Герасимов вышел из дому. Не спеша направился к парку. Он очень любил этот тенистый старинный парк возле дворца. И шел туда, как на свидание со старым, добрым другом.
— Сережа! — кто-то окликнул его. Герасимов оглянулся. На крыльце стоял его сосед, старый Иваныч, который жил в Пушкине еще с николаевских времен, когда Герасимова не было и на свете.
— Заходи! Потолкуй со стариком. Мало вас, фронтовиков, возвращается.
— Вернутся, кто цел остался, — ответил Сергей и толкнул легонькую калиточку во двор дома.
Иваныч занимал одну комнату в старом одноэтажном кирпичном флигеле. Обои давно потеряли свой цвет и рисунок. В углу стояла убогая кровать с единственной никелированной шишкой у изголовья. Возле окна стол, застланный газетами, и две табуретки. На кухонном столике керосинка.
— Раздевайся. Чайком побалуемся.
Сергей снял шинель. Повесил ее на гвоздь. На гимнастерке тихо звякнули ордена и медали.
— Сколько у тебя их! — восхищенно заметил Иваныч.— Неплохо, видать, воевал.
— Да уж как мог... старался.
Старик с любопытством разглядывал награды.
— А это что за звезды? — спросил он.
— «Слава»! Второй степени... Рядом — третьей... еще есть первая. Солдат этим орденом награждают за личный подвиг, — объяснил Герасимов.
— Понимаю! И в русской армии такой солдатский орден имелся. «Георгий»! На таких же ленточках... Великая честь была удостоиться кавалера полного банта. — Иваныч потрогал серебристые звезды. — Сереженька, а ты, выходит, не дотянул до полного-то. А?
Пока они разговаривали, чайник весело застучал крышкой.
— Уж прости, угощения у меня нет, а сахарок найдется,— словно извиняясь за бедность, сказал Иваныч.
Он суетливо расставлял чашки. Достал из шкафчика сахарницу, тарелку с тонкими ломтиками хлеба. Налил заварку, пахнувшую свежим сеном.
Разговор шел о пережитом. Иваныч рассказал, как жилось в блокадном Ленинграде. А Герасимов вспомнил свой первый бой....
* * *
Был сентябрь сорок первого года. Фронт приближался к Ленинграду. Зарево пожарищ полыхало над городом, над пригородами. В развалинах лежала Пулковская обсерватория. Ленинградцы день и ночь рыли траншеи, противотанковые рвы. Черными глазницами смотрели доты. Из города и пригородов на фронт уходили бойцы народного ополчения. По булыжнику громыхали танки и артиллерия. Но сдержать вражескую лавину было нелегко. И командование фронта бросало в бой свои последние резервы.
Стрелки роты охраны 152-й авиабазы, в которую Герасимов попал в июне 1941 года, заняли оборону на железнодорожной насыпи возле станции Александровка. Наскоро отрыли ячейки. Расчистили полосы обстрела. Приготовились встретить врага.
Бой начался под вечер. Собственно, это не было даже боем. Скорее всего, фашисты случайно напоролись на них. И стрелки, заметив гитлеровцев, открыли беспорядочный огонь. Герасимов бил из своего ручного пулемета длинными очередями. Гитлеровцы вначале повернули назад, но вскоре начали атаку, теперь уже по всем правилам. Над ячейками стрелков тягуче запели мины. От разрывных пуль стоял сплошной треск. И Сергей плотно прижался к земле, думая, когда же кончится эта свинцовая метель.
— Стреляй, стреляй! Чего ждешь?
Герасимов не сразу понял, что этот беспокойный крик относится к нему. Он словно очнулся ото сна. В его руках дернулся, застрекотал «Дегтярев». Гитлеровцы залегли. Ударили из минометов. Мины рвались рядом с окопчиком Сергея. И каждый раз он невольно прятал голову за приклад пулемета, надеясь уберечься от осколка.
...Так... так... так, — отстучал его пулемет и смолк.
— Герасимов! Огня! — крикнул из соседней ячейки сержант.
Сергей поднял пустой диск, отшвырнул его в сторону. Теперь он стрелял из винтовки. Стрелял хладнокровно, словно по мишеням на стрельбище. Постепенно у него проходило чувство страха. Он успевал посматривать и на своих товарищей, и следить за врагом.
Стрелкам удалось удержать позицию. Но под утро они обнаружили, что фашисты их обошли. Слева, на окраине Пушкина, от разрыва снарядов взлетали тугие фонтаны земли. Молоденький лейтенант, развернув карту, пытался что-то понять в сложившейся обстановке. Но, видимо, так и не смог разобраться. Он убрал каргу в планшетку, переложил наган из кобуры за ремень.
— Пошли!
По каким дорогам, лесным тропам они пробирались, Сергею не вспомнить. Всюду, где бы они ни пытались перейти линию фронта, натыкались на позиции врага. И вновь шли, измученные, злые. Несли оружие — винтовки и пулемет, ставшие бесполезными, потому что не было патронов. Питались осенней клюквой, морошкой и тем, что удавалось достать в деревнях. Их рота выпала из механизма войны, словно потерянный винтик.
Недели через полторы остатки роты случайно встретились с партизанами отряда Карликова. Партизаны приняли их тепло, покормили, отвели в землянки на отдых.
— Наберетесь сил — и решите: с нами останетесь воевать или вас переправить через линию фронта, — сказал комиссар отряда.
Но переправиться через линию фронта удалось лишь весной 1942 года. Всю зиму Герасимов и его товарищи были в партизанском отряде. Вместе с народными мстителями совершали налеты на базы противника, нарушали связь, захватывали обозы. Борьба в тылу врага требовала от каждого находчивости, решительности, инициативы. Впоследствии эти качества очень пригодились Сергею.
* * *
Трое суток разведчики 935-го стрелкового полка Чадаев, Герасимов и Лялин не покидали передний край. Карта наблюдения покрывалась все новыми и новыми знаками. Готовился поиск. И командир полка подполковник Беспятов, и начальник полковой разведки капитан Букин дотошно расспрашивали разведчиков о плане поиска.
Выбрав подходящую ночь, разведчики перебрались через «нейтралку» и словно растаяли в пушистой пелене падающего снега.
— Смотри! — Сергей толкнул своего друга Лялина.
— Вижу, саперы проволоку режут.
— Не туда... Правее. Видишь блиндаж?
— Ага!
— Поползем в обход! Так ловчее к входу подобраться,— прошептал Герасимов.
Подождали, пока подойдет группа прикрытия, и двинулись дальше.
Останавливаясь, прислушивались к ночным шорохам. Миновали проволочные заграждения, подползли к блиндажу. Герасимов осторожно приотворил дверь. Заглянул. На нарах консервная банка, пустые бутылки.
— Никого нет, — сказал он Лялину. — Давай к пулеметному гнезду!
Расстояние было небольшое. Пути подхода к нему Герасимов присмотрел еще днем. Мимо маленьких елочек, чуть левее подбитого танка. Разведчики не успели доползти до пулемета, как увидели идущих прямо на них двух фашистов.
Решение пришло молниеносно:
— Берем!
Гитлеровцы подошли к окопу. Внезапно вспыхнули Две ракеты. Холодный свет разлился по переднему краю.
Герасимов и Лялин прижались к земле. Но немцы заметили их, спрыгнули в окоп и открыли огонь. И вся передовая, словно с испугу, затрещала, застучала.
— А, черт! — раздосадованно воскликнул Сергей. Внезапность поиска была сорвана. Но отходить без «языка» разведчики не могли.
— Иван! Уложи одного...
Лялин вскинул автомат. Короткая очередь. С головы гитлеровца слетела фуражка. Сергей бросился по ходу сообщения в окоп, где продолжал строчить из автомата второй. Удар прикладом по затылку. Фашист крякнул и осел.
— Бери! — еле переводя дыхание, сказал Сергей, дотащив пленного.
— Жив? — Лялин нагнулся. — Ага! Жив.
— Быстрее! — торопил друга Сергей.
Над головами жужжали пули. Выли мины. Где-то недалеко глухо ухали орудия. Разведчики, переползая от воронки к воронке, используя каждый бугорок, добрались до своих.
Прислушиваясь, как бушует передовая, Сергей усмехнулся: «Ишь, всполошились... Всей войны-то у нас было на пять минут, а шуму сколько подняли».
Подполковник Беспятов питал особую слабость к разведчикам. Он не упускал случая побывать у них, следил за тем, хорошо ли они питаются, какое у них обмундирование, как они готовятся на задания, как отдыхают. Новички, прежде чем попасть во взвод разведки, обязательно являлись на «личную беседу» к командиру полка.
Услышав, как забушевала передовая, Беспятов не выдержал, пошел по траншее. Через несколько минут он был уже в землянке комбата. Здесь и встретил разведчиков с их «трофеем».
— Хороша птица! — разглядывая пленного унтера, удовлетворенно сказал он.
Долго отдыхать разведчикам не пришлось. В тот же день командир полка приказал попытаться захватить контрольного «языка». Необходимо было проверить показания унтера.
На передний край разведчики вышли, как только стемнело. Незамеченными проскользнули через боевое охранение противника и углубились в тыл.
Схватка была внезапной и короткой. Из кустов выскочил немецкий солдат. Прямо на Сергея. Герасимова словно пружиной подняло с земли. Одним ударом он выбил автомат из рук гитлеровца и по-кошачьи прыгнул на него. Оба упали на снег. Сергей сжал горло, под пальцами почувствовал острый небритый кадык. Фашист хрипел, судорожно глотая воздух.
— Вяжите! — крикнул Герасимов подоспевшим товарищам.
Перемахнуть к своим было делом всего нескольких минут.
— Ну, как?—встретил разведчиков командир взвода.
— Принимайте.
", Герасимов развязал гитлеровцу руки, вытащил кляп. Фашист испуганно затараторил: «Гитлер капут, Гитлер капут...» Сергей посмотрел на него. Сплюнул. Брезгливо обтер руки о маскхалат.
...Полк готовился к наступлению. Командиры подолгу сидели в окопах. Прильнув к биноклям, осматривали каждый бугорок на той стороне. Решали сотни задач, обеспечивающих успех боя. Искали тот единственный путь, который давал возможность победить врага. И в этом они напоминали лоцманов, выбирающих фарватер.
Перед наступлением разведчики отдыхали. Стирали гимнастерки, брились, подшивали подворотнички.
— Не грех бы и на танцы вечерком сходить, — намыливая щеки, сказал Лялин.
— Не отпустят, — ответил Сергей. — Полк к прорыву готовится, а ты о танцульках думаешь.
— «Батю» попросить бы.
— Да, ему только и делов до наших танцев.
— Ну я хотя бы попрощаться с Мариной сбегаю. До деревни рукой подать. Можно?
— Подожди, Иван. Приедет младший лейтенант, решит.
Вдалеке затарахтел мотоцикл. Лялин, сощурясь, приложил козырьком ладонь:
— Так и есть. Взводный едет.
— Вот тебе и «кадриль», — сказал Герасимов, снимая с куста еще не высохшую гимнастерку.
И снова «нейтралка» — ничейная земля. И снова ползут разведчики, оставляя за собой на рыхлом снегу след. Впереди обманчивая тишина. Враг молчит. Справа, точно спросонок, застрочил пулемет. Сноп трассирующих пуль прочертил небо. Взлетают ракеты. Не спит передовая!
Младший лейтенант Чадаев подозвал Герасимова.
— Сергей, судя по всему, это штаб, — сказал он, показывая на землянки, обнесенные колючей проволокой.— Сними часового у крайней землянки. У тебя это лучше получается. В случае чего мы поможем.
Герасимов бесшумно пополз вперед. Вскоре он скрылся в темноте. Командир взвода и рядом с ним Лялин, затаив дыхание, следили за каждым движением часового. Быстрее, чем они предполагали, сзади гитлеровца появился силуэт Герасимова. В руке Сергея блеснул финский нож, и часовой без звука осел на землю. Младший лейтенант с разведчиками бросились в блиндаж. Лялин дал очередь из автомата. Рослый фашист схватился за грудь. Через минуту он затих. Второй поднял руки вверх и застонал.
— Чего он? — пригибаясь, вскочил в землянку Сергей.
— Черт его знает. Кажется, зацепил, — ответил Лялин.— А ну, встань!
Пленный попытался приподняться, но не смог, охнул и повалился на бок.
— Тащи его. Быстрее, — торопил друга Сергей. Лялин взвалил пленного на плечи. Моросил теплый весенний дождь. Под ногами чавкала набухшая земля. Начинало светать.
Вернувшись к себе, разведчики умылись, поели и рассчитывали поспать после ночного поиска.
— Герасимов, к командиру полка!— крикнул посыльный из штаба.
Пришлось сменить подворотничок и бежать в штабную землянку.
— Товарищ подполковник, по вашему приказанию...
— Садись, — Беспятов показал на стул. — Позвал тебя, чтобы поблагодарить за службу. Командир взвода доложил, что ты и на этот раз отличился, — продолжал подполковник.— Я приказал составить наградной лист. Представляю за личную храбрость к ордену Славы третьей степени.
* * *
Летом 1944 года 166 дивизий, 12 танковых и механизированных корпусов четырех фронтов, объединенные в могучий кулак, двинулись в наступление. Прорвав оборону врага, советские солдаты устремились вперед. По высушенным июньским солнцем магистральным, шоссейным, проселочным дорогам двинулись тысячи людей, машин, танков, орудий.
День и ночь наступали войска. День и ночь шел по белорусской земле солдат-разведчик Сергей Герасимов.
За Березиной полк натолкнулся на сильный опорный пункт гитлеровцев. Подполковник принял решение: обойти и ударить с фланга.
— Надо выяснить обстановку в деревне Долгая,— обратился он к разведчикам. — Кто пойдет?
Вперед шагнул старший сержант Герасимов и еще шестеро...
Деревня Долгая находилась в тылу врага, километрах в двадцати от линии фронта. Ехали верхом, извилистыми лесными просеками. Грозный, похожий на раскаты грома, гул оставался где-то левее и сзади. Вокруг была настороженная тишина. И кони словно чувствовали ее. Они мягко ступали копытами по покрытой прошлогодними листьями и хвоей земле.
На рассвете лес кончился. Впереди, как лоскутное одеяло, раскинулись поля. По косогору лепились крытые соломой деревенские хаты. Сергей достал карту, тщательно сверил ее с местностью. Сомнений не было.
— Приехали! — сказал он товарищам. — Чураков останется с лошадьми, остальные за мной.
Берегом речушки разведчики скрытно подошли к деревне, притаились в ольховых кустах. Деревня казалась безлюдной. Из крайней хаты вышла женщина. На широком коромысле покачивались ведра. Она подошла к реке, зачерпнула воды и, поправив белый платок, начала подыматься на берег. Герасимову хотелось выйти из кустов, расспросить ее. Но спешить нельзя, сначала надо осмотреться, — таков неписаный закон разведчиков. Женщина не торопясь одолела извилистую тропинку и скрылась в хате.
— Ребята, — сказал Герасимов, — оставайтесь, а мы с Лялиным пойдем.
К хате подошли осторожно. Лялин остался у калитки палисадника, Герасимов поднялся на крыльцо. Он без стука отворил дверь, нагнулся, чтобы не удариться о косяк.
— Здравствуйте, хозяйка.
— Ты кто будешь? — боязливо осматривая рослого парня, спросила старая женщина.
Одета она была в лохмотья, на ногах — стоптанные валенки.
— Свой, мать. Видите?—Герасимов распахнул плащ-палатку.
— Ой, родненький, — запричитала женщина, — как заждались мы вас. Думала, помру, так. и не увижу своих.
— Немцы есть в деревне?
— Есть! Як же им не быть. Там и машины ихняи, у школы. Да ты присядь, родимый. Молочка выпей... — Она засуетилась, не зная от волнения, что ей делать.
— Не беспокойся, мать, пойду. Торопиться надо. Деревня Долгая растянулась километра на полтора.
Часть хат перевалила через косогор и скрывалась в зелени садов. Как лучше организовать наблюдение? Герасимов решил разделить бойцов на две группы. Одну возглавит он, другую — сержант Алексеев.
Вместе с Лялиным Сергей отправился на другой конец деревни.
— Видишь? — Лялин показал на кирпичный, похожий на сарай дом.
— Вижу.
На площадке перед домом стояли бронетранспортеры. Камуфляж делал их малоприметными.
— Смотри сюда... — шепнул Иван.
На огородах третьей от края избы они заметили зенитную пушку. А неподалеку еще одну.
Сергей быстро делал пометки на обратной стороне карты.
— Ну, всё. Пошли.
Герасимов спрятал карту, и они отправились к своим. Уже спускались с косогора, когда услышали шум мотора.
Поднимая облака пыли, на дороге показалась открытая легковая машина. Она проехала немного дальше того места, где притаились разведчики, и остановилась.
Жалобно выл стартер, мотор не заводился. Шофер вылез и поднял капот. На заднем сиденье развалился офицер. Он о чем-то говорил с шофером. Видимо, офицер был недоволен неожиданной остановкой. Сергей посмотрел на Лялина:
— Рискнем?
Лялин понял и улыбнулся:
— А наказ «бати» помнишь? Не ввязываться.
— Ничего. Успеем смотаться.
Сергей прикинул расстояние до опушки, где стояли кони и теперь, наверное, собрались все ребята. Тихо снял автомат. Осторожно раздвинул кусты. Глазами показал Лялину на шофера: «Твой!» Иван кивнул головой и тоже приготовил автомат.
Две короткие очереди нарушили утреннюю тишину. Офицер и шофер не успели и вскрикнуть. Захватив лежавший в машине портфель офицера, Герасимов и Лялин бросились к опушке. На краю деревни застрочил пулемет. Где-то начали тарахтеть моторы.
Разведчики добежали до своих.
— По коням! — с ходу крикнул Герасимов и вскочил на своего вороного.
...Вечером подполковник Беспятов выслушал подробный доклад разведчиков. Особенно он был доволен содержимым портфеля, который, как оказалось, принадлежал начальнику штаба моторизованного батальона. — Орлы, орлы! — повторял он, разглядывая документы.— Тебя, Герасимов, представляем к «Славе» второй степени.
* * *
...Развивая наступление, войска Прибалтийских фронтов вместе с Ленинградским с боями освобождали Советскую Прибалтику. Много, видно, и здесь пережили горя. Все чаще встречались женщины в черных платках и шалях, и лица у них были грустные, с затаенной печалью. Такие же, как и у тех матерей, жен и вдов, которых Герасимов видел и на Новгородчине, и под Витебском — на всей земле, побывавшей «под немцем».
Чувствуя приближение конца, фашисты стали воевать по-другому. Это уже был не тот «фриц», который шел по нашей земле, горланя песни и требуя «яйки», «млеко». И не тот, который, ослепленный верой в «тигры» и «пантеры», очертя голову шел в атаки. Гитлеровский солдат в сорок четвертом не хотел подыхать за здорово живешь. При случае он чаще орал: «Гитлер капут». Но его фюреры и генералы все еще не теряли надежды остановить сокрушающее продвижение Красной Армии, не допустить советские войска на территорию Германии. Они продолжали строить оборонительные «валы» и линии.
На громадном протяжении — почти от Даугавы до Немана — гитлеровцы предполагали создать прочную оборону. Каждый хуторок, не говоря уж о городах, превращали в узлы сопротивления, опоясанные сетью траншей, проволочными заграждениями, густыми минными полями. Подвалы ощетинивались огневыми точками. На перекрестках дорог высились бетонные крепости — доты.
Нет, совсем не просто было воевать советскому солдату и в сорок четвертом. Но и он стал другим. Он прошел великую школу мужества и воинского мастерства.
Сергей Герасимов с улыбкой теперь вспоминал, как воевал под Ленинградом в сентябре сорок первого года, как прятал голову за прикладом пулемета... И тот, кто слушал его, глядя на боевые награды старшего сержанта, думал: «Вот он каков, советский солдат четвертого года войны».
Угадать солдатские пути на войне невозможно. Не ожидал Сергей, что его фронтовая биография не только начнется на Ленинградском фронте, но и на этом же фронте закончится. В феврале 1945 года войска 1-го и 2-го Прибалтийских фронтов передали под командование маршала Говорова. После боев под Шауляем, когда всем солдатам, не говоря уже о командирах, 306-й стрелковой дивизии, в которой воевал Сергей Герасимов, казалось, что им до Германии рукой подать, дивизию повернули на север.
Бои оказались необычайно упорные. Под Либавой гитлеровцы закопали в землю сотни танков и самоходных установок. Прорвать броневой пояс было нелегко. Разведчикам поставили задачу найти в нем брешь, добыть столь нужного и полку, и дивизии «языка».
...Третью ночь разведчики безуспешно пытались проникнуть за передний край врага. Каждый раз они. наталкивались на непроницаемую стену огня. Теряли своих товарищей. Возвращались злые и усталые.
А еще предстояли неприятные разговоры с новым командиром полка. Полковник, конечно, слышал, какие отчаянные и смелые разведчики в 935-м, наверное, знал, как они брали «языков» в Белоруссии. Но нужен был пленный сегодня.
— Ну так как же? — заложив руки за спину, спрашивал он разведчиков. — Мне прикажете за «языком» отправляться... А?
Разведчики понимали, почему нервничает полковник. С ним вышестоящее начальство тоже разговаривало насчет «языка». Может быть, правда, повежливее, но наверняка строго.
— «Язык» должен быть! Любой ценой! Поняли? — настойчиво требовал полковник.
Огорченные своими неудачами, разведчики понуро возвращались в землянку. И не было слышно в те дни у них веселой шутки, не лезла в горло солдатская каша.
Сергей часто уединялся и, оставшись один, обдумывал, как перехитрить врага.
— Разрешите, товарищ полковник! — обратился он как-то к командиру полка.— Я придумал, как «языка» взять.
— Рассказывай!
Герасимов коротко доложил свой план.
— Вдвоем решил идти? А понимаешь, какой это риск? — полковник пристально смотрел на старшего сержанта.
— Понимаю. — Сергей выдержал взгляд командира.— У разведчика всегда риск. Только разный... Бывает глупый, а бывает и необходимый.
— О! Да ты и философ еще!—добродушно улыбнулся полковник.— С кем пойдешь?
Сергей вспомнил Лялина: «Хорошо бы с Иваном, но он, бедняга, по госпиталям мотается».
— С сержантом Алексеевым, товарищ полковник! Алексеев —разведчик молодой, но смекалистый, храбрый, и он, как говорится, быстро пришелся ко Двору.
Сергей подружился с ним. Не раз ходили вместе в разведку. Товарищем он оказался верным и надежным, понимал с полуслова и в трудную минуту всегда готов был выручить.
...Утром полковник спросил командира взвода разведки:
— Не вернулись?
— Нет.
«Что же случилось? Неужели погибли?» — взволнованно расхаживая в тесной землянке, тревожился командир полка.
Не вернулись разведчики и к вечеру, и на следующее утро. Командир полка несколько раз брался за телефонную трубку, чтобы доложить генералу, и опускал ее. «Нет, парень, кажется, не такой, чтобы сплоховал»,—думал полковник, восстанавливая в памяти разговор с Сергеем.
На третью ночь, перед рассветом, командира полка поднял телефонный звонок. Комбат-один докладывал:
— Товарищ ноль-первый, хлопцы вернулись. Жирного «гуся» притащили... Герасимов ранен в ногу. Отправили его в медсанбат.
...Письмо Алексеева нашло Сергея в одном из госпиталей где-то в апреле. Солдатский треугольничек весь был испещрен печатями. Видно, немало проплутало письмо, прежде чем попало по адресу. Алексеев писал: «Здравствуй, боевой друг Сергей! Сообщаю, что мы вот уже вторую неделю гоним фрицев. Бьем их там, откуда они в сорок первом пошли на Ленинград. И как нам говорил командир взвода, это та же самая группировка «Север». Только она теперь сильно растаяла... Еще хочу сообщить, что тебя за тот поиск представили к награде... Поправляйся! Свидимся, наверное, после войны».
Сергей прочитал письмо. Положил его на тумбочку. В раскрытое окно госпитальной палаты врывались запахи весны. В белой кипени стояли вишни и яблони. Сергей пошевелил ногой и удовлетворенно подумал: «-Цела! Еще похожу по земле...»
* * *
В 1956 году почтальон принес открытку. Военный комиссар города Ленинграда просил Сергея Герасимовича Герасимова явиться в военкомат.
«Зачем бы? Ведь вроде как по чистой уволен», — не понимая причины вызова, Герасимов вертел в руках открытку. На следующий день отпросился пораньше с работы. Приоделся. Отправился из Пушкина в Ленинград. В старинный особняк на улице Маклина он приехал точно в назначенное время. Дежурный по военкомату спросил:
— Вы к кому, товарищ? Сергей показал открытку.
— А, ясно! Идемте, провожу.
Зал на втором этаже был уже заполнен. Герасимов скромно занял место у окна. Вошел генерал. Шум умолк. Он взял красную папку, раскрыл ее.
— Товарищ Герасимов здесь?
— Я, — по солдатской привычке Сергей быстро встал, опустил руки по швам.
Генерал взглянул на него, улыбнулся:
— Указом Президиума Верховного Совета вы были награждены орденом Славы первой степени. Через много лет награда нашла вас. Позвольте, Сергей Герасимович, вручить вам орден.
Сергей, стараясь идти строевым шагом, вышел на сцену. Принял из рук генерала орден и как солдат ответил: «Служу Советскому Союзу!» Смущаясь от волнения, спустился в зал. Его обступили незнакомые люди. Все они, как близкие друзья, тепло и искренне поздравляли его.
Ю. Кринов, И. Нехаев
| Предыдущая страница | Содержание | Следующая страница |
