Твои герои, Ленинград

СТРЕЛЕЦКИЙ
Петр Федорович

Над просторами Балтики

Стрелецкий Петр Федорович. Родился в 191В г. в селе Криницкое Деражнянского района Хмельницкой области. Украинец. Член КПСС с 1941 г. Жил в Москве, работал на заводе. Из столицы по комсомольской путевке был направлен в училище военных летчиков. Участвовал в войне с Финляндией. Великую Отечественную встретил на полуострове Ханко. В составе 1-го гвардейского минно-торпедного авиаполка ВВС Балтийского флота участвовал в операциях на море. Звания Героя Советского Союза удостоен 31 мая 1944 г. После войны продолжал службу в армии. С 1957 г. в отставке. Работал инженером в Калининграде Московской области. В 1974 г. умер.

В сентябре сорок второго года, оправившись после ранения, лейтенант Петр Федорович Стрелецкий был назначен пилотом третьей эскадрильи 1-го минно-торпедного авиаполка ВВС Балтийского флота. Через полгода он уже командовал звеном торпедоносцев, хотя раньше летал лишь на гидросамолетах.

В сорок третьем полк получил несколько новых самолетов. На борту одного из них было написано: «Мы сделаем!» В кабине обнаружили письмо. Известный американский киноартист Рэд Скелтон, подаривший эту машину, писал:

«Летчику, который будет бить врага на этом самолете. Письмо должно оставаться в кабине, пока его не получит пилот-фронтовик.

Лично.

Здравствуй, друг. Посылаю Вам привет. Очень сожалею, что не имею возможности встретиться с Вами. Я хотел бы поддерживать связь с Вами и знать о Ваших боевых успехах на этом самолете. Желаю Вам счастья и удачи, успешно бить врага, хотя я знаю: не мне Вам говорить, как надо бить врага».

Этот самолет командование полка вручило гвардии капитану Петру Стрелецкому.

В интервью корреспонденту газеты «Летчик Балтики» Стрелецкий тогда сказал от имени экипажа:

— Постараемся использовать технику как надо. Расцениваем подарок как выражение симпатий американского народа к советским людям, ведущим борьбу против гитлеризма, за свободу и счастье всего человечества, в том числе и американцев. Рэд Скелтон может не сомневаться: будем бить врага по-гвардейски.

К тому времени Стрелецкий уже зарекомендовал себя отличным знатоком морского театра. Он хорошо знал базы и фарватеры, на которые нацеливало командование гвардейцев. И боевой опыт имел немалый. Войну встретил на Ханко. Первый боевой вылет совершил 22 июня сорок первого года.

На Ханко Стрелецкий, можно сказать, прошел полный курс боевой работы: штурмовал, обеспечивал высадку десанта и вел борьбу с вражеским десантом, сопровождал корабли и бомбил плавсредства противника, корректировал огонь нашей артиллерии и уничтожал вражеские батареи. Тогда же, в сорок первом, вступил в члены партии.

Врезалось ему в память одно задание: прикрыть транспорт с оружием и боеприпасами, идущий из Таллина на Ханко. Обстановка сложилась так, что Стрелецкий пошел на таран торпедных катеров, чтобы спасти везущее оружие судно, но те успели уйти из-под удара.

— Снизившись, я нацелил самолет так, чтобы ударить по одному из катеров левым поплавком,— вспоминал позже Стрелецкий.— До противника оставалось пятьдесят метров. Но в этот момент головной рванулся вправо, другой — влево, и самолет проскочил. Катера поспешно скрылись в шхерах и больше уже не приближались к транспорту.

После того как в декабре 1941 года закончилась ханковская эпопея, Стрелецкий в составе 44-й эскадрильи не раз бомбил ночью Лугу, Гдов, другие укрепленные пункты противника. На своем МРБ-2, заправившись до предела горючим и взяв полный боезапас для пулеметов и максимальное количество осколочных бомб малого калибра, он подавлял обнаружившие себя огневые точки. Пять часов такого полета над позициями врага — это пять часов передышки для пехотинцев нашего переднего края. Потом Стрелецкого сменял другой летчик.

И вот первый боевой полет на самолете Рэда Скелтона на разведку в район Ханко, где Стрелецкий встретил Великую Отечественную войну. Вылетели за час до рассвета. Прошли над заливом, галсируя с востока на запад и обратно. Чист горизонт, спокойно в воздухе.

— Командир, справа градусов под сорок пять транспорт! — сообщил штурман Николай Афанасьев.

Стрелецкий стал заходить так, чтобы силуэт судна рельефнее смотрелся на светлой части неба. Транспорт не имел охранения. Когда самолет приблизился, разом ударили вражеские орудия и автоматы.

— Бросай торпеду! — крикнул Афанасьев.

— Еще немного,— ответил Стрелецкий.— Надо ударить наверняка.

— Бросай, иначе за мачты зацепимся,— настаивал Афанасьев.

Когда Петр нажал на кнопку электросбрасывателя, машину подбросило. Он дотянул штурвал на себя и прибавил скорость.

— Взрыв в корме! — доложил Трусов.

Корма почти полностью ушла в воду, обнажив нос судна. Это была крупная победа Стрелецкого и его экипажа. Петр и до этого много бомбил, в том числе и плавсредства, но такой корабль, да еще торпедой, атаковал впервые. И не мог успокоиться до тех пор, пока проявленную пленку не доставили командиру.

— Подходящая работа. Самое малое — шесть тысяч тонн,— сказал майор И. И. Борзов, поздравляя Стрелецкого.

В ночь на 17 января 1944 года экипаж пять раз наносил удары по Ропше. Одна из пятисоток, сброшенная Стрелецким и Афанасьевым, прямым попаданием разбила узел связи командного пункта фашистской дивизии.

В жизни Петра Стрелецкого и Николая Афанасьева было много общего. Петр родился в 1918 году в крестьянской семье на Украине. Его отец, старый коммунист, работал председателем одного из первых колхозов. Николай родился годом позже в Калининской области, тоже в крестьянской семье. После гражданской войны переехал в Ленинград. Здесь учился, стал электромонтером. Потом, как и у Стрелецкого, были училище морских летчиков, Балтика, самолет МРБ-2.

Общим был и боевой счет Стрелецкого и Афанасьева. А начался он в один из осенних дней сорок третьего года. Видимость в тот день не превышала километра. Мокрый снег с дождем предвещал и обледенение. Над морем они встретили несколько перехватчиков-«мессершмиттов». Это значило, что поиск верен. Впереди транспорт и охранение. Не сразу удалось атаковать. Пришлось несколько раз уходить в низко висящие над морем тучи.

И вот наступил момент, когда решение принято. МРБ-2 снизился. Он на виду у кораблей, и те все разом открыли огонь. Но не помогли противнику ни завеса плотного зенитного огня с транспорта и кораблей охранения, ни «мессершмитты». В центр транспорта ударила торпеда. Отбив несколько атак вражеских истребителей, торпедоносец в слепом полете ушел домой.

А вечером Стрелецкий и Афанасьев написали в США письмо, в котором сообщили Скелтону о том, что его девиз «Мы сделаем!» они осуществляют на практике. «Мы сделаем все,— писали гвардейцы,— чтобы как можно скорее уничтожить нашего общего врага — нацистов».

Третью совместную победу Стрелецкий и Афанасьев одержали в Финском заливе. Как-то раз заметили в шхерах группу судов. Цель заманчивая, но пришлось разворачиваться: мелковато, торпеда зароется в ил. Решили дождаться, когда караван выйдет в открытое море.

На другой день торпедоносец вылетел к Гогланду. Через 40 минут большой транспорт был обнаружен. От радости не сразу увидели охранение — четыре морских охотника, которые вели плотный и меткий огонь. К тому же командир транспорта искусно маневрировал, затрудняя выход в атаку. Он делал все, чтобы встретить торпеду носом судна и тем самым уменьшить вероятность поражения. В этот момент один из снарядов разорвался под плоскостью. Осколок, пробив обшивку, ударился о бронеспинку и уже без прежней силы плюхнулся сзади Стрелецкого. И почти одновременно раздался голос Афанасьева:

— Командир, бросай!

Сбросив торпеду, Стрелецкий попытался развернуться и взять курс на свой аэродром. Но не успел: перед кабиной самолета разорвался снаряд. Из левого мотора выбилось пламя, и он исчез за дымовой завесой. Показались два фашистских перехватчика. Они шли в лоб. Времени на размышление — считанные секунды. Стрелецкому вспомнилось, как в сорок первом он на МРБ-2 пытался таранить торпедные катера противника и заставил их перепуганные экипажи прекратить атаку нашего транспорта.

Теперь было все иначе: ушел под воду транспорт после удара балтийцев, и экипаж торпедоносца вел, по существу, воздушный бой. Уже включены на приборной доске тумблеры лобового вооружения. Прицелившись, Стрелецкий всей мощью — четырьмя пушками и двумя пулеметами — ударил по ведущему «мессершмитту». И, видимо, попал, потому что «мессер» как-то слишком медленно вошел в облако.

Внизу метались сторожевики. Транспорта уже не было на поверхности. Казалось, прошла целая вечность, а бой длился всего лишь пять минут.

...Майор Борзов слушал доклад насупившись, будто начальник метеослужбы был виноват в том, что на 600 километров вокруг, почти до самого района поиска, простирается низкая облачность, идет снег. Впрочем, одно замечание синоптика явно вызвало интерес командира. В западном районе Финского залива малооблачно, в квадрате поиска, если иметь в виду, что ветер восточный, вообще может быть чистое небо. Хорошо это или плохо? Плохо, так как здесь действуют перехватчики. Но Бор-зов вдруг встал, зашагал по КП. Так бывало всегда: найдет командир решение и, проверяя себя, мерит крупными шагами помещение командного пункта.

— Стрелецкого и Афанасьева ко мне,— распорядился Бор-зов.

Через пять минут Петр и его штурман сидели с Борзовым голова к голове и обсуждали предстоящий крейсерский полет.

Чтобы экипаж Стрелецкого смог пробиться незаметно в намеченный квадрат, командир решил направить туда самолеты дальнего действия, которые будут бомбить и тем самым отвлекут внимание фашистов от одинокого торпедоносца.

— Постарайтесь незаметно проскочить в море,— наставлял Борзов.

В середине ночи торпедоносец ушел в непогоду. Стрелецкий вел самолет словно с завязанными глазами. К счастью, моторы работали нормально, и время от времени штурман спокойно сообщал, что все в порядке.

На подходе к Гогланду почувствовали обледенение. Стали тяжелеть крылья. Штурман и стрелок-радист доложили, что киль и стабилизатор тоже покрываются льдом. Если облачность и дальше будет такой, обледенение приведет к роковому исходу. Но не возвращаться же. Стрелецкий решительно прибавил обороты. Над заданным районом было почти безоблачно и... светло. Пожары полыхали до горизонта. Дальняя авиация успешно выполняла задачу, о которой говорил Борзов.

Как и предполагали, истребителям противника было не до одиночного самолета, шедшего в море. Поэтому выйти в район поиска удалось незамеченными. Но близ островов Даго и Эзель не оказалось ни одного транспорта. На востоке уже появилась тонкая светлая полоса.

— Пройдем еще западнее,— решил летчик.

Минут через десять заметили дымки на горизонте. Это была цель: транспорт водоизмещением примерно 6 тысяч тонн в сопровождении трех сторожевых кораблей.

...Самолет шел на заданной скорости над самой водой. Корабли все ближе и ближе. И вот уже огненные трассы рванулись со всех кораблей. Дуэль началась. Стрелецкий довернул самолет, как просил штурман. Еще несколько секунд полета и...

Стрелецкий вскрикнул от боли. Пуля угодила в ногу и раздробила кость. Самолет помимо его воли скользнул вправо, к самой воде. Рука летчика автоматически убрала газ левому мотору и дала полные обороты правому. «Только бы не потерять сознание»,— подумал Петр.

— Командир, бросай торпеду! Пора! — крикнул штурман.

Стрелецкий нажал на кнопку сбрасывания и рванул штурвал на себя. Машина над самыми мачтами вышла из зоны торпедного огня.

— Взрыв! Торпеда попала в центр транспорта! — сообщил Афанасьев.— Командир, быстрее развернись! Транспорт тонет, надо успеть сфотографировать!

Но у Стрелецкого красные круги в глазах. Он попытался развернуться, однако двинуть левой ногой был не в состоянии: она сползла с педали и неестественно вывернулась.

— Командир, почему молчишь? — снова послышался голос Афанасьева.

— Все в порядке,— прохрипел Стрелецкий.

Боясь потерять сознание, летчик еще крепче сжал штурвал. Хотел остановить кровь, но не смог дотянуться до аптечки. Пришлось воспользоваться ремешком от планшета. Потом, уже на земле, однополчане удивлялись, как Стрелецкому удалось наложить жгут на разбитую ногу и одновременно вести торпедоносец. Но вот сумел, хотя несколько раз самолет, теряя высоту и скорость, едва не задевал крылом воду.

Гвардейцы подходили к району, где обычно встречались вражеские истребители. Стрелецкий думал именно об этом. Ведь маневрировать он не мог. И он сказал экипажу о том, что до этого скрывал:

— Мне покалечило ногу. Смотрите за воздухом. Вопросов задавайте поменьше. Тяжело говорить.

— Ясно. За хвост будь спокоен,— ответил Афанасьев.

Пилотировать на бреющем труднее, тем более раненому летчику. Но Стрелецкий вел самолет над самой водой, чтобы не засекли вражеские посты наблюдения. В голове мутилось, хотелось закрыть глаза. А впереди — сотни километров пути.

Вот и наш берег. Хватит ли бензина? Не остановятся ли внезапно моторы? Приборы, поврежденные осколками, не работали. А тут еще доклад Трусова:

— Слева приближается «мессершмитт».

Фашист начал догонять, но штурман и стрелок открыли огонь. «Мессершмитт» отстал. Уже когда оторвались от преследования и напряжение несколько спало, Стрелецкий почувствовал тошноту, все поплыло в глазах.

Впереди показалось покрытое льдом Чудское озеро. Самолет наскочил на фашистскую зенитную батарею. И тут же появилась пара «фокке-вульфов». Они атаковали. Подставлять хвост — значит, подвергаться серьезной опасности. Стрелецкий пошел в лоб врагу и открыл огонь из всех огневых точек передней кабины.

Атаку удалось отбить, не получив при этом серьезных повреждений. Наконец показался родной аэродром. Внизу уже знали, что Стрелецкий тяжело ранен, и тревожно следили за посадкой.

Оставалось только выпустить шасси. Это так просто. Нужно наклониться влево и переставить кран на «выпуск». Но при первой же попытке сделать это Стрелецкий едва не потерял сознание. Конечно, можно сесть на фюзеляж, но тогда самолет на какое-то время выйдет из строя. Стрелецкий, чуть не вскрикнув от боли, рывком передвинул кран на выпуск шасси. И сразу на посадку. Машина толчком коснулась бетонного покрытия и понеслась к снежной гряде за границей взлетно-посадочной полосы. Едва успев выключить зажигание, Стрелецкий потерял сознание. Пришел в себя уже в санчасти.

— Товарищ командир! — начал докладывать Стрелецкий.

— Знаю,— прервал Борзов доклад летчика.— Молодец, что живой.

В ленинградском госпитале делали все, чтобы спасти ногу Стрелецкому. Несколько раз в критические дни ему переливали кровь. Петру Федоровичу писали летчики, артиллеристы, морские пехотинцы, подводники. И еще были письма от Е. Д. Стасовой, старейшего члена Коммунистической партии. Часто его навещали боевые товарищи: Афанасьев, Борзов, заместитель командира полка по политчасти Калашников, Трусов. Вскоре кризис прошел. И когда в начале мая целая группа гвардейцев нагрянула в госпиталь, Стрелецкий встретил их уже на костылях. Его поздравляли с очередной наградой — орденом Красного Знамени. А в конце мая 1944 года Петру Федоровичу Стрелецкому и Николаю Федоровичу Афанасьеву было присвоено звание Героя Советского Союза. Ивана Трусова Военный совет Балтийского флота наградил орденом Красного Знамени.

Осенью сорок четвертого Стрелецкий был переведен в Москву. А затем он продолжил службу в Подмосковье.

С Петром Стрелецким после войны мы не раз встречались в столице, дважды в год ездили на автобусе в Васильевскую школу Рузского района, где был создан музей обороны Москвы и обороны Ханко. Как радовался прославленный летчик, что о фронтовиках помнят, что их подвиг не забыт!

М. Львов

Из книги: Герои огненных лет. Очерки о москвичах — Героях Советского Союза. Вып. 5. М.: Московский рабочий, 1982.

Другие материалы