В конце февраля в полку произошли перемены. Командирами эскадрилий были назначены старшие лейтенанты Михаил Яковлевич Васильев и Геннадий Дмитриевич Цоколаев. Комиссарами стали старшие лейтенанты Александр Харитонович Овчинников и Петр Павлович Кожанов, инженером 3-й — воентехник 1-го ранга Михаил Симонович Бороздин. Впервые в эскадрильях были созданы и узаконены приказом по три четырехсамолетных звена и одно резервное звено летчиков без самолетов. Весь летный состав равномерно распределен независимо от званий с учетом боевой выучки.
Обстановка требовала прежде всего хорошего владения собственной боевой техникой, а также знания тактики врага.
В феврале и марте в полку были проведены две теоретические конференции. В служебных и жилых помещениях оформили наглядную агитацию. Памятки, составленные лучшими летчиками и техниками, постоянно напоминали и призывали личный состав к подтверждению делом высокого звания гвардейцев.
Не скрою, меня радовало, что 3-я эскадрилья была инициатором большинства начинаний, считалась одной из лучших в полку и бригаде.
Инженер нашей эскадрильи Бороздин за две недели без отрыва от работы, а она была очень напряженной, сумел создать учебную базу для изучения материальной части и воздушно-стрелковой подготовки летчиков. Теперь в каждом звене имелся тренажер, а на окраине аэродрома установлены макеты всех типов вражеских самолетов под разными ракурсами в натуральную величину. В одной из землянок оборудовали класс, где изучались приборы, агрегаты моторов и радиоаппаратура самолета.
Так постепенно приобретались знания и прочные навыки, которые впоследствии очень пригодились в бою. Занятия были построены интересно, увлекли летчиков, быстро вытеснив вездесущего «козла», который хотя и давал разрядку нервам, но в то же время «съедал» массу дорогого времени.
Коммунисты и комсомольцы поставили перед собой ясную задачу: отнять инициативу у врага, заставить его бояться наших летчиков, воюющих на истребителях И-16.
Усилиями начальника штаба полка к началу марта была развернута и освоена полковая наземная радиостанция 11-АК, созданы два пункта визуального наведения истребителей: в Кобоне и на линии фронта в полосе 54-й армии.
В это же время для ПВО ледовой трассы на острове Зеленец установили радиолокационную станцию «Редут-59», которая была напрямую связана с КП полка и пунктом наведения в Кобоне.
Все это были пока дела наземные, подготовительно-организационные, между тем воздушные бои над линией фронта и ледовой трассой по-прежнему в большинстве своем продолжали носить оборонительный характер.
Фашисты-«охотники» на Ме-109Ф ежедневно посещали аэродром Выстав, выслеживая наши самолеты на посадке, однако теперь мы их вовремя обнаруживали, избегая потерь. Наземная подготовка наших летчиков стала сказываться и в воздушных схватках.
Перед вылетами, как правило, готовилось несколько вариантов внезапного боя с «охотниками». Иногда мне просто не терпелось встретиться с ними, скрестить, так сказать, шпаги. Вскоре представился случай.
12 марта в 5 утра оперативный дежурный полка принял приказание командира бригады Романенко: всем полком нанести штурмовой удар по железнодорожной станции Мга, куда подошли для разгрузки три эшелона с войсками.
Полк подняли по тревоге, и началась спешная подготовка. Ударную группу составляли две шестерки 1-й и 2-й эскадрилий, ведущий Михаил Васильев. Группу прикрытия в составе шести самолетов 3-й эскадрильи по логике должен вести я. Но я, не докладывая командиру полка, назначил ведущим Алима Байсултанова. Сам же с Владимиром Дмитриевым занял место замыкающей пары.
Перед вылетом я велел ведомому сохранить на обратный путь половину боезапаса и подчеркнул, что при штурмовке буду в основном выполнять ложные атаки и постараюсь сохранить боезапас полностью. Массированный удар по такому важному объекту, как станция Мга, противник нам не простит, и «охотники» обязательно нападут на нас у линии фронта или будут подстерегать возле аэродрома.
Восемнадцать И-16, сделав обходной маневр, на предельно малой высоте зашли на объект с юга, чего противник не ожидал. Реактивным и пушечно-пулеметным огнем обрушились на врага с двух направлений, загорелись вагоны и платформы с войсками и боевой техникой, которыми были буквально забиты все железнодорожные пути.
Истребителей противника над объектом, к счастью, не оказалось, и мы, преодолевая плотный зенитный огонь, сделали повторную атаку всем составом с трех направлений.
Пожары и взрывы, как потом донесла разведка, продолжались несколько часов.
Васильев правильно поступил, что не повел группу на аэродром кратчайшим путем, а, следуя по тылам противника, вышел к Малуксинским болотам и там пересек линию фронта. На обратном маршруте пункт наблюдения передал, что нас ожидает большая группа «мессеров». Я был почти убежден, что противник, не сумев перехватить нас над целью и над линией фронта, обязательно пошлет «охотников» в район аэродрома, чтобы атаковать отставшие или поврежденные при штурмовке самолеты.
«Что же, посмотрим, кто кого перехитрит...» — сказал я себе и стал тащиться позади всей группы на высоте двухсот метров. Километров за пятнадцать до аэродрома рядом с нашей группой возникли разрывы зенитных снарядов на малой высоте, значит, где-то над лесом шастают «мессершмитты».
Прибавляю скорость, осматриваюсь. Ага, вот они! Над макушками леса, как я и предполагал, пара Ме-109Ф. Владимир Дмитриев тоже заметил врага и покачал крыльями. Я ответил таким же сигналом. Передачи по радио в таких случаях были мною запрещены.
Наша основная группа начала посадку, когда мне до аэродрома оставалось километров пять. Противник продолжал держаться на предельно малой высоте и дистанцию не сокращал. Итак, немец попался на крючок: считая мою пару небоеспособной, решил одновременной атакой своей пары сбить нас эффектно — над собственным аэродромом. Ну что же, такого момента я давно ждал.
Увеличиваю скорость и набираю высоту.
Вижу — задымили моторы «мессеров», переведенные на форсированный режим для быстрого сближения и атаки.
Достигнув центра аэродрома, делаю резкий с предельной перегрузкой левый боевой разворот для выхода на встречный курс.
Вот когда пригодились десятки вариантов и расчетов на такой маневр!
Заканчиваю разворот на высоте около пятисот метров, противник намного ниже меня. Он такого маневра не ждал и оказался в лобовой атаке. Оба «мессера», задрав желтые носы, пошли на меня, видимо считая, что я без боезапаса и делаю ложную атаку. Темные трассы от двух Ме-109Ф точно тянутся к моему мотору. В прицеле ведущий «охотник», дистанция примерно пятьсот метров, полторы секунды осталось на все, пусть даже на жизнь. Три огненные трассы молнией пронизали тонкое тело «мессершмитта», мелькнувшее ниже меня метрах в пяти.
Не думая о результате, делаю второй боевой разворот. И выше себя впереди вижу уходящего вверх единственного «мессера». Машинально подбираю ручку управления, навскидку беру упреждение и выпускаю все четыре РС-82 вдогон. Четыре черные шапки разрывов возникают за хвостом врага, но «мессер» продолжает круто уходить в высоту. Догнать невозможно.
Но вот примерно на полутора тысячах метров он делает петлю и, стреляя, несется вниз. Что это? Решил один дать бой или посмотреть на горящий самолет своего ведущего? Нет, выходит из пикирования и зачем-то лезет на вторую петлю. Сейчас дорога каждая секунда. Даю по радио команду Дмитриеву атаковать его снизу, а сам резко бросаю самолет в высоту и на третьей петле в верхней точке стреляю в немца с дистанции пятидесяти метров. Но самолет не падает, вновь уходит вниз и опять лезет вверх. Что за странные маневры? И вдруг я понял: у противника безвыходное положение, осколками «эрэсов» заклинило рули высоты в момент, когда он уходил вверх после лобовой атаки.
На выходе из четвертой петли «мессер» зацепился за макушки елок возле стоянки самолетов 3-й эскадрильи и без плоскостей пополз по снегу вблизи от аэродрома. Вижу, как летчик выскакивает из кабины и, то и дело падая, бежит в сторону леса, прямо к стоянке моей эскадрильи. Теперь фриц далеко не уйдет. Сообщаю по радио на КП полка, даю команду ведомому производить посадку и сам сажусь поближе к своей стоянке. Бой происходил на глазах всего гарнизона, и громкое «ура» прокатилось по аэродрому, когда первый «мессер» взорвался. То же было и при уничтожении второго.
Через четверть часа механики принесли мертвого фашистского летчика. Отбежав в горячке от самолета, он умер от ран, полученных в воздухе.
Этот воздушный бой стал как бы переломным, заставил многих поверить в свои силы, а враг почувствовал превосходство советских летчиков. Победа была хорошим вкладом в боевой счет полка, которым мы должны были оправдать гвардейское звание.
По сгоревшему самолету ведущего мы не могли определить, кто на нем летал, а вот на фюзеляже ведомого мы насчитали 26 знаков — свидетельство сбитых самолетов воюющих против гитлеровской Германии стран.
Командование полка в полном составе прибыло в эскадрилью. Поздравив нас, Крутов заметил, что такой бой нужен был давно, нужен всем, от механика самолета до командира полка.
Мне даже неловко стало от обилия поздравлений. Радовался я не только за себя. Жители деревни, эвакуированные ленинградцы, проезжавшие в это время по дороге, с замиранием сердца наблюдали этот, по сути, редкий показательный бой.
День этот был отмечен еще одним счастливым событием: с рассвета армия генерала Федюнинского начала наступление на Любань, с тем чтобы, взаимодействуя с соседями, прорвать блокаду Ленинграда с восточного направления.
Полк получил задачу поддерживать Федюнинского, не забывая при этом о ледовой трассе.
Прибежал взволнованный Михаил Васильев. Крепко обнял меня.
— Спасибо, Вася, я сразу понял твой замысел, когда ты пошел на задание замыкающей парой... Ну, будь здоров, лечу прикрывать наземников 54-й армии в районе Малукса — Погостье. Дай мне пару Кузнецова для страховки сверху. Хочу построить боевой порядок в три эшелона и схватиться с «мессерами» над линией фронта.
— Может быть, возьмешь меня? Повторим тот вариант, помнишь, над Ханко со «спитфайрами».
Он покачал головой.
— Ты уж веди свою эскадрилью. День сегодня будет горячий.
— Хорошо. Кузнецов и Петров минут через двадцать будут готовы. Придут к тебе уточнить задание.
Итак, впервые Васильеву удалось построить группу в три эшелона. И вот его четверка патрулирует на высоте две тысячи пятьсот метров. Пара Алексея Лазукина выше на четыреста метров и несколько в стороне. Третий эшелон на высоте три тысячи пятьсот метров занимала пара Кузнецова, она держалась километрах в двух от основной группы в стороне наших войск.
На первый взгляд такое построение третьего эшелона казалось ошибочным. Пара Кузнецова на отшибе могла быть атакована двумя парами «мессеров», действующих обособленно. Но Васильев рассчитывал на осмотрительность Кузнецова и Петрова и на летные качества самолетов И-16 29-й серии, на которых эта пара летала.
Расчет и замысел Васильева полностью оправдались. Пост визуального наведения, находившийся в первом эшелоне войск 54-й армии, своевременно подсказал Васильеву, что три Ю-88 и четыре Ме-109 на высоте две тысячи пятьсот метров идут с запада на восток над своими войсками над линией фронта.
Васильев обнаружил самолеты врага, когда они были на расстоянии пяти-шести километров от его группы. Набирая запас высоты, он пошел параллельным курсом вдоль линии фронта. Васильев не торопился атаковать «юнкерсы» на территории, занятой противником. Нужно было разгадать их замысел и не упустить из виду новые группы вражеских истребителей, особенно «охотников», которые будут стараться отомстить за гибель двух асов.
«Нет ли здесь ловушки?» — подумал Михаил, едва сдерживаясь, чтоб не броситься в атаку.
Выдержка принесла плоды. Три пары Ме-109Ф на высоте трех тысяч метров появились со стороны Погостья, то есть сзади. Они подходили на повышенной скорости, собираясь атаковать нашу шестерку в момент, когда она нападет на «юнкерсов», находящихся над своими войсками.
Вдруг в наушниках раздался голос Кузнецова:
— Миша, атакуй быстрее «юнкерсов», а я задержу «охотников». Вижу их ниже себя справа. Атакую!
Пара Кузнецова, имея преимущество в высоте и дав моторам максимальные обороты, атаковала среднюю пару Ме-109Ф. «Мессеры» сделали переворот и ушли вниз. Тогда Анатолий довернул вправо и обстрелял сразу четырьмя «эрэсами» последнюю пару и тоже заставил шарахнуться в сторону и вниз.
Не давая немцам выбрать себе удобную позицию для ответных атак, Кузнецов на предельной скорости начал преследовать «охотников», но дистанция между ними не сокращалась. «Мессеры», боясь попасть под разрывы реактивных снарядов, сделали правый боевой разворот и в свою очередь нацелились на Кузнецова. Пока Кузнецов и Петров возились с «охотниками», прошло полторы-две минуты. Этого было достаточно, чтобы внести путаницу в планы врага.
Этот маленький отрезок дорогого времени успешно использовал Васильев. Тремя парами, не вступая в бой с прикрытием, он на встречнопересекающемся курсе с ходу атаковал всех трех бомбардировщиков. Атака была неотразима. Самолеты ударной группы имели на борту по две 20-миллиметровые пушки и по два скорострельных пулемета. Результат видели все: два бомбардировщика из трех врезались в землю.
— Прикройте! Атакую последнего «юнкерса», — крикнул по радио Васильев своим ведомым.
Две его пары и подоспевшая пара Анатолия отогнали четверку Ме-109Ф, и Васильев, настигнув уходящего «юнкерса», одной длинной очередью уничтожил его в нескольких километрах от линии фронта, над боевыми порядками фашистов.
— Ну, а теперь можно вести бой и с желтоносыми, — облегченно вздохнул Михаил.
Десять «мессеров», потеряв поставленную для нас «приманку» — три «юнкерса», — начали упорно с разных сторон атаковать увертливых «ишачков», но те оказывали надежную поддержку друг другу и не только успешно отражали атаки, но и сами нападали.
Двадцать минут длился бой истребителей над линией фронта, и все время хозяевами положения оставались мы.
Продолжив патрулирование еще минут двадцать, Васильев поблагодарил пункт наведения за своевременную и очень важную информацию и повел восьмерку на аэродром. Там уже знали, что наши «ишачки» вновь показали себя, сбив на глазах тысяч воинов три «юнкерса», и заставили истребителей противника выйти из боя.
Внушительная победа группы Михаила Васильева во втором воздушном бою еще более подняла настроение летчиков и укрепила веру в боевые возможности самолета И-16 и летчиков-гвардейцев. Еще бы, за полдня противник потерял пять самолетов, а мы — ни одного.
Командир полка понимал, что хотя авиация противника ведет сейчас упорные бои на линии фронта в полосе 54-й армии, но у нее хватит сил нанести ответный удар и по нашему аэродрому. Поэтому во второй половине дня звено истребителей прикрывало аэродром, патрулируя в воздухе.
Под вечер над авиаточкой находилось звено первой эскадрильи. Ведущий старший лейтенант Александр Овчинников принял команду по радио с КП полка — выйти в район деревни Липки (правый фланг линии фронта в южной части Ладожского озера) и отогнать «хеншель» — корректировщик артиллерийского огня дальнобойной артиллерии. Овчинников принял смелое решение выйти на малой высоте к району деревни Липки со стороны, занятой противником.
Удача сопутствовала смельчаку. Летчики, проскочив береговую черту, увидели Хш-126 и с ходу реактивными снарядами и пулеметным огнем подожгли корректировщик, который упал на лед в двух километрах от вражеского берега.
Шестой самолет врага — и ни одной потери с нашей стороны.
Настал наконец долгожданный день! Мы подняли головы и взглянули друг на друга открыто и весело.
В эскадрилью пришел инженер полка Николаев и, поздоровавшись со мной, шутливо заметил:
— Ну, товарищ командир, с твоей легкой руки сегодня у нас, технарей, вроде выходного: ремонтировать нечего. Поэтому ужинать буду вместе со всеми вовремя, да и посплю лишний часок.
— Не с легкой руки, — заметил я в тон инженеру, — а, наоборот, с тяжелой, Николай Андреевич. От легкой руки «мессеры» не падают...
Нашу беседу нарушил телефонный звонок. Начальник штаба сказал:
— Товарищ Голубев, срочное задание!
— Что, ночные действия над трассой? — спросил я его.
— Нет. Грузовая машина в дороге застряла, а в машине запас спиртного, так что если хотите спрыснуть победу положенной рюмкой, то слетайте на У-2 в Новую Ладогу и захватите оттуда пятьдесят литров водки. Часа за два обернетесь, а мы ужин немного задержим.
— Зачем убивать время на У-2? Лучше я на УТИ-4. Это в три раза быстрее, и ужин задерживать не придется, — пояснил я.
На аэродроме удивились, когда увидели комэска 3-й, улетевшего куда-то на ночь глядя. Возвратившись с «грузом», я произвел одну из своих самых, пожалуй, классических посадок. Притер, что называется, как по маслу, причем без прожекторов, только с подсветкой несколькими фонарями «летучая мышь», поставленными в линию по средней части аэродрома.
В это же время на аэродроме появилась наконец злополучная грузовая машина...
| Предыдущая страница | Содержание | Следующая страница |
