В рядах бойцов прославленной, ныне Белогородско-Харьковской Гвардейской дивизии мужественно сражался в июльских боях и погиб смертью героя ленинградский комсомолец старший сержант Николай Шершнёв. Боевые друзья Николая в письме Ленинградскому горкому ВЛКСМ написали: «Благодарим Ленинградский комсомол за воспитание такого пламенного патриота, каким был Шершнёв».
К письму был приложен рассказ гвардии старшего лейтенанта А. Рогова о славном подвиге русского богатыря, питомца Ленинградского комсомола Николая Шершнёва.
* * *
Противотанковое орудие комсомольца, гвардии старшего сержанта Николая Шершнёва занимало позицию у небольшой высотки. А кругом шелестело золотом колосьев необозримое ржаное море. Рожь в июле 1943 года здесь стояла выше пояса человека и радовала глаз богатым урожаем.
Был предвечерний час. Солнечный диск догорал, устало спускаясь куда-то за край земли. Изредка слышалась артиллерийская стрельба. Где-то работал тяжелый миномет.
В орудийном расчете Николая Шершнёва были бойцы с Кавказа, из Средней Азии, с Урала, из Азербайджана. Украины, но жили все они единой дружной, боевой семьей. Вместе делили и горе и радость.
У бойцов орудийного расчета повелось так: кому бы ни пришло письмо, его читали все. Дружно жили люди, как родные. И домашнему горю у кого-нибудь печалились все, и радость чья-либо была общей радостью...
Сегодня получил письмо командир. Это был молодой простой русский парень. Клок льняных волос непокорно выбивался у него из-под армейской пилотки, голубые глаза горели юношеским задором и радостью жизни, хотя под ними и легли уже двумя разбежавшимися вкось нитками морщины солдата, прошедшего суровую школу войны.
Письмо писала Ольга — жена командира. Она рассказывала о героических буднях города Ленина, строки письма дышали горячим патриотизмом, ненавистью к врагу и глубокой любовью к Николаю.
Всем запомнились последние слова письма:
«Скоро ли мы увидимся с тобой, родной? Скоро ли вы прогоните эту грязную погань с нашей земли и возвратите людям их прежнее счастье? Храбрый, дорогой мой Коля, бей немцев крепче и как можно больше за нашу разлуку, за землю, за слезы наши».
Потом по рукам бойцов пошла вложенная в конверт фотография Оли. Суровые лица артиллеристов озарялись теплой улыбкой, когда они смотрели на открытое, немного опечаленное лицо подруги своего командира и боевого товарища. У каждого в памяти в ту минуту встали далекий дом, родные, любимая...
Юнус Ибрагимов, наводчик, узбек, не выпуская из рук карточки, сказал:
— Давайте все вместе напишем ответ. Скажем: «Оля, мы будем бить немцев, как ты просишь...»
Письмо еще не было закончено, когда наблюдатель доложил:
— Воздух!
Все подняли головы к небу. Неподалеку из облаков выходила большая стая немецких бомбардировщиков. Они выскакивали из-за большого облака и кружились по небу.
Бойцы начали считать стервятников. Досчитали уже до семидесяти, а они все лезли и лезли из-за облаков.
— Расчет, в укрытие! — скомандовал Николай. Командир и все люди расчета знали, что после бомбежки появятся танки, самоходные пушки.
Тяжело стонала земля, содрогавшаяся от разрывов тяжелых бомб. Взрывы поднимали огромные столбы земли и пыли. Солнце точно померкло, и день сделался ночью.
В этом аду люди стояли там, куда они были поставлены воинским долгом. Звонко и молодо раздался голос командира:
— Приготовиться к бою!
Урча, шли по земле, гремя железными лапами, «тигры» и «пантеры», стрелявшие с хода. Ухали, тяжело раня землю, самоходные пушки.
Глаза у Николая горели яростью. Он был весь подобран, напряжен и ждал момента, чтобы дать команду открыть огонь по стальным вражеским чудовищам. Расстояние между танками и орудием все сокращалось. Кровь в висках стучала до слышимости сильно. «Утерпеть, подпустить поближе!»
Танки шли вперемежку с самоходными пушками и вели беглый огонь. Снаряды проносились над головами артиллеристов.
— Теперь пора!
Не успело еще смолкнуть последнее слово команды, как, заглушая его, ушел первый снаряд.
Головной танк немцев остановился, задымил. Встали и начали разворачиваться фронтом следовавшие за ним танки и пушки. Через несколько минут они открыли массированный огонь по позициям орудия Шершнева. Силы были неравны. Но истребители ни на секунду не ослабляли огня. Вражеские снаряды ложились все ближе и ближе к орудию. Оно продолжало стрелять. Вот загорелся еще один «тигр».
Вздыбив огромные комья земли, совсем неподалеку вдруг разорвался фугасный снаряд. Взрывной волной опрокинуло и разбросало горсточку храбрецов, работавших у орудия. В воздухе еще висели черная копоть, земляная пыль и дым. когда к орудию подбежал Шершнев. Он схватил снаряд, но замок не повиновался ему. Орудие вышло из строя.
— Снять орудие с позиции! Отвести подальше в сторону, в рожь! — скомандовал Николай.
Бойцы видели, как их командир, расстегнув левый карман гимнастерки, вынул оттуда комсомольский билет и фотографию Ольги и, как бы запоминая навсегда черты любимого лица, поцеловал карточку и потом темно-серый билет. Николай провел рукой по сухим глазам, застегнул карман и сказал бойцам:
— Ну, ребята, выполняйте мою команду и ждите меня во ржи...
Немецкие танки и пушки теперь медленно поползли вперед, изредка постреливая с хода. Фашисты считали нашу оборону уничтоженной.
Перед тем как утащить искалеченное орудие, наводчик Ибрагимов еще раз обернулся и посмотрел на своего командира. Шершнев уже полз по ржи навстречу «тиграм». В каждой его руке было зажато по противотанковой гранате, а когда он чуть свернул, Юнус заметил у него в зубах ручку еще одной гранаты.
Разгоряченный боем, продвигался комсомолец Шершнев метр за метром вперед. Ползти было трудно.
Рев мощного мотора, скрежет железа гусениц слышались уже совсем близко. Николай чуть поднялся. Стальная громадина подходила, покачивая длинным хоботом орудия. Нацелившись, Шершнев метнул гранату, а сам, упав, быстро уполз в сторону. Раздался взрыв, разворотивший гусеницу танка. Фрицы повели ураганный огонь.
Переждав несколько минут, пока уляжется переполох, Шершнев снова пополз вперед на единоборство с «тиграми». Они не должны пройти!
Всего метрах в пятнадцати от Шершнева стоял немецкий танк. Люк у него был открыт, и слышались голоса солдат. Николай пополз стороной еще несколько шагов. Теперь были видны и немцы. Они суетились сзади танка, гремя заправочными бачками. Шершнев поднялся во весь рост и швырнул гранату. Вслед за взрывом сразу взметнулся огненный столб, танк запылал ярким факелом.
У Николая оставалась еще одна граната. Неподалеку заскрежетало железо, раздался громкий выхлоп мотора, и прямо на Николая, по ржи, пополз немецкий танк. Махина стали, рыча, надвигалась на человека. Но у этого советского человека было сердце льва. Шершнев спокойно ждал приближения танка. И когда их разделяли уже считанные шаги, Николай бросил последнюю гранату. Содрогнулся и встал «тигр»...
* * *
Через несколько дней с фронта в далекий Ленинград ушло письмо. Командир дивизии писал жене комсомольца Шершнева:
«Дорогая Ольга Лазаревна!
Должен сообщить вам тяжелую весть: всеми любимого и уважаемого гвардии старшего сержанта, комсомольца Николая Шершнева, вашего друга и мужа, нет больше среди нас.
Он погиб на поле брани смертью героя. Отражая танковую атаку врага, он смело и бесстрашно вышел, как Русский лев, на единоборство с немецкими «тиграми». И победил их. Он один подбил гранатами три танка и сорвал атаку врага.
Вечная слава герою! Пусть его подвиг облегчит вам тяжесть утраты. Подвиг молодого русского чудо-богатыря Родина и народ никогда не забудут. Командованием Николай Шершнев представлен к званию Героя Советского Союза».
В тот же конверт было вложено недописанное Николаем перед боем письмо:
«Оличка, родная!
Сегодня я пишу тебе не один. Пишут все люди моего расчета. Ты их всех знаешь. Они дают тебе клятву — бить врага, как того требуешь ты. Слово свое мы сдержим по-гвардейски. Верь нам...»
| Предыдущая страница | Содержание | Следующая страница |
