бомбы, взлетает столбом пыль и летят стекла. Эти картины уже никого не пугают — ленинградцы обстреляны и закалены.
Они выходят из бомбоубежищ и продолжают работать. Первого мая был рабочий день, но по улицам, выглядевшим праздничными из-за вывешенных флагов и плакатов, шли толпы ленинградцев, бодрых и отдохнувших, энергичных и стойких. И еще раз было ясно, что этого города враг не увидит, на какие бы авантюры он ни пустился.
В городе еще много детей. В детских домах они — маленькие граждане великого города — имели Первого мая свой праздничный паек. Им роздали кулечки, и они маленькими ртами кричали «ура». Потом все сразу разорвали эти кулечки, и на колени посыпались конфеты, шоколадинки, леденцы, пряники. У некоторых детей не было красных бантов — не хватило. Их воспитательница разорвала свою красную крепдешиновую косынку и наделала из нее бантов. И тогда ударил первый снаряд, и за ним загремели разрывы. Немцы снова стали бить по району 207-миллиметровыми снарядами. С воем врезались они в крыши, в дома. Опять посыпались стекла, пешеходы ложились на землю, и осколки били в деревья бульвара, в киоски.
Заговорили наши орудия. Начался обычный поединок батарей. Снаряды проносились над темными, высокими заводскими трубами, где все еще работают, несмотря на обстрелы. Огромный завод. Он стал уже походить на военный корабль, непрерывно пребывающий в огромном сражении. Снаряды пробивали его стены, рвались на его дворах, в цехах, в переходах на улице.
Но совсем рядом с передним краем вы видите аккуратные гряды, отгороженные от дороги высокими кустами, еще полуголыми, с только что заострившимися молоденькими листочками. На этом огороде нет как будто людей, но вы приглядитесь внимательней, и вы найдете их. Они работают, переползая между грядками, как будто движутся в атаку.
Встать и работать во весь рост нельзя. Весь этот участок находится под прицельным вражеским огнем. Но работники упорны. Они взрыхлили землю, они готовятся к весенним огородным работам, и они добьются своего.
Они упорные люди. Это пожарные из команды товарища Юшкова, который, увидев зимой, что изголодавшимся его пожарным нужны витамины, с разрешения командования организовал постоянные вылазки на брошенные огороды, находившиеся перед самыми немецкими окопами. Пожарные в белых халатах ползали среди минных полей, под минометным и пулеметным огнем выкапывали из-под снега картофель, капусту, свеклу, морковь. Всю зиму у них были овощи.
Если пожарные стали огородниками, то простые жители района были все время неплохими пожарными. Проинструктированные заблаговременно, как тушить зажигалки, они в дни самых сильных налетов бесстрашно тушили зажигательные бомбы. Даже старики и дети сбрасывали их с крыш, топили в ведрах, забрасывали песком. Девять десятых всех упавших на район зажигалок потушены населением. Из среды же рабочей молодежи, преимущественно женской, пришли в пожарные команды пополнения. Эти девушки работают связистками, стволовыми, топорниками, и работают неплохо.
Выборгская сторона держится мужественно, хотя ее подвергают частым бомбардировкам. На улицах и у Финляндского вокзала бывает значительно жарче, чем на фронте, где среди сосен и холмов относительная тишина — затишье перед новыми битвами.
Враг готовится к новым ударам, но в городе и на фронте мы тоже проверяем свою готовность. Враг не застанет нас врасплох. Сейчас можно так же, как и осенью, на трамвае доехать до передовой линии и там пройти пешком до знакомых всем ленинградцам величественных домов нового города, где пустота и настороженность фронта. Там готовятся истребители танков, там снайперы выходят на передовую после отдыха, там притаились батареи, и люди самой ответственной службы — службы ВНОС — караулят приближение быстрых вражьих самолетов.
Иногда начинается адская канонада и прекращается так же быстро, как и возникла. Закопавшись в землю, сидят немцы. Пришедшие в августе и сентябре в эти места, они не могли больше сделать ни шагу вперед, но с берега залива и с Дудергофской горы в бинокль они видят очертания города, Исаакий, шпиль Адмиралтейства.
Пришла весна. Залив кишит минами, в воздухе стоит грохот пальбы. Все жители города работают на оборону, много жителей эвакуировано, на улицах тихо, пустынно. Ленинград не похож на прежний мирный и веселый город, он стал строгим, подтянутым, грозным. Он ждет вражеских авантюр со спокойствием опытного солдата. Он готов к новым боям. Ему трудно пришлось зимой,— но зима уже далеко. На чистом небе барражируют наши истребители. На воде сторожат наши корабли, и «Марат» посылает залп за залпом по укреплениям немцев.
В мае Ленинград совсем другой, чем в августе и в январе. Он похож только одним: он остался неприступным, гордым и прекрасным.
| Предыдущая страница | Содержание | Следующая страница |
