В тихих залах Музея истории Ленинграда есть одна витрина с фотографией, всегда привлекающая к себе внимание: женщина-сталевар в шляпе, темных очках и с огромным крюком в руках, привычных к тяжелому труду. Она стоит у загрузочного окна мартеновской печи, и блики вырывающегося пламени расплавленного металла освещают красивое лицо, белоснежный воротничок, отложенный на воротник спецовки. Под портретом — ложка сталевара для проб плавки — ею пользовалась она в тяжелые годы Великой Отечественной войны, когда варила отличную сталь. На этикетке надпись: «Сталевар завода «Большевик» Доротея Яковлевна Блинова».
Героическая женщина, она запомнилась мне по этому портрету сразу. Но тогда я совсем не думала, что увижу ее когда-нибудь наяву,
И вот мы встретились. Я не смогла скрыть удивления. На меня смотрели синие-синие, без единого пятнышка, по-детски доверчивые глаза небольшой хрупкой женщины, обаятельной, нежной, не утратившей своей красоты, несмотря на возраст.
— Здравствуйте, — говорит она тихим, мягким голосом.
— Здравствуйте, Доротея Яковлевна. — Я сжимаю ее маленькую теплую ладонь. Наверно, удивление отразилось в моем взгляде, потому что она спрашивает:
— Что вы так на меня смотрите?
— Вот уж не представляла вас увидеть такой. Вы мне казались высокой, широкоплечей, с огромными ладонями и в голосе обязательно — бас.
Она весело смеется, заражая и меня своим смехом. Через несколько минут мы сидим друг против друга. Между нами сразу же устанавливается то доверие, которое бывает между людьми, связанными многолетней дружбой.
Мне хочется о жизни и деятельности женщины-сталевара знать все. После первой встречи с Доротеей Яковлевной я старательно изучила документацию, имеющуюся в музее. Побывала на заводе «Большевик», встречалась с товарищами Блиновой по работе. Вскоре музей стал обладателем памятного альбома, выпущенного к 100-летию основания завода «Большевик».
На 97-й странице — большой портрет с надписью; «Д. Я. Блинова — первая на заводе женщина-сталевар, 1945 год». На 133-й странице — портрет учителя Доротеи Яковлевны, которого она тепло называет дядей Сашей. Под портретом — надпись: «Знатный сталевар завода А. М. Перов». Волевое, мужественное лицо человека нелегкой профессии.
Встречи, беседы, воспоминания на протяжении многих дней и вечеров. Сколько тепла и доброты сохранили в своих сердцах люди, работавшие рядом с Блиновой в те суровые годы! Капля за каплей, штрих за штрихом вырисовывался образ женщины-подруги, женщины-матери, женщины-труженицы, достойной дочери Ленинграда, награжденной медалью «За трудовую доблесть».
Известным человеком был на Балтийском заводе знатный модельщик Андрей Блинов, коммунист, участник Великой Октябрьской социалистической революции. Как-то познакомился он с молоденькой веселой девчонкой с васильковыми глазами и редким именем — Доротея. Покорила Доротея сердце Андрея своим веселым нравом и женской нежностью. Так создалась счастливая, дружная семья. В 1930 году родился первенец — Владимир. В 1931 году — Всеволод, в 1936 году — Николай. Хорошим другом, хорошей матерью была Доротея. Соседи по-доброму завидовали Блиновым. Ничто, казалось, не предвещало беды, но она пришла светлым летним утром 22 июня 1941 года.
На фронт Андрея Васильевича не взяли — оставили на заводе, как отличного мастера-модельщика. Семья жила на Московском шоссе, в районе, который уже в сентябре жестоко обстреливался врагом. От бомбежек и артобстрелов не было покоя, было страшно за детей, и Блинов перевез семью за Невскую заставу. Но главу семьи подкосил голод и в январе 1942 года унес навсегда. Так Доротея осталась одна с тремя маленькими детьми. Голод. Лютые морозы. На окраинах города разбирали на дрова деревянные дома.
— Принесу доски а пилить не умею, да и колоть и рубить не приходилось, — вспоминает Доротея Яковлевна.— Посажу детей на полено, мучаюсь, пилю со слезами. Шишки понабиваю везде, а все не получается. Как-то подходит сосед и спрашивает:
— Почему не попросишь помочь?
— Да стыдно просить. Всем сейчас тяжело.
— Так ведь дети же у тебя! Тебе втрое тяжелей. Давай пилу!
И хотя люди помогали, голод вершил свое. Детям все труднее и труднее становилось подниматься с постели. Доротея Яковлевна пыталась расшевелить их. Но приходилось часто оставлять детей одних, так как Блинова работала в госпитале, где надо было дежурить сутками.
— Услышала я от соседей, что в Кудрове жители меняют продукты на вещи, — продолжает свой рассказ Доротея Яковлевна. — Приносят картофель, овес. Повезла и я на саночках вещи. Взяла патефон с пластинками и обручальное кольцо. На счастье, попала в дом, где праздновали свадьбу. Понадобились там и патефон и обручальное кольцо. Дали мне овса и краюху домашнего хлеба, усадили за стол. Мне очень хотелось есть, но от угощения отказалась, собрала в платочек детям. Дома дети голодные. Довезла выменянные продукты.
Однажды, уйдя в госпиталь на работу, Блинова надолго задержалась в нем, внезапно потеряв сознание. Диагноз известный — дистрофия. Когда пришла в себя, ее заверили, что о детях позаботились, просили о них не беспокоиться. Вернувшись домой, она застала на двери замок. Детей не было, и никто из соседей не мог сказать, где они. Доротея Яковлевна пошла разыскивать своих детей. В детском приемнике-распределителе, который находился за Невской заставой, в Муравьевском переулке (теперь — ул. Цимбалина), ей сказали, что никаких сведений о ее детях нет, но проверить регистрационные книги отказались.
К счастью, на улице убитая горем мать случайно встретила Любовь Максимовну, учительницу среднего сына, Всеволода.
— Здравствуйте, Любовь Максимовна!
— Простите, но я не помню вас.
— Я Блинова! Мама Севы. Я у вас в родительском комитете состояла. Неужели не помните?
— Боже мой, Доротея Яковлевна? Так это вы? Как вы похудели!
Блинова рассказала о своей беде. Учительница немедленно предложила пойти с ней в приемник снова. Любовь Максимовну здесь хорошо знали. Она с возмущением отчитала регистратора за бездушное отношение к матери и сама лично нашла в книге имена ее ребят. Оказывается, всех троих мальчиков эвакуировали в Красноярский край. Детям сказали, что их мать умерла.
С адресом найденных детей спешила Доротея Яковлевна домой. Словно крылья выросли у нее за спиной! Ее дети на Большой земле, о них заботится государство, но и ей, матери, надо тоже помочь им. Появилась всеобъемлющая радость, а с нею стали прибывать силы. Она ожила. Вот тогда-то и пошла Доротея Яковлевна на завод «Большевик», где научилась варить сталь.
Конечно, ей повезло с учителями-сталеварами. Дядя Саша Перов, Миша Степанов, Миша Горшков — это замечательные люди, отличные мастера и верные друзья. Они не кичились своим мастерством, словом и делом помогали женщине осваивать трудную профессию. А училась она прилежно. Иногда ей казалось, в языках пламени появлялся ее муж, и мысленно разговаривала с ним: «Андрюша, милый, ты всю жизнь делал модели литейщикам, а я варю сталь». Появилась возможность послать детям посылки, письма, телеграммы. Как они обрадовались, узнав, что их мать жива!
20 августа 1943 года она дала первую самостоятельную плавку. Сталь признали отличной. Ее сталь шла на броню, на оружие против ненавистных врагов.
На заводе помнят такой смешной эпизод. У мартеновской печи в туфельках (другой обуви на женскую ногу не было) стояла Блинова и добавляла шихту в плавку. Со стороны казалось — приплясывает у печи женщина. В это время на площадку печи поднялись начальник цеха Г. А. Билибин и представитель Государственного Комитета Обороны.
— Это что за балерина? — громко спросил представитель.
— Доротея Яковлевна! — позвал Билибин.
Она положила на пол крюк и пошла на зов. И надо же было так случиться, что, не доходя до них несколько шагов, она споткнулась и упала на колени. Начальник цеха был человек с юмором.
— Что ж это вы, голубушка? Я совершенно уверен, что вы передо мной ни в чем не виноваты. Зачем же на колени падать? — весело, с улыбкой произнес он и помог ей подняться.
Представитель Комитета Обороны, внимательно глядя ей в глаза, спросил:
— Ну как, трудно варить сталь?
— Трудно, конечно. Зато радостно, что заменила мужа. Он был у меня настоящий труженик.
— Спасибо вам!
И, обращаясь к Билибину, по-доброму упрекнул:
— Женщина-сталевар! Это же здорово! Почему скрываешь?
Она вернулась к печи, где кипела сталь. Теперь не зевай. Экспресс-лаборатория была начеку. Дорога была каждая секунда. Блинова и ее помощники четко знали свое дело. Без слов, по жестам, они понимали друг друга. Скоро конец плавки. Страна получит новую порцию стали, из которой изготовят оружие для победы над врагом.
Давно была снята блокада Ленинграда. Красная
Армия стремительно гнала фашистов на запад. Каждое утро из репродукторов гремел голос Юрия Левитана, который торжественно извещал о событиях на фронтах. Это были незабываемые дни.
И вот по радио объявили о возвращении детей. Это было 8 июля 1944 года. Детей привезли всех в одно место — в 209-ю школу на улице Восстания (рядом с Московским вокзалом). Три детские головки прильнули к Доротее Яковлевне, и в те мгновения она была самой счастливой женщиной в мире. С трудом оправившись от первого волнения, они уселись все рядом на скамейку, держась за руки. Около них стояла нянечка и, тихо вытирая платочком глаза, говорила:
— У вас чудесные мальчики. Они хорошо учились и помогали взрослым.
А потом, безмерно счастливые, обнявшись, они шли домой, и Доротея Яковлевна не помнила, чтобы в Ленинграде было еще когда-нибудь такое солнце, такое чистое небо, такой теплый ветер.
Наконец пришла Победа. В этот день сталевары дали рекордную плавку. Когда услышали голос Левитана, оповестивший о безоговорочной капитуляции Германии, ликованию не было границ. Многие, в том числе и Доротея Яковлевна, плакали от счастья.
А на следующее утро она опять уходила на завод. Сталь была нужна ее стране, ее народу. Вдыхая свежий утренний воздух, думала: «Вот и дожили мы до Победы. Как жаль, что не дожил Андрей. Но я клянусь тебе, Андрюша, что наши сыновья вырастут достойными тебя».
В заключение мне остается добавить совсем немного. Сейчас Доротея Яковлевна Блинова живет в Пушкине. Она — на заслуженном отдыхе. Ее сыновья — Владимир и Николай — токари высокой квалификации. Всеволод — инженер. Есть у Доротеи Яковлевны внуки — Андрей, Таня и Ира. С ее лица почти не сходит добрая улыбка. Ладони ее маленьких рук спокойно лежат на столе. Белоснежная скатерть оттеняет на них голубые прожилки. И кажется неправдоподобным, что эти руки варили сталь.
| Предыдущая страница | Содержание | Следующая страница |
