Это было под Колпином. Темнело, когда в землянку ввалился усталый, угрюмый командир взвода разведки Леонид Ефимов и сел на голые нары. Все сразу притихли. Гвардии лейтенант Ефимов расстегнул шинель, заговорил медленно, вполголоса:
— Я только что от командира полка. Он получил приказ сверху любой ценой взять «языка». Пока шел сюда, кое-что прикинул. Операцию будем проводить ночью. В районе Поповки. Там что-то тайком сооружают. Так вот строителя и потянем. Старшим группы будет...
Гвардии лейтенант осмотрел разведчиков, подкрутил отрощенные по негласному приказу комдива Краснова жестковатые усы, сказал твердо:
— ...гвардии старший сержант Баранов. Он и подберет группу, и роли распределит.
Иван Баранов встал, озабоченно спросил:
— А как проходы в проволочных заграждениях, товарищ гвардии лейтенант?
— Командир полка обещал выделить двух саперов. Проходы — не твоя забота.
— Когда разрешите выдвинуться на передний край?
— Поужинаете и ступайте. Наблюдение — круглосуточное.
Как только разведчики добрались до окопов, Баранов выставил двух наблюдателей и приказал:
— Установите, откуда ведут огонь и как освещают местность. Попробуйте определить, сколько фрицев работает, бывают ли у них перерывы, когда приходят и уходят. Запоминайте буквально всё, что делается на той стороне. Возьмите на учет каждый куст и кочку в полосе наблюдения. Смена через два часа.
Всю ночь Баранов не спал. То проверял службу наблюдателей и выслушивал их отчеты, то сам становился у стрелковой ячейки и пристально всматривался в ту сторону. Неожиданно, пугающе врезалась в небо белая ракета, и, пока горела, можно было увидеть искалеченные осколками и пулями кусты, тонкие деревья и серую гряду траншеи. Через четыре минуты еще одна. Баранов убедился, что на той стороне выдерживается строжайший распорядок, и решил воспользоваться немецкой аккуратностью. Первый быстрый бросок сделать в полный рост, как только погаснет ракета. Пока вспыхнет следующая, разведчики успеют пересечь нейтральную полосу.
Баранов радовался каждому небольшому открытию. Сравнивая сообщения наблюдателей, установил время, когда саперы противника уходят в блиндажи подкрепиться и покурить. На их рабочем месте остается один часовой. Всего один...
Постепенно сложился план поиска. Доложил командиру взвода. Тот внимательно выслушал, одобрил:
— Все правильно. Хорошо, что уверен в успехе. Я буду ждать вас в траншее.
С неба лениво падал мокренький снежок. И он был кстати. Видимость ухудшилась.
Первыми, как всегда, уползли за бруствер саперы. Вот только что стояли рядом, пожилые, озабоченные, мешковатые, и вдруг незаметно исчезли. Баранов всматривался и прислушивался, пытался определить: что же они делают и справятся ли с заданием? Не нарвутся ли на засаду? Поглядывал на часы: пора бы вернуться. Всего-то нужен один проход.
Обрадовался, когда саперы бесшумно, неловко сползли в траншею.
Спросил у ефрейтора:
— Ну, как там?
— Колючку прорезали в двух местах. Рогаток и противопехотных мин нет. Так что смело ступайте по нашей борозде. Мы ее брюхом пропахали.
— Спасибо, батя!
Баранов повернулся к старшему группы захвата Александру Гусеву, резко махнул рукой:
— Саша, крой!
Рассыпалась, погасла вражеская ракета. Разведчики Александр Гусев, Виктор Мучников и Николай Яганов, пригнувшись, побежали по темному следу. Метров на сто левее полосы поиска, заглушая топот бегущих, отрывисто, громко заговорил вражеский пулемет. Он умолк, когда вспыхнула новая ракета. Баранов осмотрел приготовившуюся к броску группу прикрытия и напомнил старшему Леониду Федорову:
— В случае неудачи Гусева вы возьмете «языка». Федоров хотел что-то сказать, но «фрицева свечка»
погасла, и он выпрыгнул из траншеи. Теперь справа бил наш пулемет. Разведчики бежали, прижав к груди автоматы.
Баранов упал у проволочных заграждений. Заныло колено. Над головой опять зажглась ракета. Пока она светила, Баранов высмотрел лежащего в неглубокой воронке Гусева. Немецких саперов нет. Но и часового не видно. Над головой просвистели пули, заставили прижаться к холодной, мокрой земле. И снова четыре минуты темноты. Через десять минут появятся саперы. Придется отходить, не выполнив задания. Этого нельзя допустить. Почему медлит группа захвата? Что мешает? Вспыхивает свет. Как долго горит ракета! Вот она рассыпается. Доносится глухой шум борющихся людей. Напали! Тащат. Задержались в проходе. Он не рассчитан на четверых. Трещит раздираемый колючей проволокой ватник. Кто-то падает. Проскочили на «нейтралку». Сердито фырчит, врезаясь в низкую тучку, ракета. Сейчас откроют отсечный огонь.
Баранов подал сигнал — отходить! И все побежали к своим окопам. Пожалуй, они еще никогда так быстро не бегали. По ним били из автоматов и пулеметов. Откуда-то летели и рвались мины.
Старший сержант с разбегу тяжело свалился в траншею, потер колени, спросил лежащего рядом Федорова:
— Твои все здесь?
— Все. Только Куклина ранило в плечо, а Петрову пробило ногу.
Слева и справа лежат и шумно дышат разведчики. Баранов приподнимается, видит знакомые мокрые, красные лица. Гусева нет.
— Ты что, Сашку высматриваешь? — догадался Федоров. — Он вместе с лейтенантом Ефимовым потащил фрица к командиру полка.
— Ясно. Куклина и Петрова направь к санитару на перевязку и в санчасть полка. Остальных веди домой. Я зайду в штаб.
В штаб полка Баранов пришел, когда контрольного пленного отправляли в дивизию. Гвардии подполковник Кузнецов, улыбаясь, разговаривал по телефону с самим «батей» — комдивом Героем Советского Союза Анатолием Андреевичем Красновым.
Ефимов пожал руку старшего сержанта:
— Комполка очень доволен, говорит: «Молодцы!» — и предоставил сутки отдыха. Время позднее, идите спать.
— Слушаюсь! — привычно произнес Баранов и вместе с Гусевым вышел из штаба.
Крупные хлопья снега падали и сразу же таяли на разгоряченных лицах. Иван легонько подтолкнул плечом товарища:
— Чего вы так долго к фрицу прицеливались?
— Видишь ли, этот самый ефрейтор оказался, как тебе сказать, шибко усердным. Стоит «а месте, глядит только вперед и чечеткой озноб выколачивает. Автомат на пузе. Встанешь — прошьет очередью. Ведь ему не скомандуешь «кругом» или «налево». Лежу и прямо-таки закипаю от злости. И время поджимает. Все-таки придумал фокус-покус: швырнул комок снега чуть левее часового. Он не выдержал, оглянулся, тут я прыгнул и мигом кляп в рот засунул. Яганов автомат вырвал и руки завернул за спину. Подскочил Мучников, и поволокли.
— Выходит, поиграл в снежки. А как ты думаешь, этот «шибко усердный» пригодится?
— Все, что знает, расскажет...
* * *
В первых числах января 1944 года поднялась 45-я гвардейская на Пулковские высоты и нацелилась на укрепленный узел вражеской обороны под Александровкой. Как всегда перед крупной боевой операцией, командованию срочно потребовались контрольные пленные. Получили задание и разведчики гвардии лейтенанта Леонида Ефимова. Новый командир полка Николай Федорович Захаров приказал командиру взвода Ефимову лично возглавить поисковую группу и подчеркнул:
— «Язык» нужен не мне и даже не комдиву Путилову, а самому командующему фронтом Говорову. Внушите своим подчиненным, что это очень важно.
Ефимов отобрал, по его мнению, самых надежных — девять «морячков-старичков». Второй год они служили в пехоте, а все еще считали себя матросами. И землянку звали кубриком, повара коком, а старшину боцманом. Пристраиваясь на отдых, шутили: «Легли в дрейф».
Рассказав о задании командира, Ефимов от себя добавил:
— Мы не можем вернуться домой без пленного. Берут пленного Громенок и Трезвых, отвечает за группу захвата гвардии сержант Баранов. Прикрывать буду я. Наблюдение начинаем немедля.
...Ночь поиска выдалась ясной, светлой, морозной. Для обогрева выпили по сто грамм водки и двинулись по тропке, прощупанной саперами. Впереди Иван Баранов, за ним Георгий Громенок и Николай Трезвых. Все в маскировочных халатах.
Вот, наконец, и немецкие позиции. Запахло дымком, выползающим из трубы землянки. В ней пулеметный расчет. А может быть, и два. Наблюдателям не удалось точно установить. От землянки Баранов, Гусев и Евлентьев повернули влево и проползли вдоль телефонного провода шагов сто. Баранов перерезал провод и конец его, ведущий к землянке, отбросил к колючей проволоке. Связь прервана. Гарнизону землянки уже не вызвать подкрепление. Теперь можно вернуться к Громенку и Трезвых, которые должны схватить часового, стоящего у землянки. И тут Баранову пришла смелая мысль — устроить засаду у обрезанного провода. Чтобы срастить обрыв, сюда наверняка вышлют связиста. Его и взять в плен. Кто знает, как сложатся дела у Громенка и Трезвых. В момент броска может кто-нибудь выйти из землянки и помешать.
Прошло несколько минут. Баранов подполз к Евлентьеву, шепнул на ухо:
— Узнай, что там Жора и Николай делают? Если надо — помоги.
И только Евлентьев исчез, как появился вражеский солдат. Баранов и Гусев бросились к нему. Связист резко выпрямился, вскинул автомат. Выстрелить не успел. Гусев сильно и точно ударил его в грудь финским ножом; Баранов взял документы и автомат убитого, шепнул товарищу:
— Оттащи в воронку.
Посмотрел на землянку. Из трубы вылетают алые искры. Часовой топчется возле, время от времени постреливает в «белый свет» для храбрости. Видно, не так-то просто к нему подступиться. А лежать неподвижно в снегу тяжело, руки и ноги замерзают.
Подполз Гусев, сообщил:
— Кажется, еще фриц ковыляет.
— Будем брать, когда наклонится над проводом. Связист торопился. Бежал, низко пригнувшись.
Искал обрыв. У обрезанного провода стал на колено. И тут на него навалились с двух сторон. Рот заткнули рукавицей. Руки скрутили ремнем. И потащили к чернеющему проволочному забору. Когда пробегали мимо землянки, услышали торопливые глуховатые автоматные очереди. Кто стреляет? Не поймешь! А остановиться нельзя. Проскочили проход. Услышали за спиной топот бегущих и злой голос Громенка:
— Поторопи гада.
Справа рванула землю мина. Взрывная волна покачнула, ударила комьями мерзлой земли. Вторая мина ахнула впереди, подняла облако снежной пыли. Кто-то застонал. Взлетела, подсказывая, где свои, красная ракета.
Баранов, Гусев и немецкий связист с ходу рухнули в траншею. Чуть левее «приземлились» Громенок, Трезвых и плененный ими унтер-офицер. Следом в траншею ввалился Леонид Федоров и опустил на землю товарища. Негромко, грустно доложил:
— Это Степанов. Осколками... Наповал...
— Жаль парня! — тихо сказал Баранов. — А где Ефимов?
— Он приказал: пленных немедля доставить к командиру полка. По ходам сообщения, бегом!
Гвардии полковник Захаров поблагодарил разведчиков и признался:
— Честно говоря, я не очень-то надеялся на успех. Ведь на этом самом месте сравнительно недавно уже ходили за «языком». Из разведки почти никто не вернулся. Поляна голая, простреливается насквозь. Окрестили ее «аппендицитом с гитлеровской начинкой». Недавно наши соседи проводили поиски и не смогли выполнить задание. А вы на таком гиблом месте сумели взять двух «языков». Молодцы! Всех представлю к наградам. Сейчас идите отдыхать.
В землянке, перед сном, общий любимец Жора Громенок рассказал, как брали унтер-офицера:
— Фрицы бывают разного сорта и калибра. Нам с Петей попался какой-то заводной. Этакий балерун — приплясывает и палит по Пулкову. Пули над самой макушкой вальсируют. Ну, лежим и неукоснительно покрываемся ледовой коркой. Тут явление третье — Евлентьев подполз, за конечности дергает, сигналит: «Полный вперед!» А сам, однако, остается во втором эшелоне. И здесь фортуна повернулась к нам передком — наш заводной закончил концерт и нырнул в землянку. То ли патроны кончились, то ли лапы решил у печки погреть. Тут Трезвых весьма трезво оценил ситуацию: «Пошли и мы, Жора». Я, конечно, выдал «добро». Влетели в землянку и хором: «Хенде хох!» Часовой уперся ладошками в потолок. Унтер-офицер потянулся за автоматом. На нарах еще кто-то зашевелился. Видим — перебор. Пришлось троих снять с довольствия, а унтера Петя взял на ручки и понес. Знаете ли, нежно так понес, как девочку-невесту...
— Жора, не трави! — не выдержал Петр Трезвых. — Давай спать.
* * *
Короткая, желанная передышка перед новым боем. Гвардии старший сержант Иван Баранов сидит за столом в чудом сохранившейся избе. Густо пахнет табачным дымом, горящими сосновыми дровами и просыхающей одеждой. Надо написать всего несколько строк Наде: жив, здоров, идем на Запад. Познакомились с ней летом прошлого года в Ленинграде, когда был в команде выздоравливающих. С тех пор получает письма, добрые, ласковые, тревожные. Ведь она знает, что третью неделю идут бои. И бои нешуточные. Такую мощную оборону сломили гвардейцы 30-го корпуса: Рехколово, Малое Виттолово, Карлино, Кюльмя, Воронья гора, Красное Село. Сейчас и не скажешь, где было труднее и опаснее. Пожалуй, под Кюльмя...
...Стрелковый батальон Сироткина залег, попав под шквальный огонь пулеметов и минометов. Поднять истекающую кровью стрелковую цепь не удалось. И тогда командир полка Захаров приказал гвардии лейтенанту Ефимову обойти опорный пункт с левого фланга и уничтожить огневые точки противника. Командир взвода счел нужным уточнить:
— В обход пойдет только один мой взвод? Гвардии полковник улыбнулся:
— Считайте, что у вас не взвод, а усиленная рота. Разведчик воюет за десятерых. Значит, в строю у вас двести автоматчиков. Вот согласно этой арифметике и действуйте.
У каждого разведчика по десятку гранат. Зашли в тыл и пустили в дело «карманную артиллерию». Кончились свои «лимонки», пошли в ход трофейные «болванки». И когда замолчали вражеские пулеметы, дружно поднялась пехота...
В землянку вошел помощник начальника штаба Сметанин. Обращаясь к вытянувшемуся Баранову, сказал:
— За успешное выполнение боевых заданий вы награждены орденом Славы третьей степени. Поздравляю, Иван Павлович! И еще вам присвоено звание гвардии старшины. Ефимов ранен и взводом временно будете командовать вы, желаю новых успехов!
...Конец февраля 1944 года. Нарвский плацдарм. Бывалые солдаты с горькой усмешкой говорили о нем: «Лесистый, болотистый, шибко смертистый. Здесь каждая кочка кровью полита».
Наши разведчики вели поиски на всем 35-километровом участке плацдарма. Гвардии старшину Ивана Баранова вызвал командир полка Захаров. Посмотрев на обветренное, небритое лицо, сказал:
— Вижу, что очень устали, а отдыхать не придется. Необходимо немедленно провести поиск. Главная задача — взять контрольного пленного! За выполнение задания отвечаете лично.
...До наступления темноты Баранов успел подготовить маленький отряд к походу.
Мела студеная поземка, заравнивая свежие воронки, выбоины, мелкие окопчики. Вдоль линии обороны, над израненными кустами и деревьями, висели осветительные шары.
По команде Баранова саперы отправились проверять тропу, ведущую к одинокому дому на поляне. В доме жили, — ветер срывал с его трубы пахнущий сосной дым и гнал к разведчикам. Баранов считал, что к часовому, стоявшему у жилья, легче подобраться. А потом можно и в помещение заглянуть, взять там какого-нибудь штабника. Им в тепле нравится сидеть.
Неожиданно быстро вернулись саперы. Старший, ефрейтор, рассказал, что на ту сторону проникли легко — противопехотных и противотанковых препятствий в трехсотметровой глубине нет. Колючая проволока еще не натянута. Туда ползли, а обратно шли по канаве, пригнувшись.
Баранов выслушал своих помощников спокойно. Сомневаться в достоверности их донесения не приходилось, бывалые солдаты никогда не ошибались и не подводили. Надо действовать, пока их следы не замело снегом. Лежавшему рядом Александру Гусеву старшина приказал:
— Передай по цепи — к дому по канаве, по-пластунски.
Около каменного забора Баранов подождал, когда все разведчики подтянутся, приказал командиру отделения Федорову вести круговое наблюдение, а сам с Александром Гусевым и Владимиром Нестеренко направился к дому. У крыльца часового не было. Сквозь неплотно задернутые занавески просачивался желтоватый свет. Баранов шепнул Нестеренко:
— Послушай-ка у окна, что там говорят? Что делают?
Нестеренко осторожно приблизился к окну. Минуты две всматривался, прислушивался и вдруг резко выпрямился и пошагал к дому.
— Ты куда? — спросил Баранов.
— Да там никого нет.
В дом вошли втроем. Автоматы держали наготове, но стрелять не пришлось. Вдоль стены тянулся празднично накрытый стол. На горячей плите аппетитно фырчала широкая, увесистая сковорода со свининой. У вешалки и в углу у входа стояли автоматы. Нестеренко подсчитал их, усмехнулся:
— Десять! А где же хозяева? Что за ребус?
— Зови ребят, — приказал Баранов. — Пусть обогреются.
Первым прибежал Георгий Громенок. Увидев бутылки на столе и разнообразные яства, пригласил:
— Бери ложки, бери бак! Налетай, мальчики!
— Не зарывайся! Может, отравлено, — предостерег Николай Яганов.
— Отставить пустые разговоры! — приказал Баранов. — Занимаем круговую оборону. Будем ждать гуляк. Раз оружие оставили — придут. Без команды не стрелять.
— Шнель, шнель,— неожиданно раздалось за окном, и все притихли, вскинули автоматы.
Дверь распахнулась. Вошел задержавшийся во дворе Куклин с двумя немцами. Торопливо доложил:
— Товарищ гвардии старшина, принимайте «языков». Смехота! Идут по тропке и что-то по-своему калякают. Я за кустом затаился. Как только поравнялись — хендехохнул и автоматом пригрозил. Они по пьянке сразу сдались. Вот этот, длинный чех, все просил: «Не стреляй, Иван, у меня детей много».
Чех вытянул крупную, дрожащую руку с растопыренными пальцами:
— Пять. Понимай? Я русский плен был. В русский плен хочу.
— Не тронем! Скажите, где были?
— Соседний хутор. Триста шагов. Там все гуляют. Баранов подозвал Николая Буренкова, приказал:
— Отведите пленных к командиру полка. Передайте саперам — пусть вам помогут. Гвардии полковнику доложите: заняли дом и просим протянуть к нему связь. Ясно?
— Доставлю в полном комплекте и к вам сразу вернусь,— сказал Буренков. Он ловко отрезал ножом от штанов пленного все пуговицы, улыбнулся: — Держи, герой, портки и не вздумай бежать. Все хозяйство застудишь. Ну, пошли, алкоголики. Шнель, шнель!
Неожиданный успех подзадорил Баранова, и он решил окружить второй хутор и навести в нем «должный порядок». Однако отделение и два расчета противотанковых ружей оставил в захваченном доме. Старшему маленького гарнизона Петру Гордиенко приказал:
— Держите круговую оборону. Дом обнесен каменным забором — форменная крепость. Без приказа не отходить. Если получите срочное задание из штаба, немедленно пришлите ко мне посыльного.
За хутором справа гулко ударили винтовки. Зябко задрожали стекла. Баранов заторопился:
— Как бы фрицы из дома не вылезли. Громенок и Яганов, снимите часового. Только аккуратно, без шума. Остальным приготовить гранаты. Режьте в окна. Из автоматов принимайте выпрыгивающих. Идем по нитке связи двести шагов. А дальше по-пластунски. Пошли!
После тихой, уютной хаты морозный ветер показался особенно резким, жгучим. Шагали по глубокому снегу, прикрывая лица перчатками. На полпути услышали аккордеон и громкую пьяную песню. Громенок съязвил:
— Пропели здравие, сейчас затянут за упокой.
— Тихо, Жора, — шепнул Гусев...
Тропинка вывела к поляне, и все увидели освещенные окна дома. Возле входа топтался часовой. Залегли без команды. Ползли, разрезая плечами сугробы. Только успели окружить дом — тяжело ахнули два взрыва. Посыпались стекла. Погас свет.
«Яганов и Громенок», — догадался Баранов и швырнул в окно гранату.
Из дома черным комом вылетел на снег офицер в кителе. Поднялся и сразу же упал, прошитый очередью Баранова. Еще кто-то прыгнул и застыл в снегу. На Другой стороне дома сердито хлестали автоматы.
Баранов послушал, поежился от озноба и, опасаясь, что товарищи израсходуют все патроны, крикнул лежавшему рядом Гусеву:
— Передай — отставить стрельбу!
Когда наступила тишина, встал, обошел дом, убедился, что все целы, приказал Мучникову и Нестеренко:
— Соберите документы и проверьте, не осталось ли живых гитлеровцев.
Разведчики быстро выполнили задание. Мучников доложил, что убитых обнаружено двадцать восемь и двое находятся в «обалделом состоянии».
Нестеренко пояснил:
— Под кровать сховались. Может, пьяные, а может, и контуженные. Очухаются — загуторят.
— Двигайтесь за мной — к развилке дорог, — скомандовал Баранов. — Если увидим противника, огонь не открывать. Патронов мало, и гранаты извели. Интервал — два шага. Не отставать!
По узкой проселочной дороге вышли к занесенной снегом шоссейной. С одной стороны — кустарник, с другой — невысокий смешанный лесок. Баранов перепрыгнул через канаву и, с трудом вытаскивая ноги из глубокого снега, побрел вдоль шеренги берез. Хоть небольшое, но укрытие. И от стужи, и от глаз. У перекрестка дороги услышал шум колес и копыт.
Разведчики затаились за деревьями.
Баранов увидел: из-за поворота показались лошади, запряженные в повозку. Ее сопровождали два солдата. Под брезентом, уложенные в ряд, стонали, ругались раненые.
Проехали, не заметили.
Не прошли разведчики и ста шагов, как снова услышали характерное цоканье подков.
Баранов резко махнул рукой:
— Ложись!
Рослые, сильные кони шли быстро. На повозке кроме солдата сидел офицер. Вторая пара лошадей тащила походную кухню.
Баранов, внимательно следивший за дорогой, увидел стремительно катящийся маленький черный клубок. Вот он неожиданно круто повернул к обочине дороги и застрял в глубоком снегу. Только теперь Баранов разглядел, что это комнатная собачонка. Стало не по себе — неужели эта мелкая дрянь по запаху почуяла чужих?
Собачонка задрала мохнатую голову и звонко, сердито залаяла. Офицер расстегнул кобуру, выхватил пистолет. Увидел кого-то из разведчиков, что-то крикнул, и тогда Баранов дважды выстрелил. Офицер свалился на дорогу.
— Атакуем! — вскочил Баранов.
Разведчики кинулись к повозкам. Александр Гусев схватил за узду лошадей:
— Тпр-руу, милые...
Вторую пару остановил Виктор Мучников.
Баранов снял с офицера сумку с документами, выдернул из коченеющей руки пистолет. Федоров и Куклин привычно связали руки повозочных. Вожжи в руках Георгия Громенка. Как всегда, он веселится:
— Эх, тачанка, ростовчанка. Садись, с ветерком прокачу!
К походной кухне пристроился Николай Яганов и тоже смеется:
— А пищеблок-то еще тепленький. Вот повезло.
— Кончай самодеятельность, нашли время! — нахмурился Баранов. — Поехали к своим.
...Гвардии полковник Захаров выслушал сбивчивый рассказ Баранова, покачал головой:
— Прямо какой-то цирковой номер: контрольные пленные — на четверке гнедых. В разведке всякое бывает, но с такой добычей, пожалуй, еще никто не возвращался! А ты чего покачиваешься? Шнапсу хватил?
— Умаялся и переволновался. Ноги не держат.
— Иди отдыхай. Заслужил. Передай товарищам — всех представлю к награде.
— Если всех, тогда прошу и саперов отметить. И за старое и за новое. Они без промашки успех обеспечивают.
— Учтем! Отметим и саперов.
...На следующий день весь Нарвский плацдарм содрогался от взрывов мин и снарядов. В этом бою Иван Баранов был ранен пулей в ногу. Из медсанбата его направили в Ленинград, в госпиталь. Недели через две получил письмо. Товарищи сообщали: «Ваня, ты награжден Славой II степени. Поправляйся скорее. Ждем...»
* * *
В феврале 1945 года 45-й гвардейской ордена Ленина Красносельской дивизии предстояло прорвать долговременную оборону противника и захватить плацдарм на левом берегу реки Венты. Первыми в бой должны были вступить разведчики 129-го полка.
— Надо любой ценой отбить у противника мост и удержать его до подхода артиллерии и танков, — сказал командир полка Захаров, обращаясь к Баранову. — Вам придается пятнадцать автоматчиков. Запомните: вы обеспечиваете успех всей дивизии.
Старшине очень хотелось спросить: «Сколько времени мы должны охранять мост?», но он так и не решился: при всем желании командир полка не может установить срок, все зависит от действий вводимых в бой частей. Прежде чем выйти к реке, они должны «прогрызть» тысячеметровую полосу вражеской обороны. Сводному отряду Баранова придется сражаться в тылу противника. И сейчас гвардии старшина думал о том, как выиграть эту неравную битву. Ведь против взвода Могут бросить батальон и даже полк. Или пустят танки и проутюжат. Земля мерзлая, не окопаешься. Вся надежда на гранаты. Нужно взять как можно больше гранат и патронов, сразу же предупредить разведчиков и автоматчиков, чтобы они вели только прицельный огонь, короткими очередями. И еще Баранов подумал о строжайшем сохранении тишины. Важно бесшумно дойти до моста, без звука снять часовых. Поручить это дело отделению Федорова. У него большой опыт. Хорошо было бы не раскрывать себя полчаса или хотя бы двадцать минут.
...В землянке хохотали: Георгий Громенок рассказывал какой-то анекдот. Все стихли, когда Баранов объявил:
— Получен приказ.
Слушали внимательно. У разведчиков было много разных сложных заданий, но такого трудного и опасного, как это, еще не приходилось выполнять.
Ознакомив товарищей с боевой задачей, Баранов поинтересовался:
— У кого есть вопросы? Предложения? Разведчики молчали.
Баранов спросил:
— Может быть, кто-нибудь плохо себя чувствует? Прихворнул? Тогда встаньте.
Никто не встал.
— Ясно. Выступаем в пять часов утра. Подготовьтесь и можете отдыхать. Если у кого есть какие-то личные просьбы, прошу не стесняться.
Просьб не было. Но никто и не отдыхал. У каждого нашлись какие-то неотложные и очень важные дела. И почти все сочли нужным в эти томительные, тревожные часы написать несколько строк родным и близким...
Было еще темно, когда маленький отряд оставил теплую землянку и направился к переднему краю.
Бесшумно и довольно быстро, по заранее подготовленным проходам, добрались до моста. Часового на правой стороне Федоров «снял с довольствия» привычно и безмолвно — ударом кинжала. А вот на левой стороне оказался парный пост. Один из часовых успел рассмотреть на белом льду бегущих разведчиков, повернул ручной пулемет и открыл стрельбу. Пришлось «гасить огонь» гранатами. Баранов понял, что желанной передышки не будет. Только развернул отряд для круговой обороны, как увидел, что вдоль дороги, ведущей от моста в невысокий лесок, идут солдаты. Вооружены автоматами. Шагают, озираясь по сторонам. Сколько их? Не меньше взвода.
Решил подпустить поближе и срезать внезапным огнем в упор. Выстрелил первым. Не промахнулся. Заговорили автоматы остальных разведчиков. Длинной очередью хлестнул ручной пулемет Николая Буренкова. Идущие впереди гитлеровцы рухнули в снег. Замыкающие залегли. И сразу же открыли стрельбу по берегу у моста. Пули, фырча и взвизгивая, врезались в землю. Слева кто-то громко, прерывисто позвал:
— Санитара сюда, санитара.
Баранов понял: один из автоматчиков тяжело ранен. Передал по цепи:
— Вести огонь только по видимым целям!
А «видимых» целей не было. Гитлеровцы затаились в заснеженных канавах. Команда офицера их поторопила, заставила приподняться. Но как только враги показались, отрывисто и резко простучали ручные пулеметы разведчиков Буренкова и Павлюткина.
Немецкий офицер отвел своих уцелевших солдат.
Баранов посмотрел на часы. Четверть седьмого. Связался по рации с командиром полка и доложил о том, что мост захватили и отбили первую атаку гитлеровцев. В ответ услышал:
— Передайте мою благодарность отряду, точнее, благодарность комдива и запомните: надо продержаться еще часа два. Не больше. Желаю успеха, Иван Павлович!
Баранов хотел сказать привычное: «Слушаюсь. Постараемся», но слева разорвалась мина, темная, плотная воздушная волна рванула рацию и, волоча, ломая, погнала под мост. Опрокинутый навзничь Баранов потер ноющее от жесткого земляного крошева лицо, перевалился на живот и, с трудом волоча ноги, вполз в воронку. Она была глубокой и просторной. Крикнул лежавшему справа Александру Гусеву:
— Передай: занять воронки!
Но голос потонул в грохоте разрывов. Сипло прорявкал шестиствольный миномет, прозванный разведчиками «ишаком», мины тяжело рухнули на лед, подняли над рекой высокие белые столбы.
«По мосту бьют. Хотят снести мост, — тревожно подумал Баранов и сразу же появилось сомнение: — А как же перейдут немецкие орудия и тяжелые минометы с той стороны? Значит, выколачивают нас».
По спине стучали мерзлые комья земли. Нетающее черное облако заволокло отряд. Баранов испугался: гитлеровцы могут подойти вплотную, их сейчас и не увидишь.
Выстрелы и взрывы слышны были и за спиной на той стороне Венты. Неужели не удержим фронта? Нет, этого не может быть. Наши уже прогрызают оборону. И, понятно, все на переднем крае подняты «в ружье». Силы фашистов с каждой минутой будут таять, а подкрепление им командование не может подбросить: мост в наших руках. Отряд маленький, а дело большое.
Взрывы стихли. Улеглась пыль. Баранов приподнялся и увидел длинную вражескую цепь. Автоматчики шли пригнувшись. Стреляли не целясь по берегу. Пожалуй, шагов сто до них. Надо приземлять! Поднял автомат, протер полой, крикнул:
— По фашистам — огонь!
Баранов заметил — цепь стояла не больше минуты. В центре, на дороге, пожалуй, никто в живых не остался. А прикрытые кустарником и деревцами успели залечь. И будут поливать свинцом предмостные позиции. Сколько ребят осталось в строю? Сколько погибло? Посмотрел на часы. Десять минут восьмого. Не может быть. Стоят, что ли? Поднес к уху. Часы тихонько тикали. Выходит, надо еще держаться на этом гиблом месте семьдесят минут.
Баранов пополз к Гусеву. Увидел черное от гари лицо, сказал:
— Комдив от лица службы объявляет благодарность и просит продержаться еще семьдесят минут.
— В автомате последний диск, — виновато сообщил Гусев. — Придется перейти на одиночную стрельбу.
— Надо взять автоматы у покойников — в канаве. Пошлите Лагутина, — приказал Баранов и направился к Виктору Мучникову.
— Воевать не привыкать, было бы чем! — сказал Виктор, обращаясь к подползшему старшине. — Надо сообщить командиру полка, может, подбросит боеприпасы.
— Пошлю связного, — пообещал Баранов. Николай Буренков сидел в воронке и протирал немецкий пулемет. Увидев командира, негромко сообщил:
— Свой боевой паек схарчу, пущу в ход фашистский. Еще на две вот таких, как были, атаки хватит. Только бы танки не пустили, гады.
— Так у тебя гранаты есть.
— Есть связка, да что-то правая рука болит. Зашиб, наверно.
— Держись, Коля. Надеюсь, как на себя.
Подполз Леонид Федоров, тихо сообщил:
— У автоматчиков какое-то затишье. Почему-то молчат.
— Слетай. Проверь. Нет, хотя я сам. Как выяснилось, миномет противника накрыл позицию автоматчиков. В луже крови лежал командир отделения. Рядом с ним, с белым бинтом в руке, санинструктор. На лице черный нетающий снег. И дальше тяжелораненые, умирающие. Только один привстал, увидев Баранова, и доложил:
— Гвардии рядовой Петров. Легко ранен в левую руку. Осколок зацепил.
— Хорошо, что ноги целы. Постарайтесь добраться до командира полка и передайте ему: «Отбили две атаки. В строю четырнадцать человек. Пришлите подкрепление». Вот и всё. Запомнили?
— За вами повторял.
— Пулей лети! Туда и обратно — пулей!
— Не сомневайтесь, товарищ гвардии старшина. Баранов дополз до своей воронки, вытер пот, поднес к глазам часы. Прошло двадцать две минуты. Фашистов пока не видно. Что они затевают? В покое, понятно, не оставят. Отряд разведчиков подобен клину, вбитому в сердцевину вражеской обороны.
Правее моста тяжело рванул землю снаряд. Томительно завывая, пронеслась над головой мина и разорвалась на льду. Началась очередная «огневая обработка» предмостного «пятачка», а потом гитлеровцы снова пошли в атаку. Две цепи. Что-то кричат и стреляют. Снег мешает им бежать, а может, спотыкаются о трупы. Как отбить эту третью атаку? Баранов прицелился и короткой очередью свалил одного гитлеровца. Выстрелы прозвучали, как команда «огонь!». Прислушиваясь, Баранов без труда угадал, кто из разведчиков еще остался в строю: вот одиночными бьет из автомата Леонид Федоров; вот стреляет цыган Виктор Мучников; как всегда, спокоен и беспощаден Александр Гусев; словно в тире, поражает цели Иван Куклин; не спеша, расчетливо расходуют патроны Виктор Коптев и Николай Брянцев, живы пулеметчики Николай Буренков и Николай Павлюткин. Молодцы! Не подпускают атакующих к берегу. Если гитлеровцы просочатся здесь к реке, прорвутся и к мосту. Что-то не слышно Владимира Стесикова. Ранен? Убит? Или нет патронов? Надо бы кого-то послать к автоматчикам, — может, там осталось немножко патронов. Только сейчас никого не снимешь с позиции.
А связного-автоматчика нет. Дошел ли он до командира полка? Может быть, погиб?..
Цепи атакующих заметно поредели, но фашисты все еще топают вперед. И вопят. Да они пьяные! Баранов нажимает на спусковой крючок. Автомат молчит. Патронов в диске нет. Онемели автоматы Мучникова и Куклина. Пустили в ход трофейные пулеметы Буренков и Павлюткин. Гранаты! Есть еще гранаты.
И тут из-за моста прорвалось затяжное хрипловатое «Ур-а-а-а!».
— Никак наши? — не веря самому себе, спросил Баранов.
— Конечно, наши, — подтвердил Гусев.— Пора бы и прибыть.
Через мост, гулко топая, пробежал сержант с красным флажком. За ним двигались пехотинцы. Деревянный горбатый мост заохал, закряхтел, как живой, под тяжелыми сапогами. По нему катят станковые пулеметы. А вот показались минометчики и артиллеристы. Грохочут, торопятся танки.
Прошагал мимо воронки Федоров. На темном и все-таки красивом лице белозубая улыбка. Кричит автоматчикам:
— Вставай, ребята, наши пришли!
Пожилой солдат приподнялся, сказал сердито:
— Не шуми! Мертвых не разбудишь...
* * *
45-я гвардейская дивизия после упорных, кровопролитных боев передала плацдарм за Вентой латышскому соединению и отошла в тыл пополняться, готовиться к новому наступлению.
Недели через три на специально оборудованной местности проходили учения по теме «Прорыв долговременной, глубоко эшелонированной обороны противника». За действиями подразделений наблюдал Маршал Советского Союза Леонид Александрович Говоров.
К ответственным учениям гвардейцы хорошо подготовились и провели их вполне удовлетворительно. Перед разбором Говоров спросил командира полка Захарова:
— Скажите, а кто командовал ротой автоматчиков «противника»? В такой поношенной фуфаечке бегал.
— Гвардии старшина Иван Павлович Баранов.
— Позвольте, почему старшина командует ротой?
— Командир роты еще не вернулся из госпиталя.
— Я не о том. Почему старшина Баранов не офицер? Он действовал тактически грамотно, смело, более того — дерзко.
— Еще бы! Ведь он разведчик, награжден тремя орденами. Только военного образования не имеет.
— Зато имеет прекрасный опыт, — улыбнулся маршал и, подозвав адъютанта, приказал:
— Запишите: гвардии старшине Баранову присвоить звание гвардии младшего лейтенанта.
Прошло несколько дней. Ивана Баранова вызвали в штаб полка. Гвардии полковник Захаров, улыбаясь, поздравил с присвоением первого офицерского звания, вручил погоны и пожелал новых успехов в учебе и в бою.
Война подходила к концу, когда 45-ю дивизию снова выдвинули на передний край в Курляндии. Гвардии младший лейтенант Баранов снова получил приказание: взять «языка».
С вечера Баранов подыскал «объект для нападения», подготовил группу захвата. Утром поползли к вражеской траншее. Она была непривычно безмолвной, угрюмой, пустой. И вдруг Баранов увидел чуть левее своего «объекта» длинное белое полотнище. И правее, и в глубине обороны, над черной, израненной землей, заколыхались белые флаги. Старший группы захвата Леонид Федоров, не скрывая ликования, закричал:
— Сдаются! Все сдаются, гады. Тысячи «языков»...
А потом был незабвенный марш победителей в родной Ленинград.
В Красном Селе, на привале, вызвал Ивана Баранова командир корпуса Герой Советского Союза генерал-майор Афанасий Федорович Щеглов, обнял смущенного офицера, обрадовал:
— Получен Указ Президиума Верховного Совета о награждении вас, Иван Павлович, орденом Славы первой степени. Вручаю орден, товарищ полный кавалер. Ну-ка, прицепи.
Отошел шага на три, хитровато прищурил глаза, улыбнулся:
— Хорошо! Красив. И слово-то какое подходящее — кавалер Славы!
И пошел, увенчанный светлой славой, гвардеец Иван Баранов впереди родного полка в Ленинград. Знаменосцем! А рядом ассистенты: гвардии лейтенант Ефимов и гвардии младший лейтенант Петренко.
Идут гвардейцы знаменитой дивизии прорыва по рабочей Нарвской стороне. И на всем пути сплошной шеренгой люди. Они бросают цветы, они передают скромные подарки, они смеются и плачут, жмут руки и целуют победителей.
Идет Иван Баранов по знойным улицам, каска накалилась, пот заливает глаза. И платка не достанешь.
Знамя полковое в руках. Вдруг совсем рядом голос, который узнаешь из тысячи:
— Валя, родной!..
— Надюша!..
* * *
В марте 1946 года Баранова направили на Север. Принял строительный взвод. И снова в строю. И снова в поиске. И движение вперед! Командир строительной роты, а в роте 400 человек. Ответственнейший объект. И новый, более трудный шаг — строительный отряд.
Службу закончил в июле 1961 года. Стал майором запаса. На груди появились новые награды: медаль «За боевые заслуги» и орден Красной Звезды.
...Сейчас Иван Павлович Баранов работает заместителем начальника 87-го строительного треста Главленинградстроя. Дело трудное, дело благороднейшее. Высокое счастье — нести людям радость. А ведь как радуются ленинградцы, заселяющие новые дома. И сколько их, справивших и справляющих новоселье!
Н. Кондратьев
| Предыдущая страница | Содержание | Следующая страница |
