Осенний вечер наступил быстро. Под покровом темноты началась переправа десанта. Одна за другой отчаливали лодки. Бойцы старались грести без всплесков. Команды передавались шепотом... Первые группы уже высадились на занятый противником левый берег Невы, когда в небо взлетели осветительные ракеты, а вслед за этим ударили вражеские пулеметы. Пули засвистели над головами десантников.
— Заметили, гады, — ругнулся командир отделения сержант Леонид Блат. — Сейчас начнется карусель, успевай только поворачиваться...
Пули прошили лодку насквозь. Она пошла ко дну в десяти метрах от берега. Бойцы добрались до него вплавь и тут же стали окапываться.
Утром началась атака. Наши подразделения с криком «ура» ворвались в первую немецкую траншею и с боем заняли ее.
Отделение Блата облюбовало себе землянку, вырытую неподалеку от этой траншеи. Бойцы привели ее в порядок, выбросили ненужный хлам и, чтобы уютнее стало, наломали еловых веток и устлали ими песчаный пол.
— Вот теперь другой коленкор, — сказал Леонид, вдыхая запах свежей хвои.
В землянку вошел политрук Генералов.
— Смирно! — подал команду командир отделения.
— Вольно!.. Как вижу, устроились неплохо. Может, меня возьмете в свою компанию?—улыбнулся он.
— Места хватит. Переходите.
Политрук роты по достоинству оценил заботу автоматчиков о своем немудреном фронтовом быте. «Даже без света не сидят, мудрецы! — подумал он.— Лампу соорудили».
А «лампой» назывались у пехотинцев обыкновенные куски телефонного кабеля. Их собирали на берегу, в траншеях и жгли. Это напоминало скорее огонь лучины. Разница была только в том, что резина кабеля сгорала медленно и сильно коптила. От сажи лица бойцов были черными.
Политрук пришел сюда, чтобы поговорить с людьми, поднять их настроение. Им было трудно: атаки врага следовали одна за другой, очень частыми были и артиллерийские обстрелы. За время боев люди заметно устали. Политрук понимал это. Вон у красноармейцев глаза красные, опухшие. Столько часов без сна.
— Потерпите, товарищи, — сказал, как можно теплее, политрук. — Скоро прибудет подкрепление. Отступать нам некуда.
— Да, прет фашист, — заметил сержант Захаров.— К самому Питеру подкатил. Неужто и на правый берег прорвется?
Промолчал Генералов. Да и не нужен был ответ. Все знали: тяжела первая военная осень. Может, еще тяжелее будет, но не пустят они гитлеровцев в город Ленина.
— Тут я газету свежую принес... — нарушил минутное молчание Генералов. — Статья писателя Алексея Толстого напечатана. Хорошие слова есть в ней. Вот...
Политрук стал читать:
— Земля оттич и дедич немало поглотила полчищ наезжавших на нее насильников. На западе возникали империи и гибли. Из великих становились малыми, из богатых — нищими. Наша Родина ширилась и крепла, и ничто не могло пошатнуть ее. Так же без следа... — Генералов замедлил чтение, отчетливо произнося каждое слово, — поглотит она и эти немецкие орды. Так было. Так будет. Ничего, мы сдюжим...
— Это верно — сдюжим. Уходить некуда — за нами Ленинград, — отозвался боец Перепечин. — Только обидно: каждые сутки кого-нибудь хороним. А ребята какие!..
В землянку влетел связной командира роты Григорий Шкрупила:
— Старший лейтенант приказал вручить сержанту.
Леонид прочитал записку: «Ночью выдвинуться вперед, ближе к немецкой обороне. Держать под огнем северный сектор участка».
— Захаров, Антонов! Проверить оружие!
— Яковлев, Перепечин! Приготовить гранаты!
Леониду Блату еще вчера приглянулся старый подбитый танк. Одиноко стоял он, обгоревший и безжизненный, метрах в ста от траншей противника.
— Рискнем, Сашок? — спросил командир отделения своего боевого друга сержанта Захарова. — Как-никак броня. И под носом у фрицев. Рискнем? Вдохнем в танк жизнь?
Идея командира понравилась бойцам. Заняв танк, они бы держали под своим контролем ровную, открытую местность, за которой начинался лес. А на его опушке надежно окопались гитлеровцы, появиться оттуда могли в любую минуту.
В три часа ночи к танку уползли Антонов и Захаров. Вскоре, увидев условный сигнал фонариком, Леонид увел туда остальных бойцов своего отделения.
Было тихо. Подмораживало. Саперными лопатками автоматчики вырыли под танком окоп. Заняли оборону — кто в самом танке, кто под ним. Через несколько минут Леонид послал Антонова с донесением командиру взвода лейтенанту Власенко. А он, человек добродушный и веселый, в прошлом учитель-сибиряк, пошутил в ответ: «Поздравляю, «комендант крепости», с успехом!»
Остаток ночи прошел спокойно. Бойцы, свободные от наблюдения, вздремнули.
Утром к танку со стороны леса направились вражеские разведчики. Они шли без опаски, думая, вероятно, что машина по-прежнему пуста.
— Ближе, еще ближе подпустим, — сдерживал сержант своих ребят. — Ударим наверняка.
Автоматные очереди уложили гитлеровцев. Но этим обнаружило себя и отделение Леонида Блата. Возле танка стали ложиться вражеские снаряды. К счастью, прямых попаданий не было. Только осколки ударялись о броню машины.
— Ночью снова за работу примемся, — сказал командир Александру Захарову.
— Что надумал, сержант?
— Прокопаем отсюда траншейку к берегу. Понял? Немцы по нас снарядами, а мы тем временем — ползком в сторону. Пусть бьют...
— А стихнет стрельба — мы обратно?
— Вот именно.
Так и сделали автоматчики.
Несколько дней и ночей защищало свою «крепость» отделение Леонида Блата. Были ранены Антонов и Яковлев, но оставались в строю и во время атак перезаряжали автоматные диски своих товарищей. Однажды гитлеровцы попытались окружить танк. Три с половиной часа отбивались бойцы от наседавших врагов. Иссякли боеприпасы. На исходе были гранаты. Способных держать оружие осталось в отделении только двое из восьми — сержант Блат и красноармеец Перепечин.
— Леня! — сквозь грохот боя вдруг крикнул в люк танка Перепечин — он стрелял из окопа. — У меня патроны кончились!..
Леонид через верхний люк танка выстрелил желтой ракетой. Он вызывал огонь нашей минометной батареи на себя, как было условлено с командиром батальона капитаном Лихолетовым.
Минометчики ударили по вражеской цепи, отсекая ее от танка. Длилось это минут двадцать. Затем по траншее, предусмотрительно проделанной автоматчиками от берега к танку, подошли другие отделения взвода во главе с Власенко.
— Леонид, живой? — лейтенант подбежал первым.
— Живой, товарищ командир, живой... Патроны принесли?
— И патроны, и пулеметы... Поживем еще, сержант, повоюем...
Гитлеровцы были отброшены на свои позиции, к лесу.
* * *
Рана, как считал Леонид, была пустяковая — в правое плечо, пулей. Немецкий офицер успел выстрелить из парабеллума на мгновение раньше, чем сержант прикончил его.
— Машенька, Машутка, не отправляй меня в тыл. Прошу христом-богом. До свадьбы и здесь заживет,— умолял он санинструктора Лукину, девушку спокойную, серьезную, храбрую. — Ну что тебе стоит уважить просьбу?
— У тебя же кость задета, Леня. А это тебе не мягкое место. Неужели не понимаешь? — словно ребенка, уговаривала она восемнадцатилетнего сержанта, хотя сама была старше его совсем не намного. — В медсанбат— и точка! Там хирурги решат.
...Два месяца ушло на лечение. Шестьдесят дней томительного бездействия... Где-то товарищи по роте? Беспокоила Леонида и судьба родных. Мать осталась работать в блокированном Ленинграде. Как она там? Жив ли отец? Он, как и сын, находился в армии.
Родины отца — смоленского села Поречья — Леонид никогда не видел. Да и на родине матери — в Тбилиси— тоже не бывал. Знал только по их рассказам, да по воспоминаниям деда по отцу — старого солдата, воевавшего в свое время на Шипке, награжденного медалью «За храбрость».
Часто вспоминал Леонид и своих однокашников по 11-й ленинградской средней школе. Ему, как и им, не удалось закончить десятилетку — помешала война. Ушли в армию добровольцами. Одни обороняли Лугу, другие вместе с Леонидом после окончания пулеметных курсов стали бойцами 1-й дивизии НКВД. Всели живы сейчас?
Наконец после очередного осмотра врачи разрешили Леониду вернуться в боевой строй. В тот же день он выехал в свою часть.
— Поздравляю с выздоровлением! — тепло встретил сержанта командир роты старший лейтенант Шкрупила. Пожал руку, обнял, вручил медаль «За отвагу». — Это во-первых. А во-вторых, есть для тебя и новое дело...
Шел сорок третий год. Войска Ленинградского и Волховского фронтов южнее Ладожского озера прорвали вражескую блокаду Ленинграда в районе Синявинских высот, заняли Шлиссельбург. Город на Неве вновь получил по суше связь с «Большой землей».
В 46-й стрелковой дивизии (так стала именоваться бывшая 1-я дивизия НКВД), занимавшей оборону под Красным Бором, в районе Октябрьской железной дороги и Московского шоссе, был создан отдельный истребительно-противотанковый артиллерийский дивизион. Командовал им капитан Алехнович, кадровый командир-артиллерист. В этот дивизион и назначили Леонида — командиром отделения разведки.
Фронтовая дружба с артиллеристами, постоянное боевое общение с ними позволили Леониду быстро освоить новую профессию. Он стал не только хорошим разведчиком. Командир одной из батарей Черниченко научил его стрелять из «сорокапятки», и Леонид добился того, чтобы каждый разведчик его отделения мог заменять заряжающего или наводчика. Однажды это очень пригодилось...
Стоял погожий день. Атаку противника можно было ожидать с часу на час. Поэтому наши орудия были выдвинуты на танкоопасные направления. Леонид только что вернулся из разведки. Засек и нанес на карту огневые точки противника, земляные укрепления. Капитан Алехнович разрешил разведчикам отдохнуть. Но отдыха не получилось.
Ребята собрались отведать пшенной каши, которую в шутку называли «блондинкой», как вдруг пошла в наступление мотопехота противника. Первой вступила в бой наша батарея на левом фланге — артиллеристы били по гитлеровцам прямой наводкой... В свою очередь и фашисты обрушили огонь на эту батарею. Упал, сраженный осколком, командир одного орудия. Пушка замолчала.
— Костя, за мной! — крикнул Леонид младшему сержанту Бодрову.
Под сильным огнем врага они пробрались к орудию. Весь его расчет выбыл из строя. Леонид занял место наводчика. Константин — заряжающего. «Сорокапятка» заговорила вновь...
Четыре атаки фашистов отбила батарея в этот день. Было уничтожено три огневые точки врага, бронетранспортер и до роты солдат и офицеров... Умение и личную храбрость показал Леонид в бою под Красным Бором.
. Командование оценило подвиг сержанта. Через некоторое время ему был вручен первый боевой орден — орден Славы III степени.
В период наступления Красной Армии под Ленинградом дивизия, в которой служил Леонид, освобождала Гатчину, воевала под Лугой. Продолжая гнать врага к Пскову, встретилась с ленинградскими партизанами. Случилось это в районе поселка Плюсса — важного опорного пункта гитлеровцев на Варшавской линии железной дороги.
Леонид Блат отличился и в ходе боев за Плюссу. Смекалка и отвага снова помогли. По февральскому бездорожью обойдя вражеские заслоны и секреты, лесами и болотами пробрался он с группой разведчиков в тыл противника и выполнил срочное задание командования—наладил связь с одним из партизанских отрядов.
Был найден наиболее удобный и безопасный путь. Это позволило артиллерийскому дивизиону быстро и скрытно выйти на левый фланг подразделений противника, засевшего за оборонительными сооружениями поселка, и по сигналу командира начать неожиданный огневой налет. Разгром гарнизона противника довершили пехотные полки дивизии в тесном взаимодействии с партизанскими отрядами, объединенными под командованием опытного вожака народных мстителей В. А. Печкурова. Он и стал затем по приказу командира 46-й Лужской стрелковой дивизии С. Н. Борщева первым военным комендантом Плюссы.
Двадцать шестую годовщину Красной Армии Леонид Блат встретил еще с одной наградой. Комдив прикрепил к его видавшей виды гимнастерке орден Красной Звезды. Получил сержант и повышение по службе — был назначен помощником командира взвода управления артиллерийской бригады подполковника А. И. Бальсина. Теперь в его подчинении находились три отделения — разведчиков, радистов, телефонистов.
* * *
«Карельский вал»... Участники боев на Карельском перешейке хорошо помнят массивные железобетонные оборонительные укрепления линии Маннергейма, в неприступности которых были уверены гитлеровцы. Но советские воины сокрушили этот вал летом сорок четвертого года.
Дивизия наступала на древний город Выборг. Преодолевала проволочные заграждения, лесные завалы, уничтожала инженерно-оборонительные укрепления, минные поля... С боем взяла Койвисто (ныне город Приморск).
Справа и слева на пути продвижения артиллерийской бригады и ее взвода управления встали гранитные высоты со скалистыми уступами, с вековыми елями и соснами. Три дороги сливались у высот в один перекресток, затем разбегались — к Финскому заливу, Вуоксинской водной системе и границе Финляндии. Очень важно было удержать перекресток. Именно эту задачу и поставил перед расчетами нескольких батарей подполковник Бальсин.
Артиллеристы заняли позиции. Замаскировались. Взвод управления старшего лейтенанта Курносенко, опытного офицера, отдавшего службе в армии уже несколько лет, оборудовал удобный пункт наблюдения и связи на поросшей мелколесьем высотке.
— Вот что, Леня, — сказал своему помощнику Леониду Блату Федор Курносенко. — Я выдвинусь с разведчиками немного вперед, ты оставайся со связистами на НП. Следи в оба за радио- и телефонной связью!
— Ясно. А не возражаете, если Попова назначу старшим среди телефонистов?
— Это который с Архангельска? — переспросил Курносенко. — Под Стругами Красными отличился? Справится. Боевой парень. И вот еще что: назначь кого-нибудь посыльным к начальнику связи полка Стржельчику. Может, потребуется.
— Понятно.
Бой разгорелся к полудню. С северо-запада подошли «юнкерсы» и сбросили бомбы. А вскоре через перекресток попытались прорваться из окружения двенадцать танков и батальон пехоты противника.
— «Сосна», «Сосна»! Я — «Береза». Противник показался в квадрате... — сообщил по рации на командный пункт бригады Леонид Блат.
— Продолжай наблюдение! — ответил Бальсин и тут же отдал приказ на батареи.
Наши орудия открыли огонь. Несколько танков загорелось, остальные скрылись за поворотом. Их не стало видно.
— «Сосна»! Я — «Береза». Разрешите выдвинуться на высоту «Зуб» для корректировки огня.
— Кто останется на твоем НП, «Береза»?
— Старший телефонист Попов. — Действуй!
Вместе с сержантом отправился и солдат Корабин. Он легко тащил катушки с телефонным кабелем. Сам Леонид нес рацию.
До высоты «Зуб» добрались благополучно. Леонид приложил к глазам бинокль.
— «Сосна»! Я — «Береза». Вижу противника. Танки и пехота перестраиваются за высотой... Дайте туда «огурчиков»!
Теперь вступили в дело наши минометчики. Леонид продолжал корректировать их огонь.
Где-то недалеко, видимо, стояла вражеская артиллерия. Она тоже открыла стрельбу. От разрывов снарядов поднимались черные столбы земли, выворачивало с корнем деревья. Как только вражеский огонь по нашим позициям стих, противник снова пошел в контратаку.
— «Сосна»! Я — «Береза». Враги в шестистах метрах от высоты «Зуб». Прорываются к перекрестку.
— Понял, «Береза».
Вокруг бушевал огненный смерч, а в центре его продолжал работать отважный сержант. Именно работал, помогая артиллеристам удерживать перекресток.
...Окровавленного и контуженного вражеским снарядом, Леонида доставили товарищи после боя в медсанбат.
* * *
После выздоровления вернулся Леонид Блат в родную бригаду и узнал, что награжден орденом Славы II степени. Он был очень рад, что снова в боевом строю.
Теперь, освободив Тарту, Пыльтсама, Пярну и другие города Прибалтики, дивизия вступила на польскую землю.
...Это произошло во время жестоких боев на Наревском плацдарме, в районе польского города Пултуска.
15 января сорок пятого года гитлеровцы, воспользовавшись густым утренним туманом, предприняли контратаку. После получасового артобстрела десятки «тигров», «пантер» и «фердинандов» пошли на наши рубежи. За танками двигалась немецкая пехота. Расстояние сокращалось. Командующий артиллерией дивизии Бальсин по приказу генерал-майора Борщева начал огонь по вражеским бронированным машинам. Заговорили сотни орудий, создав плотную завесу заградительного противотанкового огня. Боевой порядок фашистов распался. Было подбито двадцать танков.
Отражена первая контратака. Затем еще шесть. Но к вечеру гитлеровское командование подбросило на этот участок новые танковые резервы. В районе Буды-Дебуны, по поляне между лесами Закрент и Выгода, в некоторых других местах, сорока танкам все же удалось вклиниться в нашу оборону.
Часть вражеского танкового десанта просочилась к лесной опушке, где располагался НП взвода управления артбригады, которым теперь командовал старший лейтенант Леонид Лесенчук. Курносенко к этому времени стал начальником связи минометного полка. Лесенчук организовал оборону, приказав старшему сержанту Леониду Блату связаться с КП бригады.
Но Леонид не успел этого сделать: показалась группа вражеских автоматчиков. Он вместе с ефрейтором Калиным бросился им наперерез, открыв огонь из автомата. Десять гитлеровцев уничтожил, остальные поспешили отойти к танкам.
— Сейчас на «тиграх» полезут. Только держись,— сказал Леонид.
Так и случилось. Несколько вражеских машин выползло из-за холма, стреляя на ходу из пушек и пулеметов. Лесенчук и Блат вызвали по рации старшего лейтенанта Стржельчика.
— К НП прорываются шестнадцать танков. Наши координаты... Передайте артиллеристам: просим огня!
Артиллеристы отбили атаку танков, отсекли десантников. Их затем добивали гранатами разведчики и связисты взвода управления. НП был спасен.
Вскоре дивизия перешла в наступление, заняла город Цеханув — последний крупный узел сопротивления на подступах к Восточной Пруссии. И вот уже бои на немецкой земле. Переправа через Одер, взятие Штеттина. Капитуляция Грейфсвальда...
Вместе с частями дивизии дошел до Германии и Леонид Блат. Здесь перед строем 46-й Лужской ордена Суворова дивизии генерал Борщев вручил старшему сержанту Блату высшую награду за солдатское мужество и доблесть — золотой орден Славы I степени. И вместе с ним — погоны старшины.
А несколько позднее прибыл в гарнизон офицер связи Войска Польского и от имени своего командования наградил Леонида польской медалью «За Одер, Ниссу и Балтику».
* * *
Как и до Великой Отечественной войны, живет Леонид Давыдович Блат в городе-герое на Неве. Он в трудовом строю, работает на заводе «Монументскульптура».
Г. Светлов
| Предыдущая страница | Содержание | Следующая страница |
