...Истаяли белые ночи. Все чаще вылетаем мы на аэродромы под Ленинград и Кронштадт на помощь другим истребительным полкам, воюющим, как и мы, на «ишаках», «чайках», «мигах» и «лаггах» первых серий. Подошел второй год войны. Каким он будет для нас? Ясно одно: предстоит напрячь все силы, чтобы любой ценой очистить родную ленинградскую землю от фашистской чумы. А цену войны за минувший год мы познали сполна. Нет рядом многих боевых друзей, некоторые из нас носят следы ожогов и ранений. А горькие вести все идут и идут с обширных фронтов. Пал Севастополь, пришлось оставить ряд других городов. И на нашем фронте гитлеровцы не теряют надежды захватить Ленинград. Их силы накапливаются в районах Порхов, Луга, Красногвардейск (Гатчина), Красное Село. Но когда враг перейдет в решительные бои, пока понять трудно.
Год тяжелейших испытаний миновал. Жить и воевать он научил многих, в том числе и нас — гвардейцев. Тяжелейшие бои и напряженная учеба принесли успехи полку и эскадрилье. Теперь предстояла не менее трудная задача — сохранить уровень мастерства и боеспособности в новых сражениях. Для этого надо детально проанализировать итоги боевой деятельности за истекший год, найти новые методы тактического использования изношенных до предела «ишачков», а главное — сохранить высокий морально-боевой дух каждого воина и всей эскадрильи, державшей более шести месяцев первое место в полку.
— Поставить просто точку на достигнутом нельзя,— сказал Петр Кожанов на собрании подразделения.— Итоги года надо обсудить на партийном собрании, мобилизовать коммунистов на решение новых задач. Тем более что на фронте сейчас некоторое затишье. А оно ведь бывает перед тяжелыми боями...
Парторг Валериан Бакиров предложил поставить на обсуждение один вопрос: «450 моих боевых вылетов». Докладчик — командир второго звена Петров. Он лично сбил пять вражеских самолетов и еще пять вместе с товарищами. Его вылеты на боевое задание всегда успешны. И могут служить хорошим примером для многих летчиков, особенно молодых. Собрание было решено проводить открытым, чтобы в нем принял участие весь личный состав эскадрильи.
Вечером 21 июня 1942 года третья эскадрилья, освобожденная от боевых заданий, собралась в большой палатке на открытое партийное собрание. На него прибыли не только руководители полка и авиабригады, но и корреспонденты газет «Красный флот», «Страж Балтики» и «Победа». Видимо, необычная повестка дня заинтересовала старшие командные и политические инстанции.
Открывая партийное собрание, Валериан Бакиров сказал:
— Главный закон коммуниста на войне — быть первым в бою и постоянно учиться на лучших примерах. За год войны мы накопили большой опыт. Многие летчики имеют по двести и более боевых вылетов, а коммунисты Кожанов, Кузнецов и Голубев поднимались в воздух по 350—360 раз и провели по 60—70 воздушных боев, уничтожили много боевой техники и живой силы врага. Хорошие боевые результаты имеют коммунисты Цыганов, Дмитриев, а самый большой налет в полку имеет наш молодой коммунист Владимир Петров. Мы попросили его рассказать о своих боевых вылетах.
Первый раз в жизни Володя Петров выступал перед такой авторитетной аудиторией. Волнуясь, он подошел к самодельному столику, заменявшему трибуну, глубоко вздохнул, вытер платком юное загорелое лицо, одернул синий морской китель, на котором блестели два ордена Красного Знамени, положил на стол листочки с текстом выступления.
— Войну я встретил рано утром 22 июня. А вражеские «юнкерсы» увидел только через десять дней. Мы летели звеном на дальнюю разведку и встретили группу бомбардировщиков Ю-88. Они держали курс на восток. Я удивился, что командир не атакует врага, и погнался за отставшим от группы «юнкерсом». В первой атаке сразил верхнего стрелка. Враг начал маневрировать, создавать условия для ведения огня нижнего стрелка. Бой шел восемь — десять минут. Мне все же удалось сбить стервятника. И тут я увидел, что нахожусь один. Командир звена с ведомым улетели по курсу разведки. Радуясь победе, я вернулся на аэродром. Захожу на посадку, а мне навстречу летят красные ракеты, выложен знак креста — запрет посадки. Сделал два круга и только тут понял, что у самолета не выпущены шасси. Спасибо дежурному по полетам и друзьям, что уберегли от большой аварии.
Досталось же мне в этот день на двух разборах от командира звена, эскадрильи и опытных товарищей. Я понял, сколько в одном вылете допустил грубых ошибок: оторвался от группы, не выполнил задание по разведке, ослабил звено, чуть не разбил самолет при посадке. Счастье наше, что не встретились тогда с истребителями врага. Полет мог стать для всех, и особенно для меня, последним.
Потом постепенно дошел до меня закон истребителей: не отрываться от группы, не горячиться, действовать в тесном огневом взаимодействии, не увлекаться атакой и даже удачным боем, постоянно видеть обстановку и, не жалея себя, выручать товарища. Но не сразу освобождался я от ошибок. Только детальные и строгие разборы боевых заданий, прямая критика товарищей помогли моему становлению. Но по-настоящему воевать научился, когда мы стали систематически и глубоко изучать тактику ведения различных воздушных боев, изучили сильные и слабые стороны самолетов противника, углубили знания по своему самолету и вооружению.
Товарищи гвардейцы, есть у каждого из нас еще одна большая скрытая сила — морально-боевой дух. Это он помог нам выстоять в тяжелых боях под Таллином и Ленинградом, завоевать гвардейское звание и нанести поражение хваленым «охотникам» здесь, над Ладогой. Я на себе в этом убедился. Вы все знаете, какое я перенес личное горе, как надломилась моя душа. Потеряв родных и близких, я временно утратил и боеспособность. И как я благодарен всем вам за поддержку и внимание, особенно комиссару и командиру эскадрильи. Они вовремя почувствовали мое состояние, по-отцовски, с заботой, сумели восстановить мои моральные силы. Доверили первому взять в руки святыню — гвардейское знамя и пронести его перед строем полка. Это доверие вернуло мне силы к жизни и борьбе с врагом до полной победы. А для этого я буду и дальше постоянно учиться и учить подчиненных.
Долго продолжались деловые и по-партийному критические выступления коммунистов, комсомольцев и беспартийных. Собрание затянулось, часы показывали одиннадцать вечера, когда председатель предоставил слово комиссару эскадрильи.
Не только о достижениях говорил Петр, он привлек внимание к тем проблемам, которые нам еще предстояло решить. Особенно это касалось отстающих членов коллектива и наших неиспользованных резервов. С особой силой прозвучали слова критики в адрес лейтенанта Гусейна Багирова, все еще не сумевшего преодолеть боязнь при встрече с врагом.
Кожанов напомнил о памятном бое, когда эскадрилья прикрывала войска 54-й армии. Во время одного из вылетов Багиров вел замыкающую пару в ударной шестерке. Уже в начале маршрута он вдруг передал по радио: «Обрезает мотор, возвращаюсь». Его ведомый сержант Бугов остался один. Кожанов приказал Бугову занять место левого ведомого в своей паре. Но чуть позже, когда над линией фронта завязался бой с большой группой вражеских истребителей, комиссар пожалел, что не вернул Бугова на аэродром вместе с ведущим. В свободном воздушном бою между истребителями третий часто оказывается лишним... Получив повреждение, самолет Бугова стал плохо слушаться рулей управления. Видя это, противник усилил атаки, и только умелое взаимодействие ударной и обеспечивающих групп помогло Кожанову надежно прикрыть сержанта, да еще сбить двух «мессеров». Но на обратном пути, делая вынужденную посадку, сержант Бугов допустил роковую ошибку — посчитав, что садится на укатанное снежное поле, он выпустил шасси, а это оказалось припорошенное снегом болото. Самолет скапотировал, и наш боевой товарищ погиб в перевернувшейся машине.
Когда разбирались причины вынужденного возвращения Багирова, Кожанов лично облетал его самолет; оказалось, что мотор работает нормально.
На разборе комиссар строго сказал Багирову: «Когда исправный мотор в воздухе «обрезает» — это тяжелый признак — летчик страдает трусостью. И если он не найдет в себе силы побороть страх, то и впредь за это придется расплачиваться жизнями друзей и подчиненных».
С тех пор Петр старался пробудить в лейтенанте качества, необходимые боевому летчику, да что там летчику, каждому человеку,— смелость, решительность, трезвый расчет, уважение и преданность товарищам.
Казалось, Багиров осознал свою вину, соглашался с со всем, что было сказано в его адрес. Обещал подумать, исправиться... Если бы мы только могли предположить, какую роковую роль сыграет в судьбе комиссара этот человек.
Собрание подходило к концу. В заключение Кожанов сказал:
— Товарищи! Коммунисты эскадрильи являются испытанным, сплоченным ядром нашей гвардейской семьи.
Они были и останутся родником той силы, которая приведет не только к разгрому врага под Ленинградом, но и к полному изгнанию фашистской нечисти с нашей родной земли.
Глубокой ночью расходились гвардейцы по своим землянкам и палаткам на короткий отдых. Наступал первый день второго года войны.
31 июля полк получил приказ: произвести подготовку и скрытно — на предельно малой высоте — перелететь на аэродром Бычье Поле — западную болотистую часть острова Котлин на постоянное базирование. На плечи гвардейцев была возложена ответственная задача: прикрыть боевые корабли и главную военно-морскую базу флота, а также днем и ночью осуществлять противовоздушную оборону западного морского сектора Ленинграда.
И вот мы в знакомом районе, где в августе и сентябре прошлого года стояли насмерть. Но нет уже с нами многих испытанных воздушных бойцов: из былого состава в полку и эскадрилье осталась лишь четвертая часть. Для многих это были совершенно новый район, новая наземная и воздушная обстановка.
Еще до нашего прилета враг тщательно пристрелял наиболее важные цели — корабли на рейде, Кронштадт и аэродром — и постоянно вел прицельную стрельбу. Вот и сейчас: не успели мы зарулить на стоянки, как начался очередной артиллерийский налет. Невольные приседания и падения на землю гвардейцев от каждого близкого разрыва нас с комиссаром не удивляли. Ничего, привыкнут, бросят эту вынужденную «зарядку», научатся жить и работать даже в таких смертельно опасных условиях. Главное — мы вновь в первых рядах защитников Ленинграда.
День за днем шла напряженная работа на земле и самоотверженная борьба в воздухе. Прикрывая надводные корабли, подводные лодки, транспортные и вспомогательные суда на рейде Кронштадта и в Финском заливе, комиссар Кожанов с удивительной быстротой изучил силуэты кораблей различных типов и классов, их боевые возможности.
В сентябре начались новые тяжелые испытания. Ленинградский фронт и Балтийский флот приступили к операции на синявинском направлении. В критический момент и наш полк был экстренно введен в бой.
Однако противник, используя резервы, сдержал наше наступление на земле и в воздухе. В эти дни он впервые на нашем участке фронта применил новый истребитель «Фокке-Вульф-190» — самолет с очень сильным вооружением — две 20-миллиметровые пушки и два крупнокалиберных пулемета. Мощный мотор воздушного охлаждения позволял немецким летчикам развивать скорость более 600 километров в час, а главное, эта машина, обладая мощной защитной броней, могла свободно вступать в бой на встречных курсах. Изменил враг и тактику ведения воздушного боя. Он стал широко применять наши приемы и элементы боя: смешанные и эшелонированные по высоте и глубине боевые порядки, резерв в воздухе на удалении 5—10 километров от места боя. Все это сказалось на наших боевых успехах. В боях с превосходящими силами противника полк понес значительные потери. Это привело не только к вынужденной замене командира полка, но и нанесло нам ощутимый моральный ущерб: у некоторых летчиков появились сомнения в своих силах, ослаб бойцовский дух.
Для дальнейшей успешной борьбы с самолетами «фокке-вульф» необходимо было по-новому подойти к оценке морально-боевых качеств каждого летчика, изыскать и внести что-то новое в тактику боя, найти способы огневого поражения противника на встречно-пересекающихся курсах, так как вести с ними сражение в обычных условиях было невозможно, слишком велико преимущество противника в скорости. Велика была роль комиссара в становлении уверенности личного состава нашей эскадрильи.
Длинные октябрьские ночи и погожие короткие дни помогли нам залечить полученные травмы, отработать новые элементы ведения боя, в частности применение реактивного оружия, которое приобретало главную роль в борьбе с ФВ-190. И вновь упорный труд, как и в мартовские дни на Ладоге, вернул нам уверенность в своих силах. Теперь многое зависело от нас — как быстро нам удастся сбить первый «фоккер».
И вот наступил долгожданный день. 21 октября патрульная группа от первой эскадрильи завязала бой с фашистскими самолетами. На помощь взлетела дежурная шестерка И-16 под командованием комиссара Кожанова. Используя всю мощность моторов, на максимальной скорости спешили кожановцы на выручку друзьям. А положение у тех было сложное. Две четверки ФВ-190 наседали с двух сторон, стараясь оттеснить патруль от кораблей-тральщиков, по которым готовился бомбовый удар «юнкерсов». Получил ранение ведущий патруля капитан Овчинников. Истекая кровью, он вышел из боя. Тут же пара «фоккеров» устремилась на него в атаку.
Фашистские летчики увидели доворачивающие им навстречу пару «ишаков», однако продолжали атаковать самолет Овчинникова, считая, что преимущество в скорости и в вооружении позволит им не только добить свою жертву, но и справиться с парой Кожанова. Жестоко просчитались фашисты.
Вот когда комиссару пригодились новые навыки и упорные тренировки по пускам РС-82 по буксируемому конусу. Он, мгновенно определив упреждение и расстояние до цели, дал залп из всех шести «эрэсов». Выпущенные снаряды накрыли ведущий ФВ-190, и тот, круто пикируя, оглушительно ревя горящим мотором, врезался в воду.
Четкие действия группы Кожанова и «фоккер», сбитый с первого же захода, заставили фашистов взять курс на запад, так и не решив своей задачи.
А спасенный Овчинников — тоже комиссар эскадрильи — дотянул самолет до аэродрома, нашел силы посадить его и потерял сознание.
Да, опять оказался на высоте комиссар. Мастерская, просто ювелирная атака «фокке-вульфа» реактивными снарядами, выполненная Петром Кожановым, стала хорошим наглядным уроком для летчиков полка в борьбе с новейшим фашистским истребителем и прибавила нашим ребятам уверенности в себе.
На следующий день — 22 октября — рано утром я вернулся после ночных вылетов в домик, где жил вместе со своими друзьями — командирами эскадрилий Михаилом Васильевым и Геннадием Цоколаевым. Они собирались на аэродром на дневную работу. Вдруг раздался сильный стук в окно. Михаил приподнял маскировочную штору, сквозь стекло мы увидели веселое лицо командира полка. Он кричал через двойные рамы:
— Качайте Голубева!
Мы недоуменно посмотрели друг на друга, пытаясь понять, что же произошло. Все выяснилось, когда в комнату словно вихрь влетел подполковник Корешков, обнял меня и закричал:
— Что ж вы стоите? Качайте Голубева, ему, комиссару Кожанову и Алиму Байсултанову присвоили звание Героя Советского Союза. Только что передали по радио Указ Президиума Верховного Совета!
Михаил Васильев и Геннадий Цоколаев крепко обняли меня, а потом три пары сильных рук несколько раз подкинули до потолка.
— А теперь все за мной! — скомандовал командир полка.— Качать Кожанова, ведь он первым из комиссаров эскадрилий и полков морской авиации стал Героем Советского Союза.
Мы бросились в другой домик, где жили комиссары и заместители командиров эскадрилий. Там веселый переполох был еще больше. Петра подбрасывали до тех пор, пока он не взмолился.
Радостная весть за несколько минут облетела весь авиационный гарнизон, и вскоре состоялся общегарнизонный митинг, в котором приняли участие представители города и морских частей.
Митинг превратился в настоящий праздник. Летчики, техники и мы, новые герои полка, поклялись бить врага, не жалея сил и жизни, до полного освобождения Ленинграда и всей нашей Родины.
В январе 1943 года полк принял активное участие в операции «Искра», в результате которой была прорвана блокада Ленинграда. За отличное выполнение боевых задач командование приняло решение выделить нашему полку 20 новых истребителей Ла-5, приобретенных на средства тружеников Горьковской области. Для переподготовки мы выбрали 30 лучших летчиков.
И вот впервые за всю войну мы с Кожановым вылетели в тыл на транспортном самолете Ли-2. Но летели мы уже в новых должностях: я как заместитель командира полка, а мой боевой комиссар — командир третьей эскадрильи...
| Предыдущая страница | Содержание | Следующая страница |
