Коридор упирается в Мгу. — Что диктуют обстоятельства. — Случай на КП. — Дорога победы. — Дружба с партизанами. — Интернациональное братство. — По страницам фронтовой газеты. — «Тигр» и волховчане. — Вишневский и Молчанов. — Награды заслуживают оба. — Как вращались жернова «Мельницы». — Близится день разгрома врага.
Боевые действия Волховского фронта в 1943 году, после прорыва ленинградской блокады, проходили в условиях едва ли не труднейших из всех, выпавших на долю его воинов. С конца января и по декабрь этого года наши войска, сохраняя в большинстве случаев перевес на правом крыле фронта, в районе Гайтолово, Мишкино, Вороново, осуществляли серию местных операций с задачами, во-первых, сделать непробиваемой южную стенку коридора, который связывал теперь Ленинград и Приволховье; во-вторых, раздвинуть коридор, чтобы укрепить связь с Ленинградом и Балтикой, сделать ее надежнее, лучше снабжать их и готовиться к последующим наступательным действиям. Поскольку северным рубежом коридора служило побережье Ладожского озера, расширить путь к Неве можно было, лишь отодвигая другой его рубеж к югу. А это означало в первую очередь овладеть участком железной дороги Мишкино — Мга — устье реки Тосна. Противник же ни за что не хотел допустить полной ликвидации окружения Ленинграда и всячески старался удержать район Мги.
В результате участок Тосно, Келколово, Михайловский, Тортолово стал ареной тяжелых позиционных боев. Пробив брешь во вражеском кольце вокруг Ленинграда, советские бойцы решили главную задачу, стоявшую в то время перед нашими двумя фронтами. А Верховное Главнокомандование Красной Армии получило тогда возможность нацелить советские войска продолжать ликвидацию окруженных фашистских войск западнее Сталинграда, на полное освобождение Северного Кавказа и разгром противника в верховьях Дона. Потом было положено начало освобождению Украины, нанесены мощные удары на северо-западном и центральном направлениях.
Обстоятельства диктовали Ставке направлять главные ресурсы на юг и в центр. Поэтому, ставя перспективную задачу Волховскому и Ленинградскому фронтам, Верховное Главнокомандование требовало во что бы то ни стало удержать коридор в Ленинград. И вот почти двенадцать месяцев два боевых соседа, оба наших фронта, вели то затухавшие, то разгоравшиеся боевые действия в направлении на станцию Мга. Одновременно мы осуществляли вспомогательные операции на некоторых иных участках. В своей совокупности они создали предпосылки для последующего рывка в Прибалтику. Однако предпосылки эти создавались в ходе долгих и изнурительных боев за отдельный холмик, берег болота, группу деревьев, устье речки, небольшой плацдарм и т. д.
В зимний период боев за Мгу произошел памятный случай. После прорыва ленинградской блокады 54-я армия проводила операцию, направленную на то, чтобы не позволить врагу создать под Мгой сильную группировку с целью ликвидировать только что созданный коридор к югу от Ладоги. Армия нанесла удар в сторону Чудова, сумела отвлечь на себя фашистские войска, предназначенные для прорыва к Шлиссельбургу, и свою задачу выполнила. Знакомиться с обстановкой в этом районе прибыл представитель Ставки К. Е. Ворошилов. Я сопровождал его. Мы были на командном пункте дивизии, вклинившейся в расположение противника. Вдруг поднялась стрельба. Выскакиваем из землянки. В чем дело? Оказалось, что вражеский десант автоматчиков при поддержке самоходок прорвался и окружает КП. Мы, вероятно, сумели бы пробиться к своим, но, отвечая за безопасность представителя Ставки, я не мог рисковать. Связываюсь по телефону с 7-й гвардейской танковой бригадой и приказываю прислать на выручку танки. Комбриг докладывает, что все боевые машины выполняют задание, налицо один танковый взвод, да и тот после боя не в полном составе.
Делать нечего. Пока пара танков мчится к КП, организуем круговую оборону подручными силами. Несколько связистов и личная охрана развернулись в жидкую цепочку и залегли с автоматами. Минут пятнадцать отбивались. Но вот показались наши танки. Сразу же наши бойцы поднялись в атаку, следуя за танками, смяли фашистов и отбросили на полкилометра, а потом подоспевшая пехота завершила разгром прорвавшейся вражеской группы. Когда стрельба улеглась, в блиндаж вошел танкист, весь в копоти, и доложил:
— Товарищ генерал армии, ваше приказание выполнено. Прорвавшийся противник разгромлен и отброшен!
Ворошилов вгляделся в танкиста и воскликнул:
— Кирилл Афанасьевич, ведь это твой сын!
Климент Ефремович видел моего сына еще до войны и теперь сразу узнал его. Лейтенант Владимир Мерецков командовал танковым взводом в 7-й гвардейской танковой бригаде. Когда я звонил в бригаду, Владимир как раз подвернулся под руку комбригу и был послан к нам на выручку.
Мне не часто приходилось видеться с сыном, но я следил за ним. До меня доходили вести, что боевую службу он несет образцово. Теперь можно признаться, что нередко меня грызли опасения и тревога, как и всякого другого отца, чей сын сражался на фронте. А тогда старался не показывать даже и вида, что беспокоюсь. Помню, на вопрос К. Е. Ворошилова: «Этот сын — твой единственный?» — я ответил: «Все бойцы тут мои дети», — но внутренне гордился сыном, что в свои 18 лет он честно и верно служит Родине. Там, на фронте, он вступил в члены нашей партии. Мне и моей жене было очень приятно узнать эту весть.
Жена моя Евдокия Петровна тоже была на фронте. По поручению Военного совета она вместе с другими медработниками обследовала состояние работы в госпиталях. Задачами обследования были: выявление трудностей и недостатков в обслуживании и лечении раненых, устранение недостатков и оказание помощи врачам. Евдокия Петровна находилась на фронте, с небольшими перерывами, с января 1942 года до конца войны.
Когда соединения Волховского и Ленинградского фронтов в конце января 1943 года поворачивали на юг, занимая позиции вдоль синявинского рубежа, в их тылу уже кипела работа: в коридоре севернее Синявина начали строить железную дорогу на Ленинград. За наступающими войсками двинулись железнодорожные бригады. Им пришло на помощь местное население, а затем фронты выделили на сооружение дороги ряд воинских частей. Эта Дорога победы явилась отличным дополнением к ладожской Дороге жизни.
Новая магистраль начиналась от разъезда между селениями Назия и Хандрово. Отсюда протянулась ветка на северо-запад, к Рабочему поселку № 4. Далее дорога пошла через Рабочие поселки № 1, 2, 3 и вышла к южной окраине Шлиссельбурга. Здесь, на Неве, воздвигли временный ледово-свайный мост, который соединил ветку с колеей от Черной речки к поселку имени Морозова. Уже 2 февраля, как только с ремонтно-строительных дрезин были спущены и закреплены последние рельсы, прошел пробный состав, а еще через четыре дня по 36-километровой линии промчался грузовой поезд дальнего следования. Дорога победы — результат двухнедельного героического труда — вступила в строй.
Параллельно железной дороге тянулись грунтовые. Они также стали важными трассами снабжения зоны Ленинграда. После всех перенесенных испытаний труженики города на Неве, казалось, удвоили свои усилия. Уже зимой 1943 года они резко увеличили производство боевой техники и различных видов промышленной продукции. Все меньше составов поворачивало теперь от Войбокало на Лаврово, к берегу Ладоги, и все больше шло без перегрузки через Жихарево на Шлиссельбург, Всеволожский, Ленинград и оттуда назад.
Фашистская авиация быстро обнаружила новую железнодорожную линию и движение по ней. Начались беспрерывные бомбежки и артиллерийский обстрел. Ведь кое-где огневые позиции противника находились всего в нескольких километрах от проходивших составов. Не было дня, чтобы в каком-то месте не взлетали на воздух куски рельсов и шпалы. Ремонтники не уходили с дороги. В течение многих месяцев вдоль всей колеи непрестанно курсировали строительные бригады и под огнем врага, в снегу, а потом в грязи и болотной воде снова и снова восстанавливали путь.
Через три месяца была дополнительно построена 18-километровая дорога в обход самого опасного участка. На чем она держалась? Об этом знают только инженеры. Когда шел поезд, его колеса в низинных местах вертелись в воде, как у старинных пароходов.
Особенно досаждала Дороге победы фашистская артиллерия с вдававшегося в наше расположение мгинского выступа вражеских позиций. Поставив на рельсы возле Мги несколько платформ с дальнобойными орудиями, противник систематически обстреливал новую колею. Тогда в дело вступила крупнокалиберная артиллерия обоих наших фронтов. Ее поддержали артиллерийские орудия, снятые с кораблей Балтфлота. Последовал ряд мощных огневых налетов, и фашистские батареи замолчали.
Возросла активность и Ладожской военной флотилии. Она по-прежнему обеспечивала фланги Волховского, Ленинградского фронтов и 7-й Отдельной армии. Кроме того, весной 1943 года на нее легла задача доставки основной массы грузов Северо-Западного речного пароходства. Но летом были восстановлены мосты через Неву, и железная дорога вновь стала выполнять свои задачи успешно. Часть катеров и тендеров флотилии освободилась. Мы решили воспользоваться этим, имея в виду предстоящий осенний разлив и трудности снабжения некоторых соединений Волховского фронта в болотах севернее Любани. Я договорился с командующим Ладожской военной флотилией контр-адмиралом В. С. Чероковым, и с согласия Ставки в период почти беспрерывных осенних дождей высокосидящие суда флотилии по притокам реки Волхов добрались до позиций этих соединений и доставили им сотни тонн продовольствия и боеприпасов.
Район прорыва блокады и прилегающие к нему участки стали местами напряженной хозяйственной деятельности. Так, начала постепенно восстанавливаться Волховская гидроэлектростанция. Вся энергия, выработанная в 1943 году ее возвращенными в строй агрегатами, была отдана Ленинграду. Восстановители прилагали главные усилия там, где ранее особенно свирепствовал враг. Руины и пепелища встречались на каждом шагу. И первыми представителями своей родной Советской власти, если не говорить о партизанах и подпольных советских и партийных органах, являлись для населения освобожденных районов наши войска. К ним, советским воинам, обращались люди за помощью. Начальник тыла Волховского фронта генерал-майор интендантской службы Л. П. Грачев и другие работники интендантских органов армий, корпусов и дивизий безотказно шли навстречу нуждам советских граждан, в частности делились продовольствием, несмотря на то что сами были небогаты. И хотя иногда воинские склады пустовали, я поддерживал распоряжения интендантов в этом деле. Нередко нам оказывал содействие начальник тыла Красной Армии А. В. Хрулев. Он мог получить разрешение у Верховного Главнокомандующего на отпуск фронтам таких вещей, о которых мы и не мечтали. И. В. Сталин относился к просьбам и предложениям Хрулева очень внимательно. У начальника тыла имелась особая папка. И не раз, закончив рассмотрение очередных дел, Сталин говорил ему: «А теперь давайте свою особую папку». Андрей Васильевич не злоупотреблял этим правом.
Меня радовало, что у А. В. Хрулева сложились отличные отношения с Л. П. Грачевым. Личный контакт никогда, или почти никогда, не мешает в таком деле. Хрулев относился с большим вниманием к заявкам Грачева, считая, что Леонид Павлович зря не станет просить. Это облегчало и ускоряло снабжение такого трудного фронта, как Волховский. До войны Грачев был ответственным работником Наркомата лесной промышленности, приобрел навыки хорошего организатора-хозяйственника. Эти навыки ему очень пригодились в деле организации тыла армий, сражавшихся в финскую кампанию. На Волховском фронте Л. П. Грачев являлся членом Военного совета 4-й армии, затем его выдвинули на должность начальника тыла фронта. Леонид Павлович занимался не только вопросами снабжения войск. Он заботился также об удовлетворении нужд гражданского населения во фронтовой и прифронтовой зоне.
Вообще говоря, организаторская и снабженческая деятельность наших интендантов в освобожденных от оккупантов районах очень слабо освещалась в печати. Следовало бы делать это значительно шире. Ведь после изгнания оккупантов в опустошенной врагом зоне приходилось ставить на довольствие десятки и сотни тысяч людей. Эта тема заслуживает специального освещения. Да и не только эта. Возьмем партизан Ленинградской области. Они оказывали войскам нашего фронта существенную помощь.
В начале 1943 года, когда наши два фронта начали бои в направлении на Мгу, в Ленинградской области действовали уже многие тысячи партизан. Большая часть их находилась в составе четырех бригад и еще одного полка. Они поддерживали постоянный контакт с межрайонными партцентрами, в свою очередь имевшими связь с Ленинградским обкомом ВКП(б). Эта рассредоточенная партизанская армия в тылу врага представляла собой серьезную силу. Осенью 1943 года оккупанты решили поголовно эвакуировать население захваченных ими районов Ленинградской области, однако партизаны не только сорвали их гнусный замысел, но и сумели серией согласованных ударов еще до прихода наших регулярных частей восстановить во многих местах Советскую власть.
Волховский фронт получал от партизан весьма ценные сведения о противнике. Особенно возрастала роль партизан в дни проведения фронтом крупных операций. Вывод из строя железных дорог, организация крушений воинских эшелонов, налеты на аэродромы — все эти удары партизан по врагу были весьма чувствительны именно тогда, когда на фронте разворачивались важные события. Нам было, впрочем, не так-то просто согласовывать с командирами партизанских отрядов совместные действия. Основная трудность заключалась в том, что не всегда была с партизанами регулярная связь. Однако координация действий партизан и наших войск осуществлялась неплохо. И за это мы благодарны прежде всего члену Военного совета Т. Ф. Штыкову. Он лучше других умел устанавливать контакт с народными мстителями. Раньше Терентий Фомич работал секретарем Ленинградского обкома партии. В области хорошо знали его, и он знал многих. Это ему очень помогало.
Военный совет фронта поддерживал связь с партизанами и по радио, и через связных, пересылал им специальные газеты, в том числе печатавшуюся в тылу Волховского фронта, на станции Хвойная, газету «Ленинградский партизан».
Членам Военного совета А. И. Запорожцу, Л. 3. Мехлису, Т. Ф. Штыкову приходилось заниматься многими вопросами, больше всего вопросами политического воспитания в войсках. Я не буду подробно рассказывать об их деятельности, поскольку это, на мой взгляд, специальная тема. Мне хочется сказать лишь несколько слов о политико-воспитательной работе среди воинов нерусской национальности, которых в частях фронта насчитывалось немало. Против гитлеровских захватчиков вместе с русскими мужественно сражались и казахи, и узбеки, и киргизы, и татары, и азербайджанцы, и представители других национальностей. Каждое подразделение представляло собой дружную боевую семью. Но многие воины очень слабо знали русский язык, а некоторые совсем не знали. По рекомендации Военного совета таких бойцов внутри подразделений объединили в группы во главе с офицерами, знающими соответствующие этим группам языки. Агитационно-пропагандистская работа стала вестись более успешно и дала весьма положительные результаты.
Фронтовая жизнь и боевые подвиги воинов широко освещались во фронтовой и армейских газетах. Среди постоянных корреспондентов газеты «Фронтовая правда» (газета нашего фронта), писавших о ратном труде воинов нерусской национальности, наиболее активным был боевой офицер узбек капитан М. Хаитов.
О газете «Фронтовая правда» следует сказать особо. В целом она играла большую роль в воспитании воинов, в мобилизации их на разгром врага. Однако в ее деятельности имелись не только успехи, но и промахи. До февраля 1943 года редактором газеты был К. П. Павлов. Затем его сменил Б. П. Павлов. Забавно, что некоторые читатели не сразу разобрались в этом; из Москвы позвонили начальнику политуправления фронта генерал-майору К. Ф. Калашникову и спросили: неужели редактор до такой степени привык к опечаткам, что не замечает даже искажения его собственных инициалов?
Примерно через месяц начальник Главного политического управления Красной Армии генерал-лейтенант А. С. Щербаков проводил совещание по вопросу о работе фронтовых газет. В своем выступлении он отметил ряд недостатков «Фронтовой правды». Так, газета в войска поступала порой на пятый день после выпуска, а в период прорыва ленинградской блокады не помещала материалов о наступательных боях. Военному совету (Т. Ф. Штыков) и политуправлению (К. Ф. Калашников) фронта предложено было вплотную заняться своей газетой. Меры приняли немедленно, и вскоре «Фронтовая правда» начала поступать в части в день выхода. Заметно упрочились ее связи с газетой Ленинградского фронта «На страже Родины» и «Ленинградской правдой». Редакции начали обмениваться информацией и тематическими полосами.
В газете стали чаще выступать писатели Всеволод Вишневский, Александр Чаковский, Всеволод Рождественский, Павел Шубин, Александр Гитович, Анатолий Чивилихин. Стихотворения поэтов, посвященные сражениям в новгородских болотах, у Мясного Бора, под Синявином, печатались в виде отдельных листовок и распространялись в войсках политотделами армий.
Большую роль в улучшении работы фронтовой газеты сыграл новый ее редактор подполковник Б. П. Павлов. Борис Потапович в свое время был фрезеровщиком на заводе «Красный путиловец» и прошел отличную школу комсомольской работы. Потом он окончил институт журналистики. Я познакомился с ним еще в 1939 году, когда он редактировал газету «Часовой Севера» 14-й армии. Впоследствии, после ликвидации Волховского фронта, Б. П. Павлов был редактором газеты Карельского фронта, а затем 1-го Дальневосточного, то есть до конца войны мы были с ним вместе.
В июле 1943 года Главное политическое управление Красной Армии проводило Всесоюзное совещание редакторов фронтовых и армейских газет. На этом совещании газета Волховского фронта отмечалась в положительном свете. Редактор Б. П. Павлов выступал с докладом.
Наша газета «Фронтовая правда» сохранила свое название после ликвидации Волховского фронта и перешла к одному из фронтов, освобождавших Прибалтику. Любопытно, что ее новым редактором опять стал К. П. Павлов.
Редакциям фронтовой, армейских, корпусных и дивизионных газет приходилось работать в трудных условиях. Я нередко наблюдал, как военные журналисты размещаются где-нибудь на краю лесной поляны. Пишущая машинка стоит на ящике, а машинистка — на коленях. Вернувшийся с переднего края сотрудник, сидя на корточках, диктует ей свежую информацию. В стороне перед наборной кассой со шрифтом, поставленной на козлы, работают молодые ребята, готовя набор очередного номера. Рядом с ними торчит воткнутая в землю палка с дощечкой, на которой написано «Редакция». Вскоре еще пахнущая краской газета увозится в подразделения и части.
Мы старались облегчить условия работы газетчикам, чтобы их живое, горячее слово быстрее долетало до сердца каждого бойца.
* * *
Зимняя кампания 1941/42 года показала, что в ходе наступления наши войска нуждаются в достаточно подвижном и мощном орудии сопровождения. К началу второй зимней кампании уже имелся положительный опыт использования экспериментальных самоходно-артиллерийских установок и было принято решение о массовой их проверке. А в конце января 1943 года Волховский фронт одним из первых применил в широких масштабах новое оружие: два полка самоходных орудий успешно содействовали пехоте и тапкам при атаках на труднодоступные вражеские позиции со сложным профилем.
Операция, в которой использовались наши самоходки, помимо того, что она имела самостоятельное значение, обеспечивая неприкосновенность ленинградского коридора, оттягивала немецкие войска с других фронтов. Это было чрезвычайно существенным обстоятельством в связи с тем, что Ставка наметила зимой 1943 года согласованные действия пяти фронтов — Центрального, Брянского, Западного, Калининского и Северо-Западного. Об этом нас поставил в известность И. В. Сталин. Первые три фронта должны были через Орел и Брянск выйти к Смоленску. После этого четвертый наносил вместе с третьим удар по отрезанной с тыла вяземско-ржевской группировке противника. Успех позволял пятому фронту, Северо-Западному, ликвидировать демянский плацдарм гитлеровцев и тем самым выйти в тыл вражеским войскам, стоявшим против Волховского фронта. Правда, упреждение в выступлении Брянского фронта по отношению к Северо-Западному составляло всего три дня.
Замысел Ставки мне очень понравился, и я внимательно следил за ходом операции. Наиболее последовательно выполнили задачу Западный и Калининский фронты. Серьезного успеха добились Брянский и Центральный. Что касается Северо-Западного, то он начал наступление 15 февраля, но развивал его чрезвычайно медленно. Нам это было особенно досадно, так как этот фронт являлся нашим соседом. Фашистам удалось уйти с демянского плацдарма, сохранив основные свои силы и укрепив их на новом рубеже. Самое печальное заключалось в том, что Северо-Западный фронт не смог выйти в тыл 18-й немецкой армии и нанести удар фашистской группе армий «Север» генерал-фельдмаршала Кюхлера. В результате Волховскому фронту предстояло пробиваться с востока на Мгу в очень трудных условиях. Общее оперативное пространство, используемое немцами, сократилось, а плотность обороны резко возросла. Затем началась распутица, и группа войск Северо-Западного фронта, которую было намечено послать на Лугу в обход озера Ильмень с юга, осталась на месте. Правда, нам помогал Ленинградский фронт.
Войска нашего фронта столкнулись с устойчивой обороной. Насыщенность войсками у немцев была предостаточной. Военно-инженерные сооружения значительно превосходили по мощи те, через которые мы прорывались в январе. Несколько ослабив натиск, чтобы не терять людей, мы стали дожидаться, когда Северо-Западный фронт ударит в тыл Кюхлеру, но так и не дождались. В течение марта Ставка несколько раз переносила сроки выступления упомянутой группы. Затем мы узнали, что оно отменяется. Из сказанного выше я делаю такой вывод: хотя к тому времени Красная Армия уже добилась крупных успехов, нашим военачальникам еще было чему учиться в сложном искусстве ведения современной войны.
Тогда же нам впервые, как я уже упомянул, довелось столкнуться с вражескими танками «тигр». Кажется, это был вообще один из первых случаев применения немцами танка «тигр». Волховчане не дрогнули перед фашистской новинкой, но шуму она все же наделала много. В Ставке к нашему сообщению отнеслись очень серьезно. И это понятно. Ведь если теперь не вся наша противотанковая артиллерия может поражать новую вражескую машину, значит, нужно вносить срочные изменения в программу действий военных заводов: конструкторам необходимо дать заявки на новые виды пушек и снарядов; затем начнется перестройка производственного процесса; затем — освоение новой продукции. Все это влечет за собой десятки других вопросов. Следовательно, не только тыл, но и войска обязаны срочно перестраиваться, менять тактику, учиться бороться с «тиграми». Вот почему проблема подверглась рассмотрению на самом высоком уровне, после чего была создана специальная правительственная комиссия для разработки всесторонних мероприятий, затрагивающих и фронт и тыл. Наша оперативность оказалась весьма уместной. Известно, что ни «тигры», ни «фердинанды», ни «пантеры» не только не спасли фашистов от разгрома, но и не обеспечили сколько-нибудь существенного усиления действий гитлеровских войск на фронте. И наоборот, наш тыл дал фронту в 1943 году столько новой боевой техники, что год этот стал коренным образом переломным.
Следует сказать, однако, что с появлением «тигров» у нас на фронте вдруг резко увеличилось число раненых. Вероятно, потому, что бойцы не сразу приноровились к борьбе с новым оружием врага. Но медико-санитарная служба успешно справилась со своими обязанностями. Преобладающее большинство раненых возвращалось в строй. А объясняется это отличной работой наших военных врачей, фельдшеров и санитаров и стройной системой оказания помощи пораженным на поле боя. Что бы ни случилось, раз и навсегда налаженный медико-санитарной службой порядок редко нарушался. Скажу об этом несколько слов.
Передний край и зона первого эшелона обслуживались врачами войскового тылового района. Санитары оказывали первую помощь на поле боя и доставляли раненых на батальонные медпункты. Там раненые получали у фельдшеров так называемую доврачебную помощь, после чего попадали на полковые медпункты. Здесь осуществлялась первая врачебная помощь, а затем на дивизионных медпунктах и в полевых подвижных госпиталях — квалифицированная медицинская помощь. Потом начиналась сфера власти армейского тылового района. Тут в госпиталях различного вида встречала раненых специализированная медпомощь. Наконец, во фронтовом тыловом районе оказывалась медпомощь через систему эвакогоспиталей. Схема, как видите, не простая. В ней много звеньев. Как правило, не было ни бюрократизма, ни волокиты. Если требовалось, организованно обходили одно из звеньев, перескакивая через него, но старались не вносить в дело сумятицы. Блестящей работе советских медиков тысячи и тысячи воинов были обязаны своей жизнью.
Огромная заслуга в организации медико-санитарной службы фронта принадлежит очень многим военным врачам. Я хочу здесь назвать двух видных представителей военной медицины — главного хирурга фронта Александра Александровича Вишневского и главного терапевта фронта Николая Семеновича Молчанова.
Сын и ученик выдающегося отечественного хирурга Александра Васильевича Вишневского, Герой Социалистического Труда, генерал-полковник медицинской службы, действительный член Академии медицинских наук, лауреат ряда премий А. А. Вишневский начал свою деятельность военного врача еще во время сражения у Халхин-Гола и продолжил ее в период финской кампании, а затем Великой Отечественной войны. Наш фронт был обязан Александру Александровичу за большой вклад в организацию помощи раненым на основе системы этапного лечения с эвакуацией по назначению. А. А. Вишневский постоянно добивался выдвижения хирургической помощи поближе к месту сражения. Раненых выносили с поля боя и быстро эвакуировали. На фронте широко применяли переливание крови, использовали противошоковые растворы, внедряли в практику новокаиновую блокаду по методу Вишневского.
Александр Александрович, равно как и его сотрудники, успешно осуществил ряд сложнейших операций. Очень важно, что Вишневский, как бы ни трудна была фронтовая обстановка, записывал все ценное, что давала медицинская практика в боевых условиях, и выступал с докладами на совещаниях фронтовых медиков, где делился опытом. Затем у нас были изданы «Труды совещаний хирургов Волховского фронта». В них обобщены итоги медико-санитарного обеспечения действий войск фронта в лесисто-болотистой местности преимущественно в осенне-зимний период и в условиях, близких к позиционной войне. А санитарное управление фронта издало еще «Записки военно-полевого хирурга» А. А. Вишневского. Напечатанная на грубой бумаге, эта небольшая книжечка, всего в сто страничек, была очень полезна для военных врачей-хирургов. Она вышла в свет как раз накануне окончательной ликвидации ленинградской блокады.
Доктор медицинских наук, профессор Николай Семенович Молчанов прибыл на должность главного терапевта фронта из 54-й армии, где он был главным терапевтом армии. Молчанов сосредоточил свои усилия на ликвидации необычных (для мирного времени) заболеваний у раненых воинов и у гражданских лиц во фронтовой полосе. На него же легла задача обучения значительной части кадров, так как фронт был укомплектован почти одними гражданскими врачами, незнакомыми с военно-полевой медициной. Наконец, под его руководством организовывались профилактические мероприятия. Именно у нас в ноябре — декабре 1941 года был впервые создан терапевтический полевой подвижной госпиталь. С января 1942 года такие госпитали стали создаваться и на других фронтах. Коллектив врачей во главе с Молчановым написал новый раздел по военной медицине — болезни у раненых. Эти достижения нашли отражение в трех сборниках научных медицинских трудов, изданных на Волховском фронте, и в трех — на Карельском. После войны все это было обобщено в отредактированном Молчановым 29-м томе серии книг «Опыт советской медицины в Великой Отечественной войне». Благодаря усилиям наших терапевтов Волховский, Карельский и 1-й Дальневосточный фронты фактически почти не знали инфекций.
В 1956 году А. А. Вишневский стал главным хирургом, а Н. С. Молчанов — главным терапевтом Советской Армии.
* * *
Конечно, на войне много горя бывает. Это каждому ясно. Но жизнь есть жизнь. И наши фронтовые будни заполнялись не только боями. Немало было и забавных случаев. Расскажу об одном из них.
В начальный период борьбы за Мгу произошел случай, врезавшийся в мою память на всю жизнь. Дело было так. Получил я радостное сообщение, что в районе Мишкина захвачена у врага командная высота. А в той преимущественно равнинно-болотистой местности, да еще в условиях позиционной борьбы, овладеть высотой было очень трудно. Спрашиваю, какой полк отличился? Докладывают мне номер полка, но при этом добавляют, что действовал только один батальон.
Высота поросла лесом. Автомобиль не пройдет. Залез я в танк и поехал посмотреть на наших молодцов и захваченный узел обороны противника. И вот я уже на высоте, в боевом батальоне. Армия есть армия: не успел я вылезти из танка, а несколько солдат уже побежали сообщить товарищам и непосредственному начальству, что прибыл командующий фронтом. Иду в расположение подразделения, а ребята уже успели навести то, что у военнослужащих называется «порядочек». Всюду стоят и четко приветствуют часовые; никто зря нигде не болтается; вид у бойцов подтянутый. Ну, думаю, раз есть у них желание нести образцовую службу, значит, действительно все в порядке, высотой мы владеем прочно.
Осматриваем занятые батальоном вражеские укрепления. Рядом со мной — лихой командир славного батальона и довольный успехом своих подчиненных командир полка. Медленно продвигаемся по лесу. Вдруг впереди нас раздается сильный крик. Кто-то бранными словами ругает, видимо, своего товарища, но не называет по имени. Мы переглядываемся. В этот момент из рощи показался и сам крикун, но, увидев нас, повернул в сторону. Подзываю его. Вижу, ефрейтор.
— В чем дело?
Он представился и доложил:
— Из моего пулеметного отделения ушел за боеприпасами солдат и запропастился. Еще заблудится, думаю, окаянный, в лесу-то. По фамилии звать опасно, на начальство наскочишь, а мой голос он знает, за километр услышит, вот я и посылаю ему «позывные».
Спрашиваю о ефрейторе комбата. Тот дал своему подчиненному самую лестную характеристику, особенно подчеркнул, как смело он действовал в последнем бою. Интересуюсь наличием у ефрейтора наград. Таковых не оказалось, еще не успели представить, а заслуживал он, как выяснилось, по меньшей мере ордена. Я сказал, что он награждается орденом Красной Звезды. Но бравый воин стал отказываться от награды, а потом разъяснил, что он сражается вот уже полтора года бок о бок со своим напарником по пулемету, что все успехи достигнуты ими вместе, а одного его лучше совсем не награждать.
Спрашиваю, где его боевой товарищ. Вызвали и того. Комбат подтверждает, что, дескать, верно, один не уступает другому. Один из воинов оказался из Татарской республики, другой — русский. Оба друга сражались еще под Тихвином, затем форсировали Волхов, прорывали ленинградскую блокаду. Хитровато прищурившись, комполка поглядывает на генерала и ждет, как начальство выйдет из положения. А генерал армии, радуясь в душе, отчитал комполка за непредставление к награде в положенное время заслуженных воинов, с напускной суровостью сделал выговор тому, кто только что в качестве «позывных» использовал ругательные слова, а потом... Потом пришлось наградить орденами обоих. Да, это был хороший день, можно сказать, отличный день! На свой командный пункт я возвращался в приподнятом настроении. А день тот помню и сейчас.
* * *
Апрель 1943 года — это месяц затишья на Волховском фронте. Обе стороны пережидали распутицу и исподволь готовились к новой борьбе. Порой производились разведывательные поиски. Проявляли активность снайперы. Большинство читателей привыкло к тому, что снайпер — это меткий стрелок из личного оружия. На нашем фронте таковых тоже было немало. Но постепенно боевая практика выработала снайперов еще и иного типа. Я имею в виду артиллеристов и минометчиков. Лучшие орудийные расчеты и даже целые батареи получили право вести индивидуальную стрельбу по целям. А иногда можно было видеть, как сидящий на наблюдательном пункте командир минометного взвода упорно охотился за каким-нибудь одним солдатом противника. Когда этим занимались все кому не лень, я строго выговаривал, чтобы не расходовали зря мины и снаряды и не обнаруживали свои огневые позиции. Однако прицельную стрельбу отдельных признанных мастеров артиллерийского огня всячески поощрял, считая, что она, помимо прочего, причиняет врагу еще и психологический урон.
Время, прошедшее с середины мая до середины июля 1943 года, сохранилось в моей памяти под названием «мельница». Смысл названия нужно разъяснить специально, так как оно не являлось официальным. Дело в том, что с каждым днем я все больше думал над тем, каков будет характер предстоящей летней кампании. Мне было ясно, что Красная Армия развернет мощное наступление и что немцам придется теперь обороняться не только зимой, но и летом. Какая же роль будет отведена Волховскому фронту? Как это часто случалось, Верховный Главнокомандующий мог спросить о моей точке зрения, а потом уже принять окончательное решение. Моя же точка зрения определялась рядом привходящих обстоятельств. Их-то и требовалось учитывать.
Прежде всего, что скажет разведка? А разведка в первой половине мая твердила, что враг шлет в сторону Мги эшелоны с подкреплением и техникой, сосредоточивает на прифронтовых аэродромах авиацию ближнего действия, проводит широкие работы в своей оборонительной полосе. Это могло означать, что гитлеровцы накапливают силы либо для попытки восстановить блокаду Ленинграда, либо для отражения нашего наступления на Мгу, которого они опасаются. В обоих случаях приходилось считаться с усилением немецкой группы армий «Север».
А каковы возможности Волховского фронта? Мы восполнили урон, понесенный в ходе напряженной зимней кампании, но и только. Никакого перевеса сил, необходимого в тех условиях для наступления, пока создать не удалось. А когда я выяснил в Ставке и Генштабе, на что мы можем в ближайшее время рассчитывать, оказалось, что людей нам подбросят немного. За два года войны страна понесла тяжелые потери. Много наших воинов погибло, много советских людей находилось на временно оккупированной фашистами территории. Лучше обстояло дело с нашей промышленностью. Самое трудное для нее было уже позади, и мне твердо обещали немедленную замену износившейся матчасти, особенно артиллерийско-минометной, и снабжение боеприпасами в таком количестве, что названная цифра приятно меня поразила.
Одновременно Ставка поставила перед Волховским фронтом следующие задачи: тщательно готовиться к штурму и прорыву вражеской обороны с последующим продвижением в сторону Прибалтики; срывать любые попытки противника восстановить блокаду Ленинграда; отвлекать на себя с юга как можно больше соединений.
А каковы возможности Ленинградского фронта? Я знал, что ленинградцы вести активные боевые действия пока не в состоянии и к новой крупной операции будут готовы месяца через два.
Под влиянием всех этих обстоятельств у меня и созрел замысел, суть которого состояла в следующем. Что необходимо для того, чтобы упредить вражеский удар по нашим войскам у Ладоги? Вовремя нанести контрудар. А что нужно сделать для подготовки нашего наступления? Ослабить оборону противника. А как отвлечь его внимание от левого фланга фронта, если операцию придется проводить именно там? Конечно, привлекать внимание к правому флангу. А каким образом волховчанам оттягивать дивизии фашистов с других фронтов? Только уничтожая их соединения на нашем фронте. Наконец, как всего этого добиваться, сохраняя при этом свои войска? Переключиться на массированное использование нашей авиации и артиллерии.
Само собой разумеется, что это был лишь замысел, что его надо было детально разработать, продумать и наметить целую систему конкретных мероприятий по массированному использованию артиллерии и авиации. Производить артиллерийские и авиационные налеты таким образом, чтобы враг не привык к ним и всякий раз воспринимал как начало какой-то операции фронтового либо местного значения. Определяя задание штабу фронта, его оперативному управлению и начальникам родов войск, я охарактеризовал план в целом как «длительное артиллерийско-авиационное наступление в условиях собственной и вражеской стабильной обороны». Однажды во время беседы кто-то из офицеров назвал этот план в шутку словом «мельница». Название многим понравилось, да так и закрепилось. В разработке и осуществлении этого плана, можно прямо сказать, главную роль сыграли начальник артиллерии фронта генерал Г. Е. Дегтярев и командующий 14-й воздушной армией генерал И. П. Журавлев.
И вот жернова «мельницы» начали вертеться. Из прифронтовой зоны гитлеровцы угнали почти все мирное население, а оставшееся бежало в лес. Разведка сообщила об этом, и мы могли вести огонь по противнику, не боясь, что заденем своих. Проводится в каком-то месте сильная огневая подготовка. Гитлеровское командование немедленно подбрасывает сюда подкрепления для отражения нашей атаки. Мы переносим огонь с первой линии укреплений на вторую — и немецкие солдаты тотчас вылезают из блиндажей, бегут к орудиям и пулеметам, чтобы встретить нас. Но никто не наступает, а огневой налет через четверть часа возвращается назад. Потом он снова уходит вперед и опять возвращается. Затем огневая подготовка в этом месте стихает, чтобы сразу же возникнуть в другом. Ясно, заключают фашисты, там была лишь инсценировка, а вот здесь-то и состоится атака. Подкрепления перебрасываются ими на новый участок, все повторяется. А иногда советские воины без огневой подготовки, изображая массированное сосредоточение сил, имитируют атаку на третьем участке. Дойдя до заранее намеченного рубежа, они залегают, а в дело вступают наши авиация и артиллерия и т. д.
Мы придумали много различных комбинаций, и почти все они удались. Части и соединения фронта то провоцировали фашистов на контратаку, то вызывали их на огневую дуэль, то имитировали наступление, то артиллерия и авиация обрушивали на захватчиков сотни тонн смертоносного металла. В течение двух месяцев инициатива оставалась в наших руках. Сумев навязать гитлеровцам свою линию артиллерийско-авиационного сражения, фронт уничтожил сотни их орудий и пулеметов, десятки самолетов, тысячи солдат и офицеров, не понеся сам существенных людских потерь. Пленные немецкие офицеры рассказывали о разброде в штабе 18-й немецкой армии, о жалобах полевых командиров на «бездонную мгинскую бочку».
В полной мере суть происходящего вражеское командование, судя по его поступкам, поняло лишь в начале июля. Оно начало выводить войска из-под артиллерийских ударов, оттягивая их на недоступные нашему огню позиции. А чтобы мы об этом не узнали, фашисты тщательно маскировали свои действия, всегда оставляя по линии фронта заслон. Солдаты заслона, попеременно менявшиеся, получали приказ стоять насмерть. Цель приказа заключалась в том, чтобы успеть подбросить основные силы к месту прорыва, пока заслон будет сдерживать наступающие советские части. А чтобы переброска войск осуществлялась незамедлительно, гитлеровцы проложили в районе Мги густую сеть подъездных путей.
Эффективность «мельницы» снизилась. Первоначально мы хотели обдумать возможность ее обновления, ибо надеялись еще раз использовать идею, отлично послужившую нам. Но некоторые сведения, поступавшие от воздушной разведки, заставили изменить это намерение. Изучая данные аэрофотосъемок, мы обратили внимание на несколько странный характер запечатленных на них вражеских подъездных путей. Далеко не все из этих путей по своему расположению, направленности и протяженности соответствовали замыслу вывода войск из-под артиллерийских ударов, то есть избранной теперь врагом новой тактике в полосе обороны. А не кроется ли здесь нечто большее? Может быть, речь идет о подготовке фашистами крупной операции, например о попытке прорваться к Ладоге и снова отрезать Ленинград? Вопрос нуждался в немедленной проверке. Проверка эта затруднялась тем, что в районе Мги почти не осталось нашего гражданского населения и не было партизанских отрядов. Однако ждать, пока Центральный штаб партизанского движения перебросит сюда подходящую группу, тоже было некогда. Фронтовая разведка по моему указанию приняла свои меры, включавшие засылку в тыл врага рейдовых разведгрупп, заброску разведдесантов с воздуха, комбинированные аэрофотосъемки, выборочный захват пленных во время специальных разведпоисков, фотовизуальное и звуковое наблюдение с земли и другие мероприятия. Авиация получила задание концентрированной целевой бомбежкой железнодорожных эшелонов противника вскрыть и зафиксировать их содержимое. Наконец, через Ленинград, не менее нашего интересовавшийся тем, что происходит в районе Мги, мы возобновили контакт с лужскими партизанами.
Вскоре картина прояснилась. Тревожились мы не напрасно. Судя по всему, группа армий «Север» собиралась с силами, чтобы снова блокировать Ленинград. Я тотчас связался со Ставкой. То же сделали и ленинградцы. В то время уже шло гигантское сражение на Курской дуге. Мужественно обороняясь, советские войска готовились перейти в контрнаступление. Западный, Брянский, Центральный, Воронежский, Степной и Юго-Западный фронты должны были нанести по захватчикам крепкий удар и разгромить главные силы немецкой группы армий «Центр», а также основательно потрепать группу армий «Юг». Успех дела зависел, в частности, от того, сможет ли группа армий «Север» помочь своему соседу или же будет вынуждена употребить все резервы на поддержку соединений, которые втянутся в сражение под Мгой. И естественно, что Ставка снова дала нам задание сковать армии Кюхлера. По сведениям разведки, на участке от Ораниенбаума до Синявина немцы сконцентрировали 19 дивизий. Это число соответственно возрастало, если двигаться от Мги к югу, вдоль Волхова, или к северу, по Карелии. А в целом Кюхлер, с учетом его резервов и войск, расквартированных на временно оккупированной советской территории в тыловой зоне его группы армий, мог при необходимости рассчитывать на десятки дивизий.
Сковать такую армаду, превратив наш север и северо-запад в поле боя, существенно помогающее нашим фронтам в срыве фашистского плана «Цитадель», — задача нелегкая и сложная. Поскольку Карельский фронт пока не мог активно участвовать в этом деле, осуществление замысла ложилось на ленинградцев и волховчан. А магнитом, притягивающим к себе вражеские войска, опять должна была стать зона Мги.
«Каковы шансы на успех?» — спросил меня Сталин. Позднее я узнал, что тот же вопрос он задал также Говорову и получил от него ответ, сходный с моим: если будет создан необходимый перевес в силах, операция закончится успешно. Но для создания такого перевеса Ставка не могла дать войска из резервов, подготовленных для развития прорыва в центре советско-германского фронта. И Верховный Главнокомандующий в разговоре со мной подчеркнул на прощание еще раз: «Главное для вас — не захват территории, а уничтожение немецких дивизий!»
К решению задачи привлекались две армии: 8-я армия Волховского фронта и 67-я армия Ленинградского фронта. Первая наступала с востока на запад, от Воронова на Мгу. Вторая — тоже на Мгу, но уже с севера на юг, от Синявина. Таким образом, сходящийся удар двух фронтов был нацелен на позиции противника под Ленинградом. Этот удар носил упреждающий характер. Он вынуждал фашистов вместо наступления заниматься обороной.
Наша авиационно-артиллерийская подготовка носила на этот раз необычный характер. Учитывая, что сложное инженерное сооружение восстановить за сутки, да еще под огнем, трудно, мы не торопились и методично разрушали полосу обороны противника, растянув подготовку на долгие часы. Только после этого пехота поднялась в атаку. Так рано утром 22 июля началась Мгинская операция, длившаяся месяц.
Первая неделя боев представляла собой как бы продолжение осуществления плана «мельница» с более активными боевыми действиями наших пехотинцев. Авиация ближнего действия и артиллерия уничтожали гитлеровские заслоны. Фашистское командование старалось сохранить прежнее соотношение сил и средств обеих сторон и стало подбрасывать к переднему краю по новым подъездным путям одно подразделение за другим из дивизий, предназначенных для наступления. Мы не препятствовали и пока не наносили ударов по этим путям. Постепенно ряды фашистских пополнений редели. Их место занимали новые пополнения, которые также подвергались ударам нашей артиллерии и фронтовой авиации, и так всю неделю.
А 29 июля над вражескими тылами показались самолеты дальнего действия. Командующий авиацией дальнего действия генерал-полковник авиации А. Е. Голованов выделил нам не так уж много боевых машин, зато он почти не ограничивал их в бензине и щедро снабдил бомбами. Теперь удары с воздуха обрушились и на коммуникации противника, начиная от Мги и Ульяновки и кончая Лугой, Нарвой и Псковом. В течение пятнадцати дней летчики дальней авиации совершали ежесуточно в среднем по 100 самолетовылетов. Тем временем фронтовая авиация продолжала обрабатывать ближайшие узлы обороны, а артиллерия — передний край врага.
Наблюдения показали, что в районе Поречья у 18-й немецкой армии не осталось резервов. Как только разведка доложила об этом, здесь-то и нанесли мы удар. Прорвав первую полосу обороны и прогрызая вторую, советские солдаты метр за метром продвигались вперед. Еще немного, и участок прорыва удалось бы расширить. Но от командиров частей стали поступать сообщения, что внезапно сопротивление гитлеровцев резко возросло. Оказалось, что гитлеровское командование целиком сняло из-под Ленинграда две дивизии, предназначенные для штурма города, и заткнуло ими дыру, чтобы локализовать прорыв, не дав ему превратиться в широкую брешь. Волховчане радовались этому и гордились: шутка ли, ведь срывался план фашистов вновь пробиться с юга к Ладожскому озеру и выполнялось указание Ставки о максимальном уничтожении гитлеровских войск!
Застопорилось дело и у 67-й армии Ленинградского фронта. Территориальные приобретения были сравнительно небольшими. Но зато ленинградцы тоже нанесли сильные удары по дивизиям первого эшелона и вражеским резервам. Новую линию фронта группа армий «Север» стабилизировала, однако, за счет всех своих сил. Под Мгой были перемолоты части, взятые из 11 различных фашистских дивизий с других участков, 10 местных дивизий, многие артиллерийские части и отдельные подразделения. Остальные соединения Кюхлера были прочно прикованы к зоне Волховского и Ленинградского фронтов. Имея здесь 68 дивизий и 6 бригад, гитлеровское командование не решалось взять из них что-либо для переброски в центр или на юг.
В ходе сражения в наши руки попали штабные вражеские документы. Штабу Волховского фронта в те горячие дни не довелось полностью ознакомиться с ними, и материалы, оцененные как весьма интересные, были целиком переправлены в Ставку. Позднее, когда я приехал к И. В. Сталину с докладом, мне показали некоторые из этих документов. В них высоко оценивались успехи волховчан.
12 августа летчики дальней авиации улетели от нас. Они понадобились Западному, Брянскому и Центральному фронтам. Я весьма жалел об этом, так как уже 17 августа мы исчерпали запас снарядов, отпущенный на операцию. Тогда войска получили приказ прочно закрепиться на достигнутых рубежах. На это ушло пять дней, и 22 августа 8-я армия перешла к обороне. В тот же день прекратили атаки и ленинградцы. Если бы я знал о том, что станет известно мне месяц спустя! А месяц спустя мы узнали от пленных немецких офицеров, что в последней декаде августа у них не оставалось никаких резервов. Солдаты уже не выдерживали наших авиационно-артиллерийских налетов. Еще один мощный нажим, и гитлеровский фронт под Мгой мог бы развалиться.
Много упреков пришлось выслушать от меня фронтовой разведке! Знай я, что дело обстоит хотя бы приблизительно так (даже со скидкой на вранье пленных с целью смягчения своей судьбы), я полетел бы в Ставку и добивался бы расширения наших ресурсов, чтобы продолжить операцию. Вскоре события подтвердили, что рассказы немецких офицеров были близки к истине. В начале октября дежурный разведпоиск на среднем течении Волхова принес известие, что фашистская оборона на киришском плацдарме ослабла и что враг, по-видимому, снимает оттуда свои войска.
Плацдарм на правом берегу Волхова, у Киришей, гитлеровцы удерживали около двух лет. Этот крохотный кусочек территории обороняли три дивизии, построившие там прочные оборонительные сооружения. Плацдарм служил немцам как бы символом того, что в дальнейшем они еще раз попытаются соединиться с финнами восточнее Ленинграда. Теперь от их первоначального плана осталось, следовательно, одно воспоминание.
Киришские болота под октябрьскими дождями вздулись от воды. Пока мы наводили переправу, чтобы нанести удар по отходящему врагу, он уползал на левый берег Волхова. Фронтовая авиация успела все же разбомбить его.
Октябрьские трофейные документы подтвердили, что группа армий «Север» окончательно отказалась от наступления на Ленинград и перешла к обороне по всему фронту. Ставка советского Верховного Главнокомандования быстро отреагировала на это известие. В очередную годовщину Октябрьской революции балтийские моряки под носом у врага переправили 2-ю ударную армию, переданную волховчанами ленинградцам, на ораниенбаумский плацдарм. Близился день разгрома фашистов на всем участке советско-германского фронта от Финского залива до Ильменского озера.
Готовясь к новому наступлению, мы старались заниматься не только масштабными вопросами, но и такими, которые определяют успехи повседневной деятельности войск. Среди прочих упомяну о воспитании солдат на героических примерах. 8 ноября 1943 года был учрежден орден Славы. Первыми его кавалерами на нашем фронте стали рядовой Красильников, старшина Зеленков и ефрейтор Дорожкин. Особенно прославился Григорий Алексеевич Красильников. За полтора месяца этот лихой снайпер подстрелил 21 гитлеровца. Командир батальона старший лейтенант Ф. Рыбаков позаботился о том, чтобы на родину орденоносца, в Акмолинскую область, было отправлено его жене письмо с рассказом о подвигах мужа. Командование и политработники старались распространять славу о таких бойцах по всему фронту.
| Предыдущая страница | Содержание | Следующая страница |
