Сохранились кадры гитлеровской «научной» кинохроники: концлагерь. Фашисты-медики берут молодого, здорового человека и разрушают в его мозгу центры, ведающие памятью. И в следующих кадрах тот же человек уже неторопливо щиплет ртом траву. Потеря памяти отбросила несчастного на миллионы лет назад.
И сегодня кое-кто на Западе хотел бы разрушить центры памяти сразу у всего человечества, чтобы новые миллионы людей могли бы стать «экспериментальным материалом» для политиков, военных, изобретателей, новых типов оружия и любителей «острых опытов». И эти усилия по разрушению памяти нельзя назвать безуспешными.
За годы после второй мировой войны в странах Запада выросло несколько поколений молодежи, которая не имеет представления о том, что происходило на земле четыре десятилетия назад, когда за день сметались целые города, когда целенаправленно истреблялись целые народы, а взамен всего разрушенного и уничтоженного возводились гигантские крематории и фабрики по изготовлению сумок из человеческой кожи и набивке матрацев из женского волоса.
Та же молодежь ничего не знает и о великом подвиге советских людей, которые защитили от фашизма не только себя — спасли от физического истребления народы многих стран.
Вот почему нам нельзя быть Иванами, не помнящими своего родства. Вот почему мы учим наших детей заботиться о ветеранах минувшей войны и записывать их воспоминания. Вот почему мы с волнением берем в руки каждую книгу о Великой Отечественной...
В немалом потоке документальной литературы свое особое место займет и книга З. Г. Пивень «Навечно в памяти народной», имеющая подзаголовок: «Записки работника музея...». Эти записки содержат точную, документально подтвержденную правду о войне, о поступках и судьбах людей, которые пережили величайшее испытание второй мировой — блокаду Ленинграда; правду тем более удивительную, что нам ее открыла женщина, которая не была на фронте и не жила в блокадном Ленинграде.
Как же это ей удалось?
...Зоя Григорьевна Пивень родилась в Самарканде, там же училась на историческом факультете университета. Затем решила стать адвокатом и, переехав в Ленинград, закончила юридический факультет ЛГУ. Но что-то изначально заложенное в ее натуре оказалось сильнее. И оставив адвокатскую практику, З. Г. Пивень обратилась к истории — стала хранителем фондов Музея истории Ленинграда.
В ее распоряжении оказалось несколько тщательно зашторенных комнат, заставленных шкафами и коробками с бесчисленными документами, вещами и предметами военных лет. И здесь вдруг обнаружилось ее особое призвание. Реликвии, которые годами недвижно лежали в коробках из крепкого картона, заговорили. Они заговорили живыми, срывающимися голосами участников обороны города. Чтобы этих участников разыскать, З. Г. Пивень потратила двадцать лет.
В книге «Навечно в памяти народной» нам открываются жизнь и подвиг людей на предельных, небывалых высотах человеческого духа.
...Помню, как после войны воображение и детей и взрослых было потрясено подвигом Алексея Мересьева, о котором в своей «Повести о настоящем человеке» рассказал Борис Полевой.
А в предлагаемой книге мы узнаем о подвиге пулеметчика Григория Ольховского. Он тоже был тяжело ранен — пуля пробила ему сердце. Но, чудом выжив, Ольховский настоял на том, чтобы его снова послали на фронт.
Помню я и другое: трудный быт блокадного Ленинграда. Очереди за хлебом, которые нужно было занимать рано поутру. И очереди возле обширного ледяного колодца: под асфальтом лопнула труба, из земли непрерывно бил тугой фонтанчик, а вокруг него наросла ледяная воронка. И к воде — с наименьшим риском в ней искупаться — можно было подойти в одном-единственном месте. И вот закутанные до самых глаз женщины, которые стояли вместе со мной в этих очередях, женщины, полные своих забот о детях, которые на эти часы оставались беспризорными, то посылали меня, десятилетнего, домой погреться («Твоя очередь еще не скоро»), а то брали из моих рук ведро и сами зачерпывали им воду — чтоб я не соскользнул в ледяную купель. И как ни мал я в ту пору был, меня потрясала такая доброта, потому что я видел: им нагибаться и черпать воду было трудней, нежели мне.
И вот только что из книги З. Г. Пивень я узнал, что среди этих женщин, получавших, как и я, по 125 граммов хлеба в день, были доноры. Многие из них сдали по 3—4 литра крови и при этом отказались от положенного вознаграждения. «Эти средства, — читаем мы в «Записках», — люди отдавали в фонд обороны. На них строились самолеты».
Иные истории, поведанные нам З. Г. Пивень, могли бы показаться неправдоподобными, если бы мы не знали, что за каждой написанной здесь строкой стоит живое свидетельство или документ. До сих пор со страниц газет и журналов не сходят фотографии детей — плачущих, искалеченных и поседевших. Гитлера, который отдал приказ сравнять Ленинград с землей и распахать землю плугом, давно нет. Но оказалось, что он оставил немало своих последователей. И, читая книгу З. Г. Пивень о ленинградской блокаде, невольно думаешь: сколько же незримых нитей трагического братства связывает мемориал Пискаревского кладбища с Вьетнамом, Кампучией, Сальвадором и Ливаном!
В своих записках З. Г. Пивень ничего не сглаживает и не приукрашивает. Она рассказывает о самом трудном и жестоком, что было в блокаду: ежедневно рвущиеся бомбы и снаряды; голод, вынуждавший употреблять в пищу все, что могло оказаться съедобным; холод, из-за которого приходилось сжигать в печурках и старую мебель, и старые книги. Тем удивительней, что почти на каждой странице мы встречаем примеры доброты и самоотверженности. И постепенно перед нашим читательским взором возникает собирательный — мужественный и цельный — образ Человека блокады.
Незнакомые люди делились друг с другом последним куском прессованного жмыха — дуранды; школьники, узнав, что их учитель потерял хлебные карточки, ежедневно приносили ему по кусочку хлеба, который отщипывали от своего пайка; рабочий, у которого отнялись ноги (у него погиб сын), велел подвесить себя на люльке — и продолжал работать; женщины-вышивальщицы сутками не выходили из цеха — они изготовляли знамена для боевых частей.
И в блокаду, как мы видим по дневникам, публикуемым в книге, девушки и юноши влюблялись, мечтали, волновались за возлюбленных — и теряли их. «Где-то далеко сейчас Павлик,— читаем мы в дневнике Тани Роспоповой.— Там опасно. А мне так хочется его увидеть... Знаю, что нет сейчас места личным чувствам, а думаю все о нем».
И другая запись: «Сегодня я потеряла Павлика... Утром пришел Сергей и сказал, что он тяжело ранен, а пока я дошла с передовой, его уже не стало. Писать нет сил...»
И пусть не все страницы книги равноценны. Пусть в иных местах читатель подметит оплошности неопытного пера. Главное достоинство книги «Навечно в памяти народной» в том, что здесь собраны удивительные документы и факты, которые уже принадлежат истории — истории обороны Ленинграда, всей нашей человеческой истории.
...Беседуя с Зоей Григорьевной, я однажды ее спросил:
— Что заставило вас взяться за такой трудный поиск?
Она помолчала. Потом ответила:
— У меня погиб брат. Он убежал на фронт в шестнадцать лет. А из мальчишек-одноклассников с войны вернулись только двое. Один обгорел в танке. Другой остался без ноги. Эта книга — мой долг перед погибшими и покалеченными.
Борис Камов, писатель, г. Москва
| Содержание | Следующая страница |
