Первая половина апреля на Ладоге выдалась на редкость капризной. То буйствовали морозные метели, то вдруг на двое-трое суток наступало потепление. Мокрый снег и дождь выводили из строя аэродром, стоянки самолетов, вода заливала землянки, а ледовые дороги на трассе превращались в сплошную снежную кашу. Для нас, авиаторов, пожалуй, самым трудным и опасным были взлеты и посадки с раскисшего аэродрома. Поэтому для каждого боевого задания приходилось подбирать самых подготовленных летчиков. 15 апреля во второй половине дня на прикрытие ледовой трассы вылетела шестерка под командованием Кожанова. Замыкающую пару вновь после вынужденного перерыва вел командир звена Володя Петров. Перед вылетом он обратился к комиссару:
— Товарищ командир группы! Видимость сегодня минимальная, высота облаков тоже не более 1200 метров. Для «мессеров» вертикальный маневр ограничен. Вы ведите свою четверку на высоте 700—800 метров, а я пойду сзади, в стороне — на удалении километр-полтора, под самой кромкой облаков. За меня не беспокойтесь, вашу группу я буду держать под постоянным наблюдением. Сегодня бомбардировщики вряд ли прилетят, а вот Ме-109 с бомбами будут обязательно...
— Ладно, тактик, я твой замысел понимаю. Свое звено в таком случае тоже растяну по высоте и дистанции, но смотри, чтобы никаких необдуманных действий.
— Нет! Не беспокойтесь,— радуясь, что его инициативу поддержали, ответил Петров и побежал к самолету ведомого.
...Первые пятьдесят минут патрулирования прошли спокойно. Группа Кожанова держалась на два-три километра южнее ледовой трассы, по которой сплошным потоком, в четыре ряда, на восток и на запад по залитым водой колеям медленно двигались грузовые машины, фургоны и автобусы.
В течение всего этого времени Кожанов почти не видел пару Петрова. Но на запросы Володя каждый раз отвечал:
— Здесь! Вас вижу!
Его пара, прижавшись к нижнему краю облаков, продолжала держаться южнее звена комиссара на расстоянии чуть более километра.
С КП полка дали команду на взлет шестерки И-16 от второй эскадрильи, которая должна была сменить группу Кожанова над Кобоной.
Фашисты, планируя нанесение ударов по автоколоннам с воздуха, тоже имели свои расчеты. Постоянно следя с помощью радиолокаторов за нашими патрульными группами и местами их смены, стремились наносить короткие внезапные удары по ледовой трассе в местах, наиболее удаленных от нашего патруля. Но на этот раз противник просчитался. За несколько минут до конца срока патрулирования Кожанов умышленно снизил высоту полета своей четверки до 450—500 метров и тем самым ушел от .наблюдения вражеских локаторов, а пару Петрова, лишь иногда выныривающую из облаков, противник вообще наблюдать не мог.
Зоркий глаз девушки-оператора на радиолокационной станции «Редут-59» в гуще засветок на индикаторе вскоре обнаружил несколько всплесков, соответствующих группам вражеских самолетов. Тут же полетела команда на КП полка и пункт наведения:
«Мелкие группы вражеских самолетов в 20 километрах южнее трассы!» Больше обнаружить противника на экранах локаторов не удалось, но нам и этого было достаточно для принятия нужного решения.
— 03-й (позывной Кожанова), задержись в западной части зоны, противник с юга, 10—15 километров. Смена вылетает. Я 33-й (мой постоянный позывной).
— 33-й! Вас понял,— без позывного ответил Кожанов. И увеличил скорость своих самолетов на случай внезапного боя.
Услышав команды с КП полка, Петров еще плотнее прижался к облакам и встал в вираж южнее звена комиссара.
«Хватит ли горючего дождаться врага и смены,— беспокоился Кожанов. Он два раза, для уверенности, нажал на шток замера бензочасов.— Должно хватить, до полной остановки мотора минут пятнадцать-шестнадцать».
Не прошло и четырех минут после получения команды, как метрах в 600—700 южнее своего звена Кожанов увидел горящий «мессер». Самолет под небольшим углом врезался в торосы, разбросав во все стороны огненные куски металла. И тут же в наушниках шлемофона услышал злой голос Володи Петрова:
— Ну что, гад, получил?! — А потом веселое дополнение: — 03-й, вас вижу, один есть, остальные нырнули в облака, смотрите внимательней!
Звено Кожанова, как ни старалось, противника обнаружить не смогло. Летчики увидели только десять взрывов в различных местах южнее трассы. Значит, «мессеры», потеряв неудачника, повернули восвояси.
Услышав передачу Петрова, я запросил Кожанова сообщить обстановку.
— 33-й! Сбит «мессер», боя нет, жду смены,— ответил комиссар.
Встречать группу Кожанова вместе со мной поехал комиссар полка Хахилев. Он присутствовал на КП полка и хотел лично поздравить группу с удачным выполнением боевого задания.
Посадка самолетов прошла благополучно. Кожанов опросил летчиков группы, обнял Володю Петрова и четким шагом подошел с докладом к комиссару.
— Товарищ комиссар! Летчики третьей эскадрильи боевое задание выполнили. Командир звена Петров внезапной атакой сбил Ме-109. Самолет упал и взорвался в двух километрах южнее трассы, на границе западной части зоны ответственности.
— Поздравляю, товарищи гвардейцы, с очередной победой! — сказал Хахилев, обнял Петрова, пожал руку Кожанову и добавил: — К вашей боевой удаче сегодня будет приятное дополнение. Только что на аэродром приехала бригада фронтовых артистов — ансамбль Клавдии Шульженко. Они дадут два концерта. Первый — в полковой столовой, а второй — в вашей большой палатке. Поэтому прошу во время первого концерта, до наступления темноты, подежурить в воздухе. Безопасность при таком мероприятии должна быть особая. К вам на концерт придет часть личного состава ремонтной мастерской и технической базы.
А вечером мы дружно аплодировали чтецам и декламаторам, особенно Владимиру Коралли, носившему командирскую форму со шпалой в петлицах, Алле Ким — «женщине без костей», выполнявшей сложнейшие акробатические номера. Но главный успех во втором концерте выпал на долю Клавдии Ивановны Шульженко. Она исполняла песни, которые мы часто слышали по радио и в записи на пластинках, но на фронтовом концерте все это воспринималось совсем по-другому. Особенно нас потрясла песня «Синий платочек» в новом, военном варианте.
Когда Владимир Коралли объявил, что будет исполнена песня «Синий платочек», Кожанов, сидевший рядом, весь напрягся и тихо прошептал:
— Это наша с Катей любимая песня, мы часто пели ее до войны.
Нетрудно было догадаться, о ком он думал в эту минуту. Долгие месяцы Петр жил лишь одной надеждой, не имея никаких известий о судьбе жены и дочери. Но сила воли и мужество, ответственность за судьбы товарищей не позволяли ему проявить даже малейшую слабость. Душевный и чуткий, умеющий искренне и преданно любить, он всегда был для каждого из нас примером настоящего политработника.
Слова песни в сердечном исполнении Клавдии Ивановны проникали прямо в душу каждого воина, звали на победный бой, на подвиг.
Концовку песни мы слушали стоя, и долгие бурные аплодисменты заставили уставшую певицу повторить «Синий платочек». После окончания концерта Клавдия Ивановна сказала:
— Спасибо вам, мои боевые друзья, за аплодисменты, теплоту и внимание, с какими вы нас приняли. Хотелось бы, чтобы в знак нашей встречи вы, как сегодня, каждый день сбивали над Дорогой жизни вражеские самолеты, чтобы не только мы, но и другие артисты приезжали к вам почаще.
В ответном слове я обратился к Клавдии Ивановне от лица всей эскадрильи:
— Ваш «Синий платочек» мы будем всегда ощущать у себя на груди, и он будет охранять нас от пуль и снарядов. Он будет разить врага так же, как меткие очереди гвардейских пулеметов и пушек. Первый же следующий «юнкерс» или «мессер» мы собьем в честь вашего прекрасного коллектива. И уже завтра мы постараемся выполнить свое обещание.
Глаза Клавдии Ивановны подернулись слезами:
— Спасибо за дорогие сердцу слова,— сказала она.— Хотелось бы у вас остаться, да нас ждут на Ладоге. Но если завтра вы собьете вражеский самолет, то мы обязательно вернемся и дадим концерт по вашим заявкам. Еще раз спасибо...
Утро следующего дня опять началось сильным мокрым снегопадом. Метеоролог категорично заявил, что погоды сегодня не будет. Поэтому, оставив по одному звену в готовности № 2, мы занялись учебой, она теперь всеми воспринималась как должное, необходимое.
Во время обеда не то серьезно, не то в шутку Кожанов сказал:
— Слышь, Василий Федорович, а ты вчера сильно подставился Клавдии Ивановне. Хорошо, что она уехала, а то бы в такую погоду пришлось тебе краснеть за обещание сбить «юнкерса».
Я не знал, что ответить ему, и молча доедал жиденький суп с макаронами. В столовой воцарилась тишина, все прекратили есть и ждали моего ответа.
— Погода будет, Петр Павлович! Я ее здесь знаю лучше «ветродуя». К вечеру ненастье стихнет, облачность поднимется, лишь бы аэродромы не раскисли. Тут уж фашисты не усидят, примчатся бомбить трассу. Они-то хорошо понимают, что именно в ненастье безопаснее всего осуществлять перевозки и эвакуацию жителей Ленинграда. Так что, Петр Павлович, обещание выполнять полетим вместе.
Хотя я достаточно бодро произнес эти слова, на душе кошки скребли. Даже закралась мысль о том, что не надо было давать этого обещания.
К 16 часам погода начала меняться. Мокрый снег прекратился, облака ушли ввысь, видимость улучшилась. Настроение мое тоже поднялось, тем более что вскоре мы получили команду с КП полка: подготовить в первой и третьей эскадрильях к немедленному вылету по одному звену лучших летчиков! Взлет по сигналу красной ракеты!
— Ну вот, дорогой комиссар,— обернулся я к Кожанову, что-то писавшему в свою заветную тетрадь,— бери срочно себе ведомого и — по самолетам! От эскадрильи нужно звено для немедленного вылета. Звено поведу я. Пары на ударную и прикрывающую делить не будем. Чья окажется ближе к противнику, та и ударная. По такой погоде основной принцип боя — встречный на взаимопересекающихся курсах. Понял?!
— Как не понять,— ответил Кожанов, схватил шлемофон и планшет, сунул в него тетрадь и раньше меня выскочил из землянки.
На бегу я поддел комиссара:
— Тетрадь-то начполитотдела ведь советовал не брать при вылетах на боевое задание!
Кожанов похлопал рукой по левой стороне груди, по планшету и, смеясь, скороговоркой ответил:
— Партийный билет и планшет с тетрадью будут со мной до полной победы...
Теперь многое зависело от наших операторов на радиолокационной станции. «Если нас правильно выведут навстречу «юнкерсам» или «мессершмиттам», то в такую погоду преимущество будет на нашей стороне»,— думал я, сидя в кабине «ишачка» с 33-м номером на борту, прикидывая различные варианты боя.
Сигнал о появлении нескольких групп противника оператор РЛС передал на КП полка и на пункт наведения в Кобоне своевременно. И вот уже две красные ракеты взвились у подножья холма — сигнал на взлет двух звеньев.
После взлета слышу по радио голос начальника штаба полка:
— 33-й, от Шлиссельбурга на Лаврово за облаками идет пять групп. 05-й (позывной командира звена первой эскадрильи) идет за вами, объединитесь и действуйте. Вы старший! Поняли?
— Вас понял,— ответил я. Но, подлетая к Лаврову под облаками на высоте 1200 метров, принял другое решение. 05-му приказал контролировать воздушное пространство над центром Лаврова, а своим звеном вышел на 6—8 километров юго-западнее, рассчитывая, что где-то здесь «юнкерсы» должны появиться из облаков для захода на боевой курс и бомбометание. «Мессершмитты» же наверняка вынырнут немного правее или левее своих бомбардировщиков, чтобы отсечь нас.
Тактику врага мы знали, но сейчас, когда высота облачности не позволяет бомбить с пикирования одиночными самолетами или звеньями, он будет наносить удар небольшими группами с горизонтального полета — по одному-два звена одновременно с разных направлений, рассчитывая тем самым рассредоточить нашу оборону.
— Петя! Встаем в вираж, дистанция пятьсот!
— Понял! — ответил Кожанов.
Первыми появились истребители. Левее нас под облака выскочили одна за другой три пары Ме-109Ф — «охотники». Ясно — хотят сковать нас боем и оттянуть в сторону. Прием знакомый.
«Мессеры» рыскали по курсу — искали нас. Я прижался к нижней кромке облаков, так что едва видел своих. Вдруг прямо по курсу, в двухстах метрах, вынырнула четвертая пара вражеских истребителей. Более удачного случая не дождешься. Прицелясь, дал длинную очередь из всех пулеметов. Добавлять не пришлось. «Мессер» перевернулся через крыло и отвесно рухнул на лед.
Его ведомый шарахнулся в сторону и мигом исчез в облаках. Но, наверное, успел сообщить о случившемся, потому что остальные три пары, не вступая в бой, скрылись в южном направлении. Ровно через три минуты рядом с нашим звеном появились три Ю-88. Не давая им опомниться, мы без команды с двух сторон пошли в атаку.
Удалось сбить один бомбардировщик. Два других, сбросив бомбы на лед, ушли в облака. Дальше через каждые тридцать секунд курсом на Лаврово начали «вываливаться» из облаков звено за звеном Ю-88.
— Петя, атакуй самостоятельно, не давай строиться в боевой порядок! — успел я дать команду.
Используя хорошую маневренность самолетов и большую дальность реактивных снарядов, мы непрерывно атаковали противника на встречно пересекающихся курсах. Пока нам удавалось заставлять «юнкерсы», не доходя до цели, беспорядочно бросать бомбы и уходить в облака. Но их количество не уменьшалось, новые самолеты звено за звеном появлялись в нашем районе патрулирования. Им на помощь подошли еще четыре пары Ме-109. Положение наше усложнилось, теперь только бы не прозевать атаки «мессеров».
Вот очередная шестерка «юнкерсов» откололась от группы и плотным строем полетела в сторону Лаврова. Я дал команду 05-му атаковать их на боевом курсе. В это время Кожанов обстрелял ведущего одного звена. «Юнкерс», охваченный пламенем, рухнул вниз.
Сбитый самолет внес полный разлад в действия врага. Видимо, погиб командир всей группы. «Юнкерсы» начали бросать бомбовый груз и уходить в облака. «Мессеры», не имея возможности вести бой на вертикальном маневре, произвели две-три атаки и, не ввязываясь в затяжной бой, тоже взяли курс на свои аэродромы. Бой закончился нашей победой. Фашисты, потеряв три «юнкерса» и один Ме-109Ф, ушли от Лаврова, так и не решив свою боевую задачу.
После посадки мы подсчитали пробоины и повреждения на своих самолетах. Их оказалось семнадцать на четыре самолета. Чтобы привести машины в порядок, гвардейцам-механикам потребуется всего два часа. Взволнованные и счастливые, мы долго обнимали друг друга, техников и механиков, поздравлявших нас с победой в воздушном бою.
— Так что, дорогой комиссар, зря я вчера дал Клавдии Ивановне обещание сбить в их честь один самолет? А?
— Сдаюсь, сдаюсь, товарищ командир. Сам желал удачи, но боялся, что не сдержим слова, да и за погоду переживал. Теперь и у ладожской погоды рад просить прощения,— смеясь, ответил Кожанов и вновь меня крепко обнял.
— Петр Павлович, заноси теперь в свою тетрадь результаты боя в честь «Синего платочка», иди к комиссару полка и приглашай актрису выполнять ее обещание. Ведь Клавдия Ивановна обещала за один сбитый вражеский самолет вернуться в полк и повторить концерт. А за четыре тем более не откажет комиссару-гвардейцу.
...Долго упирался начальник политотдела бригады. Доказывал, что в Ладоге у артистов очень большой план — дают по два-три концерта за день, да и дорога в Кобону очень тяжелая. Но когда он по телефону позвонил в часть, где готовилась к концерту Клавдия Ивановна, она без колебаний ответила, что завтра, несмотря на усталость, артисты выедут к нам.
На следующий день знакомый фургон прибыл прямо в эскадрилью. Артисты были продрогшие и голодные. И тут заботливый душа комиссар в очередной раз оказался на высоте. Он организовал им обед, достал спальные мешки, в которых артисты отогрелись и даже немного поспали. А потом опять звучал «Синий платочек». В тот вечер пели много и долго — все никак не могли расстаться.
На прощание мы сфотографировались вместе с артистами, оставив друг другу память на всю жизнь. И сейчас я часто открываю альбом и всматриваюсь в эту фотографию.
| Предыдущая страница | Содержание | Следующая страница |
