В ночь на 13 января я встретил на Лисьем Носу командующего 2-й ударной армией генерала И. И. Федюнинского. К ее бойцам и офицерам ленинградцы питали благодарные чувства. Трудящиеся города Ленина знали, что армия была активной участницей боев в январе — феврале 1943 года, благодаря которым удалось открыть прямую железнодорожную связь со страной и с Волховским фронтом. И вот сейчас снова начинается наступление прославленного объединения. И снова — в январе, и снова — под командованием Ивана Ивановича Федюнинского.
Имея в виду это повторяющееся сочетание, - кто-то из наших балтийцев уважительно окрестил командарма «генералом Январем».
— Мне сказали, что вы здесь, — обратился ко мне Федюнинский. — Но признательность выражу, товарищ адмирал, когда заколотим крышку гроба нашего противника.
— Значит, начинаем? — спросил я.
Он был озабочен и напряжен. Его можно было понять: армия сосредоточена на пятачке и с него должен быть нанесен удар по врагу. Задача не из простых!
Угадывая его состояние, я сказал:
— Не сомневайтесь, Иван Иванович, вся наша авиация и артиллерия с рассвета четырнадцатого в вашем распоряжении, в том числе не меньше сотни стволов крупных калибров... Не подведем.
На машине мы вместе уехали через Горскую в Кронштадт, а оттуда на буксире в Ораниенбаум.
И вот он настал, долгожданный момент. 14 января «генерал Январь» приказал открыть огонь. Я в это время находился на наблюдательном пункте 1-й артиллерийской группы у переднего края ораниенбаумского плацдарма. На хронометре 9 часов 35 минут.
— Начинаю, — сказал подполковник Проскурин.
Я протянул ему руку, дружески пожал:
— Действуйте!
Странное, ни с чем не сравнимое чувство овладело мной, когда на НП в лесу, в непосредственной близости от переднего края, я воочию наблюдал эффективность действий нашей артиллерии.
Это был шквал огня и раскаленного металла. На вражеском переднем крае и в районе важнейших целей рвались двенадцатидюймовые снаряды Красной Горки. Их мощные взрывы были видны и слышны за два десятка километров. Снаряды других калибров накрывали штабы и батареи противника, узлы дорог, разрушали траншеи...
В оглушительной канонаде выделялись орудийные голоса Кронштадта, его фортов и линейного корабля «Марат». Их снаряды проходили над нашими головами. Плотность огня была великолепная. Ведь мы смогли перевезти на ораниенбаумский плацдарм даже несколько железнодорожных батарей...
Я жил ощущением наступившего боя. Адская канонада, казалось, распространилась вдоль всего горизонта. Неотразимые удары крушили оборону врага. Возникали огромные столбы дыма и огня, доносились взрывы, тряслась земля. Более 100 тысяч снарядов и мин обрушили артиллеристы армии и флота на позиции врага!
Славный день! Канонада еще не умолкла, а корректировщики с высот за поселком Таменгонт доносили, что наши танки сбрасывают маскировку, готовится к атаке пехота.
Войска генерала И. И. Федюнинского перешли в наступление.
Опираясь на сильно укрепленную и глубоко эшелонированную оборону, противник ожесточенно боролся за каждый опорный пункт, пытался контратаковать...
Участились доклады наблюдателей и корректировщиков. Все чаще поступали просьбы на открытие огня, прежде всего по Порзолову и Сашину, по Владимирову и Кузнецам. Короткие артиллерийские удары повторялись шестнадцать раз. По заявке командира стрелкового корпуса, наступавшего на правом фланге войск 2-й ударной армии, генерала А. И. Андреева артиллерии флота было приказано усилить огонь против объектов противника, которые еще не были разрушены и могли помешать продвижению войск.
Доложили о захвате первых групп пленных. Прежде почти всегда самодовольные, гитлеровцы ныне держались по-иному — растерянно и робко рассказывали о своем поражении.
К концу дня стало ясно, что первая позиция оборонительной полосы врага взята нашими войсками.
А как обстояло дело в Петергофе, в Стрельне? Я позвонил начальнику штаба фронта генералу Д. Н. Гусеву. Он ответил, что петергофско-стрельнинская группировка вражеских войск еще держится. На петергофском участке на каждую цель противника расходовалось 40 — 70 снарядов крупного калибра. Выполняя требования генерала И. И. Федюнинского, флотские артиллеристы открывали огонь по объектам в районах Капорья, Кернова и Глобицы, громили скопления вражеских войск и техники. С большим напряжением в этот день работали артиллеристы подполковника Г. В. Коптева, майоров Е. С. Семенченко, Я. Д. Туликова и В. Д. Стукалова. А батареи Е. П. Мельникова, И. Н. Бердникова и А. В. Марчукова полностью разрушили узлы обороны в Дятлицах, Гостилицах и Ропше. В распоряжении врага наблюдалось не менее двадцати крупных взрывов и пожаров.
Запись тех дней: «За день в 1-й группе проведено 128 стрельб. Выпущено 3112 снарядов только крупного калибра».
В ночь на 15 января и в течение всего дня артиллерия флота продолжала наносить удары по вражеским батареям, уничтожая и нейтрализуя их. Мне в эту ночь предстояло перебраться в город, пересечь его и прибыть на командный пункт фронта.
Фашисты, конечно, догадывались, что стоявшие в конце Международного проспекта стены огромного недостроенного и разбитого Дома Советов скрывают наблюдательный пост наших артиллеристов — очень уж удобное место. Поэтому здание часто обстреливалось. Но немцы не предполагали, что в разгаре начавшегося наступления отсюда будет управлять войсками командующий фронтом. Здесь была сосредоточена мощная оптика, радиостанции и Другая техника управления, сюда тянулись десятки проводов связи.
Ранним утром, до начала небывалого артиллерийского «концерта», которому предстояло разразиться теперь уже на главном участке наступления, я был на КП фронта. Вместе с Л. А. Говоровым поднялись на чердак разрушенного здания. В морозной синеве сумрачно вырисовывались Пулковские высоты, в стереотрубу отчетливо просматривался весь передний край.
Артподготовка началась. Тысячи стволов фронта и флота сотрясали воздух. В грохоте канонады наши попытки разговаривать напоминали мимику актеров в немых фильмах. Мы вынуждены были объясняться друг с другом записками. Меня, да и всех присутствующих здесь восхищала удивительная сила огня, ритмичность, непрерывность и точность действий наших артиллеристов.
— Отличная работа! — сказал я командующему артиллерией фронта генерал-лейтенанту Г. Ф. Одинцову.
— Спасибо на добром слове, Владимир Филиппович, но похвала ваша должна быть предназначена не только мне, — ответил генерал. — Тут не меньшая заслуга Ивана Ивановича Грена.
Вражеская артиллерия систематически обстреливала Ленинград. Бывали дни, когда противник до семидесяти раз открывал огонь по городу, используя для этого 15 — 17 батарей одновременно.
Из захваченных у фашистов карт с планами города было видно, что даже Эрмитаж, Дворец пионеров, больница Эрисмана имели свои номера и предназначались для систематического обстрела. Наибольшей интенсивности вражеские артналеты достигли к сентябрю 1943 года. Примерно треть, а в отдельные периоды и около половины всех снарядов, выпущенных по городу, падало на объекты флота. За 1943 год в Ленинграде было зарегистрировано 78 304 падения снарядов, из них — 33 026 в расположении частей и соединений флота.
Контрбатарейная борьба осложнялась тем, что часто огонь приходилось вести на предельных дистанциях. В такой ситуации быстро и точно засечь вражеские артиллерийские позиции — первейшее условие. Где только не устраивались наши артиллерийские разведчики: на чердаках мясокомбината и Дворца Советов, на эллинге завода имени Жданова и многоэтажных жилых домах в Автово, на соснах в лесу ораниенбаумского плацдарма и правого берега Невы! Контрадмирал И. И. Грен бывал почти на всех этих точках, лично изучал систему наблюдения за врагом и расположение его батарей.
Для нанесения ответных ударов по каждой выявленной батарее врага создавались группы в составе 6 — 7 артиллерийских дальнобойных батарей, а для борьбы с вновь появившимися огневыми точками были готовы резервные группы в составе 10 — 14 батарей.
Только в 1943 году артиллерия флота израсходовала для контрбатарейной борьбы 104 194 снаряда калибром 100 — 406 мм. Артиллерия флота имела уникальные по своей мощности системы, которые не предназначались для такого длительного и интенсивного использования. Но считаться с обычными нормами не приходилось.
Опыт, накопленный артиллеристами под руководством Грена, использовался сейчас.
Я пожалел в эту минуту, что Иван Иванович не видит результатов своего труда, не слышит артиллерийской симфонии, гремевшей перед нами, — он был нужнее в другом месте.
После мощной артиллерийской и авиационной подготовки войска 42-й армии перешли в наступление в направлении Красное Село, Ропша. На направлении главного удара действовали воины 30-го гвардейского стрелкового корпуса генерала Н. П. Симоняка, героя обороны
Ханко, командира одной из первых дивизий, форсировавших Неву в январе 1943 года. Основным костяком его корпуса были ушедшие воевать на сушу матросы Балтики.
Часов в одиннадцать меня попросили срочно оказать помощь: фашисты укрепились на одной из высот в районе Красного Села, упорно огрызались и задерживали продвижение нашей пехоты.
Я и раньше знал об этой так называемой цели № 23. Но все же проверил свои предположения по телефону, вызвав командира 4-й артгруппы инженер-капитана. 1 ранга И. Д. Снитко. Он подтвердил мои сведения, и я поручил ему фундаментально заняться зловредным «орешком». Орудия калибра 406 мм вместе с артиллерией крейсера «Максим Горький» сумели его все же расколоть.
Несколько позже поступило приказание командующего фронтом подавить сопротивление противника в Малых Кабози и Виттолово. Эти цели, как и предыдущую, могли накрыть только орудия группы Снитко и линейного корабля «Октябрьская революция».
Они ударили вместе. 500-килограммовые снаряды разрушили ряд долговременных огневых точек, уничтожили много офицеров и солдат.
До штурма Кенигсберга я потом не наблюдал такого мощного огня и такой грандиозной концентрации артиллерии. В продолжение 15 января орудия нашей железнодорожной артбригады открывали огонь 136 раз и выпустили при этом 7 тысяч снарядов, а вся артиллерия флота провела 220 стрельб и выпустила 12 тысяч снарядов.
На второй день наступления флотская артиллерия сокрушила батареи врага в районе Большого Семиногонта, громила неприятельские узлы сопротивления.
По данным управления артиллерией флота, балтийцы на первом этапе наступления обстреляли 876 целей, израсходовав более 24 тысяч снарядов крупного калибра, разрушили 33 долговременных огневых сооружения, 11 узлов сопротивления, уничтожили десятки орудий крупного калибра, подавили более 500 раз огонь батарей гитлеровцев и вызвали 20 больших взрывов и 17 пожаров.
Генерал-лейтенант Г. Ф. Одинцов говорил:
— В военной истории едва ли имело место такое классическое использование морской артиллерии для нужд наземных войск.
Позднее Указом Президиума Верховного Совета СССР за отличные боевые действия по разгрому немецко-фашистских войск под Ленинградом крейсер «Максим Горький» и 101-я морская артиллерийская железнодорожная бригада были награждены орденом Красного Знамени.
Я еще не упомянул о том, как помогала фронту авиация флота, решавшая в этой операции не совсем обычные задачи. А эта помощь имела не меньшее значение, чем массированный огонь крупнокалиберной морской артиллерии.
В период блокады Ленинграда авиация флота значительную часть своих боевых действий вела в интересах сухопутных войск и приобрела в этом качестве большой боевой опыт. Ныне он особенно пригодился. Все три дивизии нашей авиации вновь прославили в ленинградском небе имя балтийцев, хотя погода и усложняла обстановку. В первые дни наступления вообще трудно было летать. Облачность увеличилась до десяти баллов. Высота ее достигала 200 метров, но нередко уменьшалась и до 20 — 30 метров. Видимость в лучшем случае доходила до километра, а временами сокращалась до сотни метров.
И все же балтийцы летали! Летчики морской авиации с исключительным самообладанием водили машины под низкими облаками, несмотря на огонь зенитных орудий и пулеметов, который, как известно, на такой высоте более опасен. Штурмовики полковника Георгия Ивановича Хатиашвили одиночно и парами наносили бомбовые удары, взрывали вместе с артиллерией долговременную оборону противника. Своими смелыми и эффективными боевыми действиями они не раз расчищали путь войскам генерала Федюнинского.
К исходу дня немцы решили отразить атаку наших войск танками. Два десятка «тигров» и «пантер» перешли в контратаку, но, не выдержав огня и ударов балтийских штурмовиков, повернули вспять. Продвижению одного из наших подразделений мешала артбатарея врага. На помощь подоспели штурмовики-балтийцы Максюта и Никулин. Мощной атакой бомбами, пушками и пулеметами оказали поддержку пехотинцам, продвигавшимся на запад. Особенно наши наземные войска ощущали поддержку балтийских штурмовиков на дороге Гостилицы — Заостровье. Отличный пример выполнения своего долга показал там командир 35-го штурмового авиационного полка майор Д. И. Акаев. Он первым нанес точный и чувствительный удар по противнику, действовавшему в этих районах.
Военный совет Ленинградского фронта после первого же дня боевой работы авиации флота, поддерживающей армию генерала И. И. Федюнинского, объявил благодарность всему летному составу, участвовавшему в боях 14 января.
15 января высота облачности несколько увеличилась. Теперь бомбоштурмовые группы можно было прикрывать истребителями. Воспользовавшись этим, командование флотской авиации отлично помогло 2-й ударной армии в районе Дятлицы, Забородье, введя в действие новые ударные силы.
В последующие дни активность нашей авиации продолжала возрастать.
Авиационные полки минно-торпедной дивизии под командованием И. И. Борзова и М. А. Курочкина получили задание нанести мощный удар по сосредоточению вражеских войск и техники в районе Ропши. Над аэродромом дивизии была сплошная низкая облачность, но, несмотря на это, пикировщики начали взлет, один за другим уходя за облака для построения. После сбора всех групп ведущий командир полка М. А. Курочкин взял курс на Ропшу. Первая группа зашла на цель с тыла и, используя элемент внезапности, удачно сбросила бомбы на цели. Следующая группа под командованием Героя Советского Союза В. И. Ракова вместе с летчиками Барским и Кожевниковым нанесла удар по предполагаемому месту нахождения вражеского командного пункта. Последнюю группу вел капитан Голубев. Противник встречал группы пикировщиков сильным зенитным огнем, но балтийские летчики, искусно маневрируя, преодолели завесу огня к сбросили свой бомбовый груз на скопление вражеской техники.
Истребители полковника В. С. Корешкова почти непрерывно патрулировали над полем боя, прикрывая наступавшие части. В полосе движения наших войск они полностью господствовали в воздухе и даже штурмовали иногда пехоту и танки противника.
Всего за первую неделю, несмотря на плохие метеоусловия, балтийцы провели 699 самолето-вылетов, из них 118 бомбардировочных, 290 штурмовых, 232 истребительных и 59 разведывательных.
После 21 января авиация флота бомбила войска противника, отходившие по шоссейным и железным дорогам, мешая им производить перегруппировки. Она сопровождала нашу пехоту и танки в наступлении 2-й ударной армии и вела разведку в тактической и оперативной глубине обороны противника. Условия для боевой работы в этот период стали более благоприятными. Противник отступал под ударами наших войск не только ночью, но и днем. Следовательно, увеличилось количество целей и объектов для воздушных атак. До конца января авиация флота выполнила 109 боевых вылетов, ее удары стали более эффективными.
Отличные действия соединений морской авиации трижды были отмечены в приказах Верховного Главнокомандующего. 9-й штурмовой авиадивизии было присвоено почетное наименование Ропшинской, а 8-й минно-торпедной авиадивизии — Гатчинской.
... Прошли третий, четвертый, пятый и шестой дни нашего наступления. Фронт прорыва все более расширялся. 17 января фашистское командование стало отводить свои войска из Ропши и Красного Села на тыловую оборонительную полосу. 19 января войска Ленинградского фронта захватили эти сильнейшие узлы сопротивления. Части 2-й ударной армии генерала И. И. Федюнинского в районе Русско-Высоцкое соединились с частями 42-й армии, которой командовал генерал И. И. Масленников. Судьба немецко-фашистских войск под Ленинградом была решена.
20 января перестала существовать петергофско-стрельнинская группировка войск противника. От солдат и офицеров трех вражеских дивизий в живых осталось лишь 1100 гитлеровцев, которые сдались в плен. Мы захватили на этой территории 85 орудий калибром от 150 до 400 мм и разное ценное имущество.
Я побывал в разрушенном фашистами Петергофе сразу после его освобождения. Они не только уничтожили любимое место отдыха ленинградцев, но и кощунственно надругались над ним. От Большого Петергофского дворца остались одни почерневшие стены. Там, где, символизируя победу русского флота над шведами, бронзовый Самсон раздирал пасть льву, зияла чудовищная обледенелая воронка. Сбегающие к морю склоны парка были заминированы, многие деревья вырублены. В подвалах петергофских домов были аккуратно сложенные поленницы — фашисты намеревались сидеть здесь всю зиму.
На Красной улице под сенью огромного геральдического креста выстроились аккуратные плиты фашистских могил — свидетельство точности прицела кронштадтского огня. Огромные, в пестрой маскировке орудия в Нижнем парке были направлены на Кронштадт. Их стволы, ощеренные в бессильной ярости, больше не способны были принести нам вреда.
В результате наступления войск Ленинградского, Волховского и 2-го Прибалтийского фронтов во взаимодействии с Краснознаменным Балтийским флотом с 14 по 30 января 1944 года противнику, отброшенному на 60 — 100 километров, было нанесено серьезное поражение. Был окончательно освобожден от вражеской блокады Ленинград, очищен от немцев старинный русский город Новгород. Создались условия для полного разгрома фашистской 18-й армии.
К этому времени была полностью очищена Октябрьская железная дорога. Эту важнейшую магистраль спешно восстанавливали.
На втором этапе операции — с 31 января по 14 февраля — войска Ленинградского фронта развивали наступление на нарвском и лужском направлениях.
Однако левое крыло Ленинградского фронта и ближайший его сосед отставали. Лишь 12 февраля наши дивизии освободили Лугу.
Что на этом этапе мог делать флот?
Мы начали разведку морских путей на запад, расширяли свою операционную зону в Финском заливе. Теперь можно было вернуть на ряд передовых аэродромов наши истребители и с их помощью организовать прикрытие торпедоносцев на трассе перелетов над Финским заливом.
Заметно активизировалось использование нашей минно-торпедной авиации на вражеских морских коммуникациях.
Вот некоторые эпизоды тех дней.
20 февраля 1944 года летчик 1-го гвардейского минно-торпедного полка старший лейтенант Колесник и штурман младший лейтенант Зименко около полудня в 8 милях северо-западнее маяка Кэри (Финский залив) с дистанции 800 метров атаковали вражеский транспорт, шедший в охранении пяти кораблей. Торпеда попала в кормовую часть транспорта, и он затонул.
27 февраля 1944 года летчик-гвардеец этого же полка капитан Стрелецкий и штурман капитан Афанасьев западнее порта Вентспилс с высоты 40 метров и дистанции 500 метров атаковали вражеский транспорт «Монт Паскал», шедший без охранения. Торпеда попала в среднюю часть транспорта. Он начал тонуть с креном на правый борт.
Вскоре совершил удачный вылет молодой летчик Михаил Шишков. Его самолет благополучно пересек Эстонию, Рижский залив, Ирбенский пролив и пошел над открытым морем. Изменив высоту, Шишков повел свой тяжелый самолет над самой поверхностью воды. С каждой секундой силуэт судна на горизонте увеличивался. Вскоре экипаж убедился, что это тяжелогрузный танкер. Шишков вывел машину на боевой курс, нажал кнопку, и грозная торпеда ушла в воду. Секунды ожидания — и радист-стрелок докладывает командиру, что видит на танкере мощный взрыв. Это была первая, но далеко не последняя победа молодого гвардейца, будущего Героя Советского Союза.
Поиски в открытом море вражеских кораблей авиацией велись в основном ночью, а днем — при низкой облачности, малой видимости, и притом одиночными самолетами. Дело в том, что, несмотря на освобождение нашими войсками аэродромов на территории Ленинградской области, условия для вылета торпедоносцев на коммуникации оставались сложными. Большая часть Финского залива продолжала оставаться под контролем противника. До выхода на поиск длительное время приходилось лететь над территорией, занятой врагом и плотно насыщенной средствами противовоздушной обороны, при сильном противодействии истребительной авиации. Поэтому основой тактики самолетов-торпедоносцев являлся перелет через линию фронта под прикрытием истребителей, или скрытный, с дальнейшим набором предельной высоты и уходом за облака.
Войска фронта не одолели с ходу рубеж на Нарвском перешейке, и наступление приостановилось. Правда, этот рубеж был трудным. Генерал Л. А. Говоров вызвал меня и предложил высадить за Нарвой на побережье залива десант — батальон наших автоматчиков. Я попросил средства усиления для батальона. Командующий отказал.
— Батальон автоматчиков захватит станцию Аувере, — сказал он, — займет оборону и встретит в тот же день наши наступающие войска. Высадку обеспечит огонь с кораблей. А средства усиления только стеснят батальон.
Приказ отдан, и его надо выполнять.
Было решено высадить десант ночью без предварительной артиллерийской и авиационной подготовки, с тем чтобы предельно использовать фактор внезапности. В Нарвском заливе подготовили фарватеры для подхода к району высадки и маневрирования кораблей отряда артиллерийской поддержки. Командир базы контр-адмирал Г. В. Жуков наметил корабли для включения в состав отряда. Ему же мы поручили командовать высадкой.
13 февраля в 16 часов, в сгустившихся зимних сумерках, отряд пробился через слабый лед в бухте острова Лавенсари и лег на курс в Нарвский залив, вне видимости островов Большой и Малый Тютерс. 14 февраля около 4 часов утра первая группа катеров подошла к намеченному пункту у деревни Мерикюля и, не обнаруженная противником, высадила десант. Однако вторая группа морских пехотинцев десантировалась уже под огнем врага.
Словом, десант своей задачи, к сожалению, не выполнил. Войска фронта, предприняв в этот день наступление, прорвать оборону врага и соединиться с моряками тоже не смогли.
Но в целом обстановка продолжала складываться в нашу пользу. К 14 февраля противник был отброшен от Ленинграда на 150 — 250 километров. Создались благоприятные условия для дальнейшего наступления в юго-западном направлении: К 1 марта Ленинградская к часть Калининской области были освобождены. Наши войска вступили на землю Советской Эстонии. К этому моменту войска Ленинградского и 2-го Прибалтийского фронтов приостановили наступление, чтобы подготовиться к новым операциям.
Авиация флота и на этом этапе наносила бомбоштурмовые удары по отходящим силам противника и прикрывала войска генерала Федюнинского от вражеских ударов с воздуха. Всего с 14 января до 1 марта было сделано 4404 боевых вылета. Урон гитлеровцам балтийские летчики нанесли значительный.
Президиум Верховного Совета СССР за образцовое выполнение заданий командования наградил 1-й гвардейский минно-торпедный, 21-й истребительный и 15-й отдельный морской разведывательный авиационные полки орденом Красного Знамени. 73-й бомбардировочный авиационный полк был преобразован в 12-й гвардейский пикировочно-бомбардировочный.
За отвагу и храбрость, проявленные в боях за освобождение Ленинграда; сотни офицеров, сержантов и матросов авиации удостоились орденов и медалей Советского Союза, а десяти лучшим балтийским летчикам было присвоено звание Героя Советского Союза.
Участвуя в одной из крупнейших операций Великой Отечественной войны, балтийцы приобрели ценный опыт по прикрытию с моря флангов сухопутных войск. Он очень пригодился потом, при освобождении Карельского перешейка и Прибалтики. Ценным был и опыт осуществления морских перевозок, который мы с успехом использовали летом 1944 года, когда нужно было транспортировать часть войск фронта на Карельский перешеек, и при вторичной переброске 2-й ударной армии через Чудское озеро осенью 1944 года. Навыки же стрельбы артиллерии флота по сухопутным целям очень скоро пригодились при разрушении укреплений врага на Карельском перешейке, а позднее — и при штурме твердыни Восточной Пруссии — Кенигсберга. Наконец, совместные действия авиаторов флота со 2-й ударной армией дали им возможность отработать оперативное и тактическое взаимодействие с наземными войсками в большом масштабе. Это тоже было многократно использовано при освобождении островов Бьёркского архипелага и Выборгского залива, а затем в Прибалтике.
Победа под Ленинградом позволила освободить южное побережье Финского залива до устья реки Наровы. Расширение операционной зоны позволяло вновь создать маневренную базу в Усть-Луге и Ручьях и начать переброску на освобожденную территорию авиации, береговых и зенитных батарей. Режим обороны наших островов Лавенсари и Сескар стал более устойчивым. Мы начали расширять зоны наших дозоров, выдвигая их на запад. Увеличились темпы, районы траления, и скоро мы открыли новые фарватеры, которые надежно охранялись. Началась даже ликвидация южной части гогландской минной позиции противника. В свое распоряжение мы снова получили бывшие наши аэродромы, что позволило эффективнее использовать штурмовики и истребители.
Создались также более подходящие условия для боевой подготовки надводных кораблей и подводных лодок в Лужской и Копорской губах. Расширение зоны базирования флота облегчило в дальнейшем ведение боевых действий и операций совместно с сухопутными войсками при освобождении Выборга и Прибалтики.
| Предыдущая страница | Содержание | Следующая страница |
