В один из послевоенных январских дней на набережной Красного Флота я увидела необычную картину: женщина бросала на невский лед гвоздики. Ярко-красные на белом, цветы были трогательно красивы и вызывали смешанное чувство необъяснимой радости и печали. Они слегка трепетали на ветру, похожие на огоньки, и казались живыми и горячими. Эта картина напомнила об одной истории, которая не перестает волновать меня и поныне.
Все началось с выставки фронтовых рисунков художника С. И. Левенкова, устроенной в 1962 году Ленинградским отделением Союза художников. Долгий путь дорогами войны прошел гвардии лейтенант Левенков. Созданные им работы — неповторимый документальный материал. Мастерской его была лесная поляна, борта грузовой машины заменяли мольберт. Вместо лампы часто служила тусклая коптилка.
После ранения на Пулковских высотах в 1942 году Левенков стал художником Дома Красной Армии. Но его тянуло на фронт, и он с разрешения командования направился в 45-ю гвардейскую стрелковую дивизию, чтобы написать портреты лучших ее воинов. В дивизии, в землянках и траншеях, он писал и писал все, что видел, что его волновало. Выставки его работ устраивались прямо в лесу. Расчищали площадку, и картины вешали на деревьях...
Взволнованно хожу по залам выставки. Вглядываюсь в лица на рисунках. Они хранят тяжелое дыхание войны. Некоторые явно не закончены — это понятно: приходилось, прерывая сеанс, заменять карандаш винтовкой; другие выполнены торопливыми штрихами — беглые наброски. Но сколько в них искренности, настоящего боевого накала! С любовью и гордостью рассказывает художник средствами своего искусства о людях подвига, их беззаветной любви к Родине, к Ленинграду.
На подписях под рисунками встречаются и знакомые имена.
«Г. Журба. Невская Дубровка». Старый большевик, участник гражданской войны, он был комиссаром дивизии. Погиб на Невском пятачке.
«В. И. Нонин». Совсем еще мальчик... В течение многих лет посетители музея на набережной Красного
Флота, 44, замедляют шаги у витрины с пробитой пулей красноармейской книжкой гвардии старшего лейтенанта Владимира Нонина, прошедшего славный боевой путь от политрука разведроты до парторга 131-го полка, одного из зачинателей снайперского движения на Ленинградском фронте, погибшего в бою за Воронью гору 15 января 1944 года.
Художник изобразил Володю улыбающимся. Глядя в его лицо, полное юношеского обаяния, с доверчивыми умными глазами, так и хочется спросить: «Чему ты улыбаешься так весело? Разве ты не знаешь, что тебя убили?»
Он был воспитанником школы № 200 Ленинграда, комсоргом. В начале войны из 9-го класса ушел добровольно на фронт. Служил в прославленной дивизии Героя Советского Союза гвардии полковника А. А. Краснова. Ладно складывалась военная судьба Володи, одно только огорчало: по молодости лет не росли усы. Дело в том, что был приказ командира дивизии: всем гвардейцам отрастить усы. Как же сокрушался двадцатилетний парторг, что не мог выполнить приказа! Друзья успокаивали: вырастут, не горюй! Но так и не успели вырасти усы у Володи Нонина...
После салюта в честь снятия блокады, январским вечером, к Ольге Федоровне Берггольц пришла сестра Володи, Нина Нонина, с просьбой: «Напишите стихи о Володе».
Вскоре появились стихи «Памяти защитников Ленинграда».
...Когда прижимались солдаты, как тени,
К земле и уже не могли оторваться,—
Всегда находился в такое мгновенье
Один безымянный, сумевший подняться.
Не все имена поколенье запомнит,
Но в тот исступленный, клокочущий полдень
Безусый мальчишка, гвардеец и школьник,
Поднялся и цепи штурмующих поднял...
Он падал лицом к Ленинграду. Он падал,
А город стремительно мчался навстречу...
Впервые за долгие годы снаряды
На улицы к нам не ложились в тот вечер...
Останавливаюсь перед портретом с надписью: «Кета Браун». Юное прекрасное лицо. Как солнечные блики из облаков, вырывается неудержимо женственность и нежность из ее глаз...
Накануне войны она приехала из Симферополя в Ленинград и училась в Юридическом институте имени М. И. Калинина. Здесь она вступила в ряды Коммунистической партии. Здесь пришла к ней любовь. Когда началась война, муж Кеты — Петя Харитонов с первых же дней ушел на фронт. Вскоре на фронт ушла и Кета. Служила в части мужа сандружинницей. А в промежутках между боями приезжала в Ленинград сдавать экзамены в институте.
Когда был убит ее муж, она не пала духом. Изучила пулеметное дело, научилась метко стрелять.
В газетах стали появляться ее портреты. Ее однополчанин — поэт Георгий Суворов (погибший на Невском пятачке) посвятил Кете стихотворение. Оно было напечатано в журнале «Звезда» в 1943 году:
Лишь только вспомнить ей, как жили вместе, —
И сердце загорается от мести,
И режут пули загустевший мрак,
И пятится остолбеневший враг...
А женщина, чтобы разить сильнее,
Уж катит пулемет к другой траншее.
Лишь только вспомнить... О, как ты крепка,
На пулемете женская рука!
Знакомясь последовательно с рисунками С. И. Левенкова, через некоторое время я обратила внимание на пожилую женщину, стоящую около портрета Кеты Браун. Она долго не отходила от него и, казалось, забыла, где она, как будто застыла на месте. По лицу ее медленно катились слезы...
Извинившись, я спросила:
— Вы, наверное, знали ее?
— Да, это моя подруга. Мы вместе учились в Юридическом.
— Не сохранились ли у вас личные вещи Кеты, ее фотографии, документы?
— Вещей нет. А фотографии сохранились. Есть еще ее письма, которые она писала мне с фронта.
Теперь, когда эти письма, датированные 1942 годом, переданы в дар музею, мне хочется привести отрывки из них. Письма невозможно читать без волнения.
«Я теперь пулеметчица, самая настоящая, и к тему же первый номер. Веду огонь из станкового пулемета «Максим». Если поместят мое фото в газете центральной, то будешь видеть меня в полной форме на передовой, а нет — после войны покажу. Была ранена в голову осколком мины. Хорошо, что не прямое попадание, а то бы убило. Огонь ведем из дзотов и открытых замаскированных площадок...»
«Сейчас находимся в прекрасном месте: лес, река, соловьи, белки. В мирное время только бы о любви говорить, а сейчас мины, снаряды и пули кругом...»
«...Да, только теперь понимаешь, как прекрасно мы жили... Вот кончится война, соберутся все друзья наши вместе, и не будет среди них только одного человека — моего Петьки... Я бы многое отдала, чтобы вернуть прежнее счастливое время студенческой жизни».
«...Помнишь, ты на меня злилась и говорила, что я рисуюсь, когда я спокойно относилась к бомбежкам? Ты теперь поверь, что я действительно не боялась. Вот меня и тут ругают, что я хожу везде одна, а не со связным. А мне смешно: если убьют, толку от связного мало...»
«...Я выгляжу хорошо, говорят — день ото дня становлюсь красивее. Так ли это — не знаю. Только мне это сейчас ни к чему».
«...Вот окончится война, устроим вечер воспоминаний. Расскажу, что видела, что сама сделала, что пережила. Есть что рассказать и о ком рассказать...»
Не суждено было Кете встретиться со своими друзьями. В сентябре 1942 года, когда командование Ленинградского фронта приняло решение высадить десант на левый берег Невы и возродить Невский пятачок, Кета Браун была парторгом 131-го полка 70-й стрелковой дивизии. Ей по должности было положено находиться там, где наиболее трудно и опасно в бою, чтобы личным примером вдохновлять бойцов. И она добросовестно выполняла свой долг.
Это случилось 30 сентября. Лодка, на которой находилась Кета, попала под огненный шквал. До последней возможности, уже раненной, пулеметчица посылала очередь за очередью по врагу из своего «максима». Она была смертельно ранена в этом бою в плечо и шею. Лодка перевернулась. Кета погибла. Наутро лодку прибило к берегу, и подруга бесстрашной пулеметчицы Анна Горбунцова извлекла из вещмешка фотографии Кеты и ее документы.
...В дни памятных дат женщины бросают на невский лед гвоздики, а летом плывут по Неве и Ладоге венки из живых цветов. Это прекрасный салют тем, кто в решающий миг своей жизни сумел подняться и повести за собой атакующие цепи. Во имя того,, чтобы на улицы Ленинграда никогда больше не падали бомбы и снаряды.
| Предыдущая страница | Содержание | Следующая страница |
