Немецко-фашистские войска, несмотря на огромные потери в живой силе и в технике, используя свое численное превосходство и свою многочисленную технику, прежде всего танки и авиацию, настойчиво рвались к Ленинграду, оставляя за собой кровь и пепелища. Гитлеру и его сообщникам Ленинград был особенно ненавистен. Он был колыбелью Великой Октябрьской социалистической революции, городом, где в 1917 году перевернулась страница в книге истории человечества, городом, где началось победоносное поступательное движение к социализму, городом труда, науки, культуры, городом Ленина, Ленинград был символом победоносной пролетарской революции, символом социализма. Гитлеровские моторизованные разбойники стремились уничтожить Ленинград, стереть его с лица земли, разрушить его заводы и фабрики, дворцы и музеи, школы и вузы, истребить его население.
Фронт приближался к Ленинграду. 16 августа фашисты захватили Нарву, через два дня Кингисепп, 20 августа они прорвались к Гатчинскому укрепленному району. 13 июля финские войска перешли в наступление на Карельском перешейке. 21 августа Военный совет фронта, Горком ВКП(б) и Ленсовет обратились ко всем ленинградцам с воззванием:
«Товарищи ленинградцы, дорогие друзья!
Над нашим родным и любимым городом нависла непосредственная угроза нападения немецко-фашистских войск. Враг пытается проникнуть к Ленинграду. Он хочет разрушить наши жилища, захватить фабрики и заводы, разграбить народное достояние, залить улицы и площади кровью невинных жертв... Но не бывать этому! Ленинград — колыбель пролетарской революции, мощный промышленный и культурный центр нашей страны — никогда не был и не будет в руках врагов...». [Сирота Ф. И. Ленинград — город-герой. Л., 1960, с. 38; Очерки истории Ленинграда, т. V. Л., 1967, с. 144—145.] Воззвание подписали К. Е. Ворошилов, А. А. Жданов и П. С. Попков.
Натиск врага не ослабевал. Несмотря на героическую борьбу воинов Красной Армии и моряков Балтийского флота, ополченцев и партизан, немцы рвались к Ленинграду с юга и юго-запада на соединение с войсками Маннергейма. 30 августа фашисты ворвались во Мгу. Железнодорожное сообщение Ленинграда со страной, с «большой землей» было прервано. И надолго. 8 сентября немцы захватили Шлиссельбург. Теперь только по волнам Ладожского озера и по воздуху Ленинград был связан с «Большой землей». Началась девятисотдневная героическая оборона Ленинграда, кольцом блокады отрезанного от всей страны. Бои шли у самых ворот Ленинграда. Немцы захватили Гатчину, Павловск, Пушкин, Петергоф, Стрельну, Урицк. Дежурившие на крышах университетских зданий бойцы МПВО сообщали об огненном кольце, по ночам опоясывавшем Ленинград. Вначале видны были только отблески далеких пожаров, но вскоре зарево подошло совсем близко к Ленинграду. Враг рвался к городу. Жившие в Гатчине, Пушкине, Петергофе преподаватели, служащие и студенты университета переезжали в Ленинград, бросая все свое имущество. С оружием в руках ушла одной из последних из Гатчины воспитанница университета работник райкома комсомола Вера Зенькова. Тех, кто по болезни оставался в Пушкине и Гатчине, ждала страшная участь — фашистская оккупация. Так погиб крупный ученый, профессор университета С. Н. Чернов. Молодежь угоняли в рабство в Германию.
Ожесточенные бои по всему фронту под Ленинградом не прекращались ни на один день. Героическое сопротивление защитников Ленинграда остановило немцев у Пулковских высот, у стен Ижорского завода, близ Ивановского на Неве. [История Великой Отечественной войны Советского Союза. 1941—1945, т. II. М., 1969, с. 89.] Наступательный порыв гитлеровских войск иссяк, и 25—26 сентября немцы начали рыть землянки, переходя к обороне. Фронт стабилизировался. А всего 4—5 дней назад немецкое командование похвалялось: «...сравняем Ленинград с землей и передадим район севернее Невы Финляндии...» [История Великой Отечественной войны Советского Союза. 1941—1945, т. II. М., 1969, с. 91.]
Не состоялся и банкет в «Астории», намеченный фашистским командованием. Выбор «Астории» для торжественного банкета, предполагаемого после взятия Ленинграда, был не случаен — лучшая гостиница и ресторан располагались напротив угрюмого и массивного здания, где когда-то, до революции, помещалось германское посольство, а впоследствии германское консульство в Ленинграде. [Непокоренный Ленинград. Л., 1974, с. 132.]
Не удалось немцам осуществить и другой план — к 6 сентября 1941 года выйти к Свири и соединиться с финнами, стянув узел блокады еще ближе к Ленинграду. Не сумев войти в Ленинград, гитлеровцы начали разрушать город артиллерией и авиацией. [Непокоренный Ленинград, с. 132, 139, 141; Очерки истории Ленинграда, т. V. Л., 1967, с. 30—32.]
4 сентября на улицах Ленинграда разорвались первые артиллерийские снаряды.
6 сентября фашистские самолеты обрушили фугасные и зажигательные бомбы на город. [Непокоренный Ленинград, с. 151, 154; Павлов Д. В. Ленинград в блокаде. 1941. М., 1967, с. 38—40.]
Ленинградцев не могли сломить ни бомбежки, ни артиллерийские обстрелы, ни блокада, ни вызванный ею голод. Не чувствовали они себя и изолированными от всей страны. На стенах ленинградских улиц было расклеено письмо — стихи седовласого акына Джамбула, обращенное к ленинградцам:
Ленинградцы, дети мои,
Ленинградцы — гордость моя,
Мне в струе степного ручья
Виден отблеск невской струи.
Обращаясь к москвичам и ленинградцам, участники митинга в Ташкенте от имени всего узбекского народа заявляли: «Мы с вами, дорогие братья, сердцем и кровью!» [История Великой Отечественной войны Советского Союза. 1941—1945. Т. II, с. 249.]
Когда началось октябрьское наступление немцев на Москву, ленинградцы обратились к москвичам:
«В этот грозный час наши сердца, наши мысли с вами, с нашей родной Москвой» [История Великой Отечественной войны Советского Союза. 1941—1945. Т. II, с. 249.]
В эти дни коллектив Ленинградского университета обратился к профессорам и преподавателям, студентам и служащим своего старшего брата — Московского университета. Говоря о своей самоотверженной работе в условиях войны, ленинградцы писали москвичам: «С чувством глубокого удовлетворения наш университет узнал, что и Московский университет в аналогичных условиях мужественно выполняет свой долг перед Родиной и плодотворно сочетает оборонную работу с непрекращающейся научной деятельностью и учебными занятиями». В заключение своего письма московским коллегам ленинградцы выражали твердую уверенность, что оба университета будут «с еще большим энтузиазмом и патриотическим подъемом работать на ускорение разгрома врага, на процветание советской науки и культуры, на благо нашей великой и любимой Советской Отчизны». [Ленинградский университет. 1819—1944. М., 1945, с. 167.] В эти дни «Ленинградская правда» опубликовала статью профессора В. В. Мавродина «Наша родная Советская власть». [«Ленинградская правда», 1941, 5 дек.]
Зарубежные друзья университета, зная о том, в каком положении находится Ленинград и его университет, как варварски разрушаются бесценные памятники культуры, присылали свои слова привета и поддержки.
Ленинградский университет получил письмо от старинного английского Оксфордского университета, от Викторианского университета в Веллингтоне (Новая Зеландия). Студенты-новозеландцы в своей сентябрьской телеграмме выражали величайшую веру «в славную Красную Армию, защищающую цивилизацию от фашистского варварства».
В своем ответе преподаватели и студенты Ленинградского университета писали:
«Студенты и профессора Ленинградского университета выражают глубокую признательность за чувства братской солидарности. Помогаем всеми нашими силами любимой Красной Армии. Непоколебимо убеждены в торжестве нашего правого дела, в близкой победе прогрессивных сил человечества над кровавым фашизмом». [Ленинградский университет. 1819—1944. М., 1945, с. 154.]
С фронта, из тыла, от бывших питомцев в университет приходили сотни писем. Ленинградский университет жил и боролся вместе со всей страной.
Но с каждым днем жить и бороться в Ленинграде становилось все труднее и труднее. Правда, в начале 20-х чисел августа университет эвакуировал большую группу престарелых, матерей с детьми, но немало еще оставалось сотрудников и студентов, силы и здоровье которых требовали нормальных условий, далеких от тех, что сложились в блокадном Ленинграде.
Университет — прежде всего учебное заведение. И поэтому руководство университета приложило все усилия, чтобы начать занятия как обычно, 1 сентября. В этой тревожной, критической обстановке коллектив университета вновь продемонстрировал свою верность долгу, сплоченность и самоотверженность. 1 сентября к учебе приступили 2027 студентов, в том числе на I курсе — 558 человек, на II — 544, на III — 491, на IV курсе — 444 человека. В связи с военной обстановкой в университете было введено трехлетнее обучение, рабочая неделя удлинялась до 42 часов, сокращалось каникулярное время. Из 725 студентов, переведенных в 1940/41 учебном году на V курс, 389 досрочно окончили университет, сдав экзамены в августе и сентябре 1941 года. Условия Ленинграда — прифронтового города — наложили свой отпечаток на учебный распорядок в ЛГУ. В первой половине октября было введено сменное расписание занятий, при котором два курса (I и III) неделю занимались, а в это же время два других курса (II и IV) выполняли различные оборонные задания, затем они менялись. На факультетах были пересмотрены учебные планы и программы. Был введен ряд прикладных военных дисциплин (на географическом факультете военная география и военная топография, на химическом — курс военной химии и т. п.).
Несмотря на то, что враг стоял у ворот Ленинграда, 1 сентября, как обычно из года в год, в университете на всех факультетах и курсах начались занятия.
Профессор О. Л. Вайнштейн вспоминает этот памятный день 1 сентября 1941 года: «Начало занятий в этих условиях было встречено всем коллективом университета с чувством глубокого удовлетворения. Многие профессора, даже, не занятые по расписанию 1 сентября, явились в этот день в аудитории, чтобы собственными глазами убедиться в том, что любимый университет, невзирая ни на что, живет и действует. Оживленные группы студентов на лестницах, в коридорах, кабинетах и аудиториях, шумная толпа первокурсников перед витринами с расписанием; очереди за учебниками в библиотечных помещениях, пронзительные звонки, возвещающие начало лекций, — вся эта привычная обстановка университетских будней, возникшая после томительного перерыва в привычный день начала учебного года, была как бы демонстрацией моральной стойкости ленинградских универсантов, их гордым ответом на бомбы и на гнусные листовки врага». [Ленинградский университет. 1819—1944. М., 1945, с. 154.]
Но город-фронт нуждался в каждой паре рук, каждой лопате и ломе. И после одной-двух лекций большинство студентов направились на оборонные работы Возвращавшиеся 8 сентября с совещания в Петровском зале профессора университета увидели висевшую над городом огромную зловещую багровую тучу — горели подожженные немецкими самолетами продовольственные склады им. А. Е. Бадаева.
Вскоре снаряды, фугасные и зажигательные бомбы обрушились на здания университета.
10 сентября на крыше здания исторического факультета бойцы команды МПВО тушили зажигательные бомбы. 11 сентября бойцы МПВО — секретарь Ученого совета П. Ф. Котлова, лаборант Тараканов, студенты-филологи обезвредили двадцать зажигательных бомб. В ночь на 8 октября на здание химического факультета упала стокилограммовая зажигательная бомба. Она пробила крышу, чердачное перекрытие, потолок 4 этажа и упала в лабораторию. Начался пожар. Самоотверженно, несмотря на ожоги, боролись с огнем бойцы факультетской команды МПВО. Особенно отличились исполняющий обязанности декана профессор А. С. Броун и ассистент Е. М. Роднянский.
Спустя десять дней десятки зажигательных бомб упали на Главное здание университета и ректорский флигель. Хладнокровно, умело и уверенно боролись с огнем бойцы команды МПВО Главного здания. Особое мужество проявили ассистенты Скрыпникова и Шилова. 25 ноября в здание университетского общежития на 5-й линии Васильевского острова попала тяжелая фугасная бомба. Под развалинами разрушенного здания оказались погребенными студенты и жильцы дома. Для спасения заживо погребенных и извлечения из-под развалин трупов сняли с занятий и направили на 5-ю линию десятки студентов. Многие из жильцов дома погибли, но многих удалось спасти. Одну студентку, заваленную обломками, удалось освободить только через двое суток. Это время ее поили и кормили через специально проделанное отверстие. Прошло еще два дня, и эта студентка успешно сдала зачет. «И это понятно! Каждый новый день в осажденном, голодающем и замерзающем Ленинграде приносил столько примеров еще более замечательной выдержки и подлинного героизма...» — пишет профессор О. Л. Вайнштейн. [Ленинградский университет. 1819—1944. М., 1945, с. 157.]
7 декабря в районе университета упали три тяжелые фугасные бомбы. Перед этим на крыше исторического факультета бойцы МПВО из числа сотрудников госпиталя и студентов гасили «зажигалки», как стали называть зажигательные бомбы. Зенитные орудия, стоявшие на Стрелке Васильевского острова, открыли частый огонь, но прерывистое гудение немецких самолетов не смолкало. Затем раздался глухой удар, без взрыва. Опытное ухо ленинградцев определило — бомба замедленного действия. И сразу же один за другим — два взрыва страшной силы. Одна из бомб попала в Малую Неву, у моста Строителей и повредила набережную. Другая взорвалась в университетском Ботаническом саду. Третья бомба, бомба замедленного действия, упала у входа в университетскую столовую. И не взорвалась. Утром столовую огородили передвижными заборами, выселили жителей из окружающих столовую домов. Прибыл отряд саперов МПВО. Саперы, у которых не хватало сил, истощенные, как все ленинградцы, приступили к обезвреживанию бомбы. Работали осторожно, медленно, на жестоком морозе. В университете и в госпитале с напряжением следили за их работой. Наконец, на третий день саперы обезвредили взрыватель. Бомба стала неопасной. Все облегченно вздохнули. И вдруг раздался страшный взрыв. Оказалось, что бомба имела второй взрыватель. Многие герои-саперы погибли. Одного из них, Е. М. Куракина, спасло только своевременное переливание крови. Кровь дала Э. Л. Золотницкая. [Ленинградский университет. 1819—1944. М., 1945, с. 156—157; Грачев Ф. Ф. Записки военного врача. Л., 1970, с. 92—95.]
В ноябре-декабре 1941 года в университетские здания попали артиллерийские снаряды. Снаряды дальнобойных немецких пушек попали в здание исторического факультета и в соседний дом, но сложенные в XVIII в. толстые кирпичные стены они пробить не смогли. Только кирпичная пыль устлала тротуары и вылетели стекла, наспех замененные фанерой и картоном.
Новое бедствие обрушилось на осажденный город — начались пожары. А тушить было некому и нечем — водопровод выбыл из строя. Много дней горела «Мытня» — Мытнинский флигель общежития университета на Петроградской стороне.
Город готовился к самому худшему — к уличным боям. Внешний оборонительный пояс Ленинграда дополнялся внутренним. Он состоял из четырех рубежей. Четвертый внутренний рубеж шел по Неве от Галерной гавани до Уткиной заводи. Крупным узлом обороны этого рубежа являлся Васильевский остров. [Сирота Ф. И. Ленинград — город-герой. Л., 1960, с. 47—48.] С целью его укрепления в ноябре 1941 года моряки, офицеры-балтийцы стали сооружать в первом этаже Главного здания университета пушечный дот с амбразурой на Неву. Кабинет проректора по учебной части превращался в мощную долговременную огневую точку.
Так жил, боролся и трудился коллектив Ленинградского университета в первые недели блокады Ленинграда. Но бороться и жить становилось все труднее и труднее. Надвигалось самое страшное испытание блокадной зимы — голод, а с ним вместе алиментарная дистрофия, истощение, чаще всего приводившие к смерти. 2 сентября было принято первое решение о снижении норм выдачи хлеба. Рабочие стали получать 600 граммов, служащие — 400, иждивенцы и дети 300 граммов. Это снижение было первым, но не последним. Запасы продуктов в Ленинграде были невелики. Много продуктов, особенно сахара, масла, муки, погибло 8 сентября 1941 года при бомбежке и пожаре бадаевских складов. Подвоз продуктов стал возможен лишь по водам бурного Ладожского озера. Так как с ноября выдача по карточкам сахара, масла и т. д. производилась с перебоями, то хлеб стал основным продуктом питания. 12 сентября провели второе сокращение нормы хлеба (соответственно по группам — 500, 300 и 250 граммов). 1 октября последовало третье сокращение нормы выдачи хлеба населению (400 и 200 граммов), 13 ноября — четвертое (300 и 150 граммов), 20 ноября — пятое (250 и 125 граммов). [Павлов Д. В. Ленинград в блокаду. 1941: М., 1967, с. 69—99.] Служащие, а их в университете было большинство, иждивенцы и дети стали получать
Сто двадцать пять блокадных грамм
С огнем и кровью пополам.
(О. Берггольц)
Голод был самым страшным, но не единственным бедствием блокадного Ленинграда. Не хватало электроэнергии. Прекратилась подача тока в дома. В квартирах погас свет. Не было горючего. Трубы парового отопления были холодные. Не было дров. В квартирах не топились печи и плиты. Вышли из строя канализация и водопровод. За водой ходили к редким колонкам, пожарным кранам, на Неву и Невку. Ленинградцы стояли
Обмерзшие до синевы,
Обмениваясь шуткой невеселой
Что уж на что, мол, невская вода,
А и за нею очередь...
(В. Инбер)
Перестал действовать городской транспорт. На улицах стояли запорошенные снегом трамваи и троллейбусы. Свисали провода, порванные осколками бомб и снарядов. В квартирах, общежитиях, в лабораториях, кабинетах и аудиториях университета темно. Во многих окнах выбитые стекла заменены фанерой. Керосина очень мало. Его выдают только важнейшим лабораториям и кабинетам. В остальных помещениях университета, в общежитиях, и то далеко не во всех комнатах, горя г лишь маленькие коптилки. Иногда нет и коптилок. Как будто бы седая старина, из глубины веков возвращается лучина. Ее изготовляют из столов, стульев, ящиков, шкафов. В ректорате, на некоторых факультетах кое-где устанавливают железные печи. Их длинные трубы выводят в окна. Часто при встречном ветре дым заполняет помещения, копоть и сажа покрывают стены, столы, лица. В квартирах профессоров не лучше. Те же коптилки, те же железные печи — «буржуйки». Придя в университет, а проделать надо порой нелегкий путь в несколько километров по заснеженному Ленинграду, профессор не узнавал своего кабинета — через вырванные рамы и фрамугу невский ветер насыпал горы снега. Писать можно только карандашом. Книги заиндевели, чернила застыли. Но и в блокадных, невероятно тяжелых условиях университетский коллектив продолжал работать.
Студент... Огонь он только что раздул,
Старательно распиленный на чурки
Бросает в печь последний стул,
А сам перед игрушечной печуркой
На корточках (пусть пламя пропечет)
Готовит он очередной зачет.
Старик профессор... В клетчатом платке
Поверх академической ермолки,
Насквозь промерзший, с муфтой на шнурке,
С кастрюльками в клеенчатой кошелке.
Ему бомбежка путь пересечет.
Но примет у студента он зачет...
(В. Инбер)
Жизнь и работа в университете в это суровое время не замирала ни на один день. Коммунисты сплотили коллектив ученых, студентов, рабочих и служащих ЛГУ на преодоление трудностей войны и блокады.
30 сентября 1941 года по предложению партийного комитета комсомольцы провели общеуниверситетское собрание. На повестке дня был один вопрос: «Текущий момент и задачи комсомольцев ЛГУ». В протоколе собрания имеется очень выразительная запись: «Присутствовало 333, в окопах — 400, 114 — на работе, 131 — в госпитале, остальные — в МПВО». Собрание призвало студенчество университета множить свои усилия по защите города, хранить дисциплину, с полной ответственностью относиться к учебным занятиям.
Высокая дисциплина стала одной из важнейших заповедей работающих в университете, живущих в Ленинграде.
Обессиленные голодом ученые по-прежнему приходили в университет, работали в лабораториях, читали лекции студентам. В университете было оборудовано несколько рабочих комнат. Туда, к огню ламп, к теплу печки-времянки собирались студенты. Е. Миллер рассказывала: «Истфак в ноябре-декабре 1941 г. Страшно холодно. Дымит времянка. Совсем рядом слышны разрывы снарядов. В. В. Мавродин рассказывает о создании русского национального государства. За тонкой перегородкой студенты II курса слушают лекции профессора В. Е. Евгеньева-Максимова».
Все, кто трудился и учился в блокадную зиму 1941—1942 года в Ленинграде, никогда не забудут, как «маленькими группами, даже в одиночку, слушали студенты профессоров и преподавателей. То были: профессора Мавродин, Рифтин, Евгеньев-Максимов, Жуков, Розенфельд, Суслов, Штейн и др. В университете было оборудовано несколько рабочих комнат. Туда, к огню ламп, набивались студенты. Тепло, тихо, только изредка шуршит бумага и потрескивают дрова в железной времянке. Это — источник тепла, и дежурный подобно древнегреческому жрецу, неусыпно поддерживает огонь...». [Очерки по истории Ленинградского университета, т. 1. Л., 1962, с. 175.]
Но приходило на занятия все меньше и меньше и студентов, и преподавателей. В январе 1942 года в университете занималось всего-навсего 300 студентов. [Очерки по истории Ленинградского университета, т. 1. Л., 1962, с. 175.] (Если осенью 1941 года, когда в здании исторического факультета разместился госпиталь, студенты-историки занимались в помещении филологического факультета, то в ноябре 1941 — феврале 1942 года занятия историков происходили на первом этаже истфака, в помещении библиотеки. «Аудитории» отделяли друг от друга только библиотечные шкафы.
Многие студенты работали на предприятиях или в госпиталях. Для них устраивались особые занятия, нередко носившие сменный характер. Работали по индивидуальным планам. Лабораторные занятия переносили на весну, когда, как тогда говорили, «в лабораториях растает снег».
В октябре приказом ректора ввели обязательное посещение занятий. [До начала Великой Отечественной войны студент по выбору, утвержденному деканом, имел право не посещать 25 % занятий.] От преподавателей и студентов требовалась сознательная, высокая дисциплина. Но дистрофия вырывала жертвы из среды студентов каждый день. Многие студенты, поступившие на заводы, работавшие в госпитале, записанные в городские команды МПВО, вынуждены были временно уйти из университета.
Если на 1 сентября 1941 года в университете насчитывалось 2027 студентов, то к началу 1942 года в университете числилось и занималось 707 студентов. [История Ленинградского университета. 1819—1969. Л., 1969, с. 367, 368.] Зимняя зачетно-экзаменационная сессия началась 18 января. Проходила она в труднейших условиях. Стояли сильные морозы. Хотя авиация противника несколько сократила налеты, артиллерийский обстрел города оставался таким же интенсивным. Правда, несколько улучшилось снабжение города. 22 ноября заработала проложенная по льду Ладожского озера «Дорога жизни». Провалилась попытка стянуть Ленинград вторым кольцом блокады. Захваченный немцами 8 ноября Тихвин был освобожден нашими войсками 9 декабря. Автомобильная дорога с «Большой земли» на Ленинград, шедшая одно время от станций Заборье и Подборовье Северной железной дороги, за 360 километров от Ленинграда, сразу сократилась во много раз. Вскоре весь отрезок железнодорожного пути от Тихвина до Жихарево был освобожден. Вскоре проложили ветку от Войбокало до Кабоны, что еще сократило путь автомобилей на 30 километров. Некоторые водители за сутки делали два конца. [Сирота Ф. И. Ленинград — город-герой. Л., 1960, с. 105.] Это дало возможность увеличить норму выдачи хлеба. 25 декабря объявили о первом повышении норм на хлеб. Рабочие и инженерно-технические работники стали получать 350 граммов, служащий, иждивенцы и дети — 200 граммов. Второе увеличение нормы было введено 24 января, а третье — 11 февраля, когда рабочие стали получать 500 граммов, служащие — 400, иждивенцы и дети — 300 граммов. [Сирота Ф. И. Ленинград — город-герой. Л., 1960, с. 105.] При этом следует учесть, что основным питанием ленинградцев по-прежнему оставался хлеб. Остальные продукты питания выдавались в мизерном количестве. Естественно, что не все студенты смогли сдать в установленные сроки все зачеты и экзамены. Упадок сил, болезни и студентов, и преподавателей влияли на ход и итоги зимней зачетно-экзаменационной сессии. Тем не менее сессия прошла успешно. Студенты сдали 446 зачетов и 359 экзаменов, получив при этом 265 отличных оценок, 83 хороших и 11 удовлетворительных. [История Ленинградского университета. 1819—1969. Л., 1969, с. 368—369.] Несмотря на неимоверно тяжелые условия, ни на одну минуту не прекращалась научная деятельность коллектива университета. Правда, все чаще и чаще в университете появлялись приказы, в которых говорилось: такого-то преподавателя «отчислить из университета за смертью». Приказ ректора № 30 от 6 февраля 1942 г. гласил: («Работники ЛГУ, как и все трудящиеся Ленинграда, мужественно и стойко переносят тяжелые условия войны, города-фронта... Коллектив профессоров и преподавателей, студенчество, рабочие и служащие, невзирая на недостаток питания, холод и другие невзгоды, стойко выполняют свою работу». [Ленинградский университет. 1819—1944. М., 1945, с. 155—160.] В лабораториях Химического института при свете керосиновых ламп, под гудение примусов проводились работы по изысканию пищевых заменителей, изготовлению взрывчатки. Математики трудились над вопросами баллистики. Гуманитары выступали С- докладами и читали лекции. Продолжал заседать Ученый совет университета. 21 ноября ректор университета профессор А. А. Вознесенский в Петровском зале на заседании Ученого совета выступил с докладом «В. И. Ленин и защита социалистического Отечества». Это заседание послужило началом заседаний, посвященных 50-летию сдачи В. И. Лениным экзаменов в Петербургском университете. 2 декабря в Актовом зале университета состоялось торжественное собрание, посвященное этой важной годовщине, на котором А. А. Вознесенский повторил свой доклад. Многолюдное собрание происходило в необычной обстановке, и, хотя в бесконечном коридоре Главного здания лежал снег, выли сирены воздушной тревоги и на линиях Васильевского острова гулко рвались снаряды, в Актовом зале стояли вазы с цветами, взятые из университетского Ботанического сада, и горел электрический свет, временно поданный по кабелю с одного из военных судов, пришвартовавшегося к гранитной набережной Невы. [Кольцов А. В. Ученые Ленинграда в годы блокады. 1941—1943. М.—Л., 1962, с. 59—60.] На собрании выступил старый большевик, участник студенческого движения в годы первой русской революции, член совета старост университета тех времен, директор университетской библиотеки И. И. Корель, рассказавший о пребывании В. И. Ленина в Петербургском университете. С яркой речью выступил академик А. А. Ухтомский, подчеркнувший, что именно В. И. Ленина, своего питомца, «вспоминает сейчас Ленинградский университет в текущий жестокий момент своей жизни и жизни родной страны». [Меркулов В. Л. Конспект одной речи о Ленине — Вестник Академии наук, 1958. № 4, с. 83.] Выступление А. А. Ухтомского, тогда уже тяжело больного, явилось прекрасным примером выполнения учеными своего гражданского долга. В конце ноября Василеостровский райком ВКП(б) провел собрание интеллигенции района. Секретарь райкома А. А. Шишмарев сделал доклад о задачах интеллигенции. По его докладу выступили профессора университета Д. И. Дейнека, О. Н. Радкевич, А. С. Броун, Д. Л. Богаевский и др., подчеркивавшие необходимость отдать все силы на борьбу с врагом. [Кольцов А. В. Ученые Ленинграда в годы блокады. 1941—1943. М.—Л., 1962, с. 56—57.]
В университете производились защиты диссертаций. Было защищено 8 кандидатских и 4 докторских диссертации. На филологическом факультете докторскую диссертацию защитил И. М. Тронский, на историческом — кандидатскую К. И. Радкевич. Всего с июня по декабрь 1941 года в университете было защищено 46 диссертаций. [Кольцов А. В. Ученые Ленинграда в годы блокады. 1941—1943. М.—Л., 1962, с. 53, 86.] Как они проходили, можно судить по защите кандидатской диссертации прокурором Балтийского флота военюристом первого ранга Гронским на заседании Ученого совета исторического факультета. Диссертация Гронского была посвящена революционному движению во флоте в 1905—1907 гг. Она была построена на очень интересных, ранее недоступных исследователям материалах, хранившихся в архивах Таллина и Тарту. Члены совета собрались у железной печки в помещении библиотеки истфака, где тогда размещался весь факультет. Горела лучина. Урной для голосования послужила шапка профессора В. И. Равдоникаса. Развернулись жаркие прения, процедура защиты прошла согласно инструкции. [Ленинградский университет. 1819—1944. М., 1945, с. 162.]
Недостаток питания сказывался все больше и больше. Свирепствовала дистрофия. Партийные и советские органы Ленинграда, ректорат и партком делали все возможное для того, чтобы спасти людей. С этой целью в университете в помещениях биологического факультета был организован стационар, куда направлялись наиболее ослабевшие преподаватели и студенты. Организованный в гостинице «Астория» общегородской стационар для больных дистрофией помог сохранить жизнь многим работникам университета. В стационарах было относительно тепло, налажено регулярное питание, хотя и здесь нормы снабжения оставались очень низкими. Немаловажную роль сыграл университет, предоставляя жилье тем своим сотрудникам, квартиры которых были разрушены бомбами и снарядами, или тем, кто не имел сил добираться до университета пешком. А таких становилось все больше и больше. Очень немногие профессора были эвакуированы самолетами до Тихвина, откуда они продолжали свой нелегкий путь к «Большой земле».
Ученые и студенты университета находили силы для того, чтобы помогать другим.
Преподаватели, научные сотрудники и студенты биологического факультета принимали активное участие в работе организованных при университете курсов первой медицинской помощи.
Когда при Василеостровском РК ВЛКСМ (как и при всех райкомах города) начали создаваться бытовые отряды, в них вступили студентки ЛГУ. Очень усталые, изнуренные блокадной зимой, девушки-бойцы бытовых отрядов помогали населению преодолевать трудности и лишения.
Около 50 студентов-биологов было направлено в распоряжение Ленгорздавотдела для работы в качестве помощников эпидемиологов.
В связи с серьезными затруднениями в продовольственном снабжении важное значение имело правильное расходование продуктов. По предложению горкома партии комсомолия Ленинграда взяла под свой контроль работу столовых и магазинов. В столовой № 8 при университете также был создан постоянный комсомольский пост. Деятельность этого поста получила полное одобрение со стороны преподавателей и студентов.
Большая группа коммунистов и комсомольцев университета выполняла задания отделов пропаганды и агитации городского и районного комитетов партии. Агитаторы, голодные и больные, но сильные духом, шли на заводы, фабрики, в домохозяйства, воинские части, госпитали, несли ленинградцам и защитникам Ленинграда слово правды и бодрости. «Шел январь 1942 года. Враг беспрерывно обстреливал город... Бомбоубежище Кировского завода содрогалось от артобстрела: снаряды рвались на территории завода, но, как всегда, в назначенный час агитаторы и пропагандисты завода собирались прослушать доклад о текущем моменте», — вспоминал профессор Г. В. Ефимов, не раз выступавший перед кировцами. [«Ленинградский университет», 1944, 20 февр.]
В «Ленинградской правде», в журнале «Пропаганда и агитация», продолжавших выходить в блокированном Ленинграде, ученые гуманитарных факультетов публиковали яркие патриотические статьи. Так, например, профессор В. В. Мавродин 25 ноября 1941 года выступил на страницах «Ленинградской правды» со статьей «Александр Невский», 5 декабря — со статьей «Наша родная Советская власть», а в марте 1942 года им была опубликована в журнале «Пропаганда и агитация» статья «Мужественные образы наших великих предков».
Так жили, работали и защищали город Ленина люди университета в первую блокадную осень и зиму.
В этот период университетский коллектив понес очень тяжелые потери. Умерли 22 профессора и 76 преподавателей, в том числе академики А. А. Ухтомский и С. А. Жебелев, профессора и преподаватели П. С. Порецкий, П. П. Иванов, А. В. Немилов, Д. Н. Кашкаров, В. В. Гиппиус, Н. С. Чаев, Н. Ф. Лавров, М. И. Ахун, К. А. Пуигкаревич, М. Д. Семенов-Тян-Шанский и другие крупные ученые и преподаватели ЛГУ, сотни студентов. Их имена навсегда останутся в истории Ленинградского университета.
«И в дни блокады, и в дни самых ожесточенных боев, и в часы бомбежки с воздуха и артиллерийских обстрелов ученые продолжали свою творческую работу», — с восхищением вспоминал о подвиге ленинградских ученых президент АН СССР В. Л. Комаров.
Ученые и студенты университета трудились и боролись плечом к плечу со всеми ленинградцами.
И ежели отныне захотят
Найти слова с понятиями вровне,
Сказать о пролитой бесценной крови,
О мужестве, проверенном стократ,
О доблести, то скажут — Ленинград, —
И все сольется в этом слове.
(В. Инбер)
Придет пора, и за ратный труд в блокаду Ленинграда грудь более 200 работников и студентов университета украсит медаль «За оборону Ленинграда». [История Ленинградского университета. 1819—1969. Л., 1969, с. 370.]
К ученым университета как одному из отрядов ленинградских людей науки относятся слова С. И. Вавилова: «История советской науки не должна забыть тех ленинградских ученых, которые более двух лет под бомбами самолетов, под артиллерийским обстрелом, в условиях голода, холода и невиданных лишений продолжали свою научную работу, читали лекции, работали в госпиталях, писали книги. Последние силы отдали они на помощь бойцам, оборонявшим родной город». [Вавилов С. И. Собр. соч., т. III. М., 1956, с. 603.]
«Однако поддерживать работу поредевшего университетского коллектива на прежнем уровне становилось с каждым годом все более трудным... В феврале 1942 года вышестоящими органами было поэтому принято решение эвакуировать университет в Саратов». [Ленинградский университет, 1819—1944. М., 1945, с. 168.]
К этому времени уже бесперебойно работала «Дорога жизни», пролегавшая по льду Ладожского озера. Конечно, эвакуация университетского коллектива являлась операцией сложной, тяжелой, мучительной. Почти все были предельно истощены, а трудностей преодолеть предстояло немало. Достаточно сказать, что первая очередь эвакуируемых прибыла на Финляндский вокзал 22 февраля, посадили людей в вагоны 24 февраля, и только 26 февраля поезд отошел от перрона вокзала. Путь от станции Ладожское озеро пролегал по льду. Стояли тридцатиградусные морозы с ветром, а путь бомбила немецкая авиация. В Саратов первая очередь коллектива университета прибыла 11 марта. Второй эшелон отбыл из Ленинграда 28 февраля, а третий — 2 марта. Несмотря на исключительную заботу местных партийных и советских органов, железнодорожников, путь был тяжелый, для многих скорбный, для некоторых последний. Одних снимали с поезда для того, чтобы поместить в местные больницы, а других — чтобы предать земле.
Так впервые преподаватели и студенты Ленинградского университета покинули свои старинные здания на берегах Невы.
Их ожидали другие, волжские, берега и корпуса молодого Саратовского университета. Здесь Ленинградскому университету предстояло жить, трудиться, бороться в годину тяжких испытаний Великой Отечественной войны.
| Предыдущая страница | Содержание | Следующая страница |
