Хрупкая черноглазая Тося была очень подвижна и жизнерадостна. Она радовалась жизни, смеялась, пела, и руки ее жадно тянулись к работе. Бывшая швейница, она теперь работала в райкоме комсомола.
Юность девушки протекала безоблачно. Были свои радости и маленькие печали. Жила Тося в зеленом низеньком флигеле в глубине сада. Здесь все дышало покоем, мирным уютом, — узкий переулок порос сочной травой, в которой проступали еле заметные дорожные колеи; из-за частокола свешивалась густая листва кленов.
В это лето особенно хороша была Луга! Крохотный чистенький городок, излюбленное дачное место ленинградцев, потонул в буйной зелени. Ярко синело небо, и река в излучинах сверкала на солнце. За рекой, на песчаных холмах, раскинулся пахучий бор. В Заречье в темной зелени сосен спрятались уютные дачи.
Тося с подружками часто уходила к песчаной речной отмели: хорошо выкупаться в знойный полдень! Под высоким яром — глубокий омут. В темной глубине его скользят жирные большие лини. Холодок обжигает тело, а солнце над рекой золотыми потоками заливает цветущую долину.
В это воскресенье Тося сидела у песчаного яра. Ребятишки шумно купались в реке. В безоблачном синем небе внезапно загудел мотор.
— Самолет! Самолет! — закричали дети.
На песчаном обрыве, подняв головенку и жмурясь от солнца, стояла девочка и весело смотрела в небо. Гул мотора усиливался, самолет вырастал на глазах. Вот он описал кривую над рекой и вдруг, как коршун, скользнул вниз.
В то же мгновение прозвучала дробь пулеметной очереди и синеглазая девочка комком свалилась с обрыва.
Ребята с криком выскочили из реки. Тося кинулась к ним и, хватая за плечи, заставляла ложиться среди глубоких борозд картофельного поля.
Самолет развернулся над картофельным полем, и снова дробно застрочил пулемет. Один мальчуган, не успевший улечься в борозду, теперь упал как подкошенный.
Со страшным ревом самолет еще раз пронесся над полем, полез вверх и повернул к железнодорожной станции. Через несколько минут грохнули взрывы, задрожала земля. Немецкие бандиты сбрасывали фугасные бомбы на тихую Лугу, мирный дачный городок под Ленинградом.
Тося в оцепенении сидела на песке, не сводя глаз с трупов ребят. Всего несколько минут тому назад они безмятежно резвились в речке...
* * *
...От здания райкома партии отходили последние грузовые машины с отрядами ополченцев. Высокий широкоплечий секретарь райкома Дмитриев стоял на дороге и вглядывался в лица сидевших в машинах людей.
Раньше Тося много раз встречала Дмитриева. На вид строгий, он был душевно прост и ласков с комсомольцами. Но сегодня Тося шла к секретарю райкома с необычайным делом и слегка робела. Дмитриев заметил девушку и поднял утомленные глаза. На усталом небритом лице золотилась щетина, вокруг глаз лежали синие тени. Тося стояла перед ним невысокая, худенькая, в белой батистовой кофточке.
— Ну, что, девушка, скажешь? — спросил он. — Своих ищешь? Умчались уже.
— Иван Дмитриевич, примите меня в истребительный отряд! Все комсомольцы идут, а я разве хуже?
— Ну, куда тебе, Тося! — по-отцовски тепло сказал секретарь. — Разве выдержать тебе тяжелую походную жизнь?
— Я же комсомолка, — с жаром заговорила Тося, — умею обращаться с винтовкой. Сами вы, Иван Дмитриевич, сколько раз нам говорили: «Наступит день, и придется вам держать экзамен». Вот и пришел этот день. А что тяжело будет, — знаю, выдержу.
— Эх, девушка, — улыбнулся секретарь райкома — золотая девушка! Ну что мне с тобой делать?
— Дочка! Садись, дочка! Иван Дмитриевич, отпусти с нами Петрову! — закричали с одной машины ополченцы.
— Ишь сколько ходатаев! Быть по-твоему, поезжай! — согласился Дмитриев.
Он взглянул на легкую батистовую кофточку Тоси, быстро снял пиджак и набросил его на худенькие плечи девушки. От этого она сразу стала совсем маленькой.
— Ну, не перечить! — строго сказал секретарь и ласково подтолкнул ее. — Езжай, езжай так, в пиджаке теплее. Это в городе ночь теплая, а в поле или в лесу на зорьке проберет холодок.
— Тронулись! — крикнуло несколько голосов в грузовике. А кто-то добавил: — Благослови, Иван Дмитриевич...
— В добрый час! Я следом за вами, вот только последнюю отправлю.
...На подступах к Луге шли ожесточенные бои. На одном участке яростный напор немцев удерживался небольшим отрядом ополченцев. Отбивать атаки во много раз численно превосходящего врага становилось все труднее. Немецкие автоматчики прорвались вперед и стремительно помчались по дороге к Луге.
Секретарь райкома встал и пошел вдоль траншеи ровной размеренной походкой, как хозяин-пахарь по своей земле.
Когда Дмитриев проходил мимо Тоси Петровой, та вопросительно посмотрела на него. Он подошел поближе, присел на землю, утер пот с высокого чистого лба и тихо заметил:
— Ну, вот, девушка, и настоящий экзамен наступил. Они прорвались вперед, значит теперь мы в их тылу. Будем драться. Главное, никогда не теряй веры в победу!
— Я, Иван Дмитриевич, никогда не отступлю. Секретарь райкома поднялся и все той же размеренной походкой пошел дальше вдоль траншеи.
Ночью отряд отошел к дальнему рубежу. Стало известно, — враг занял Лугу. Командир сказал:
— Надо переходить на партизанское положение.
* * *
Стояли августовские темные ночи: из-за холмов очень поздно вставал круторогий месяц. В его неверном тусклом свете, как призрачные тени, по топким мхам бесшумно пробирались партизаны на боевое дело. С ними всегда шла Антонина Петрова.
Секретарь райкома с дружиной действовал севернее. а отрядом, где была Тося, командовал товарищ М. У него резкие черты лица, сросшиеся на переносье брови, глубокая ямка на подбородке. Он суров и строг во время боевой операции, а на отдыхе сердечен и ласков с лесными друзьями.
Однажды разведка установила, что по дороге должна проехать группа немцев на машине.
Тося обратилась к командиру с просьбой, чтобы в засаде ей разрешили выдвинуться вперед и первой метнуть гранату. Командир согласился, приказал девушке сесть у куста, откуда хорошо была видна дорога и удобно было метнуть гранату.
Тося залегла в намеченном месте, приготовила гранаты и зорко наблюдала за дорогой. Кругом было голо и пустынно. Недавно прошли грозовые дожди. В лунном свете блестели лужи на полянах и в придорожных канавах. Легкий ветер шевелил кусты. Тося напряженно ждала, но она была уверена в себе.
По дороге загудела машина, черный кузов ее быстро приближался в лунной ночи. Немцы, сидевшие в грузовике, распевали песню.
Девушка раздвинула кусты, резко взмахнула рукой. Раздался грохот. Тося на секунду приникла к мокрой траве и затем, приподнявшись, бросила еще одну гранату.
Подбежавшие товарищи увидели: у мостика, охваченная пламенем, пылает машина, вокруг валяются исковерканные вражеские тела.
— Чисто сработано, — сказал командир и крепко пожал Антонине руку. На щеках девушки вспыхнул яркий румянец...
С этого дня Тося часто ходила в засаду. Она окрепла, загорела, не знала усталости. Быстроногая и легкая, она проходила через зыбуны, буреломы, укрывалась под мостами, в канавах, и когда на дороге раздавался шум автомобильного мотора, перед вражеской машиной внезапно и неумолимо вставала тонкая фигура партизанки. Грохот оглашал дорогу, а через минуту девушка исчезала.
За короткое время Антонина Петрова подбила на дорогах десяток вражеских машин с боеприпасами и войсками. После дерзкой операции она путаными лесными тропами возвращалась в партизанский стан, умывалась и принималась за хозяйские дела: обшивала бойцов, стирала, штопала изорванную в лесных дебрях одежду и мастерски готовила партизанам незатейливый обед.
Однажды Тося и другая девушка-партизанка Валя отправились в опасную разведку, в деревню Сабцы.
До этого девушки встречали врага лишь в бою. Сейчас они шли в логово зверя. Подбадривая друг друга, они шутили, пересмеивались, но на душе было тревожно. Печальные, истоптанные поля лежали кругом. Как памятники на погостах, поднимались черные трубы сожженных селений.
— Хальт! Стой, девка! — раздался внезапно повелительный окрик.
Девушки вздрогнули и переглянулись. Из ложбинки вышли пять немцев. Один из них схватил Тосю за руку:
— Ты кто такой? Ты куда идешь? Тося подняла голову.
— Мы на гулянку идем, — спокойно ответила она и, видя, что немец не понимает, пояснила ему знаками.
Солдат внимательно посмотрел на забрызганные грязью сапоги подруг и зло крикнул:
— Идем за мной, девка!
Девушек погнали в Сабцы. Тося взглядом ободряла подругу.
Немцы привели комсомолок в деревню. Они увидели разметанные избы, изломанные изгороди, пепелища да землянки, из которых вился сизый дымок, — все, что осталось от Сабцов.
Девушек втолкнули в одну из уцелевших изб. За столом сидел веснущатый немец. Он перекинулся с солдатами скупыми фразами и стал обшаривать подружек. От бесцеремонных прикосновений у Тоси кровь бросилась в лицо. Она брезгливо поморщилась, но стерпела. Валя настороженно следила за подругой, но та, крепко сжав зубы, молчала.
Тося огромным усилием волн заставила себя улыбнуться и снова повторила:
— Мы из соседней деревни на гулянку шли. Веснущатый немец сердито бросил:
— Карошо. Сегодня ви будете тут под замок, а завтра ви идешь в своя деревня. Мы узнаем, кто ви есть.
Подружек втолкнули в темный чулан. В маленьком оконце погасли последние блики заката. Густел мрак. Где-то в подполье попискивали мыши. Валя обессилено опустилась на половицы.
— Вот и конец! Опознают и повесят, — печально сказала она.
Тося не шевелясь стояла перед оконцем. Тяжело было на душе, но она взяла себя в руки и уверенно сказала:
— Нет, Валя, нельзя нам сейчас умирать. Не падай духом, что-нибудь придумаем!
Она присела к подружке, крепко обняла ее, и так они просидели всю ночь, тихонько переговариваясь, строя планы побега.
Утром немцы погнали девушек в соседнюю деревню. Они нагрузили партизанок тяжелыми корзинами с хлебом, и комсомолки шли, сгибаясь под непомерной тяжестью. Конвоиры торопили их и вое время опасливо поглядывали по сторонам, держа наготове автоматы. Дорога шла густым лесом, и он страшил их.
«Теперь или никогда!» — думала Тося, и глаза ее обшаривали каждый кустик. Она толкнула подружку и взглядом показала на ближайшую чащобу. Валя поняла и выпрямилась.
Тося бросила корзину и кинулась в кусты. Валя за ней.
Вслед им загремели выстрелы. Немцы палили по убегающим из автоматов. Пули свистели и срезали ветки над головами девушек. Они свернули вправо, и полумрак леса принял их. Ветки больно хлестали в лицо, били по глазам, толстые корневища сосен точно хватали за ноги, девушки спотыкались, падали, но быстро вставали и мчались дальше...
В глухую ночь девушки вернулись в партизанский лагерь. Погасал костер, серый дым низко стлался над полянкой. Часовой дружелюбно кивнул им и указал на костер:
— Сидит и поджидает.
У тлеющих головешек, склонив голову, сидел командир. Он поднял глаза, и лицо его засияло.
— Молодцы!
Тося, волнуясь, рассказала командиру все, что они видели у немцев...
* * *
В серенький ноябрьский день выпал снег и все кругом побелело. В обнаженном лесу гудел ветер.
Группа партизан совершила большой утомительный марш по лесам и болотам. Уже сгущались сумерки, и партизаны торопились. Они добрались до скрытого партизанского стана у излучины реки. Среди бурелома и выворотней темнели низкие землянки. Усталые люди устроились на ночлег. Тяжелый сон быстро овладел лагерем.
Только Тося неугомонно хлопотала у костра. Она что-то штопала и, молча, прислушивалась к лесным звукам. Ветер со скрипом раскачивал толстые сосны, налетал на костер, вздувал синеватое пламя и разбрасывал потоки золотых искр. Далеко за болотом выли волки. На часах стоял остроносый парень. Он то и дело опасливо вглядывался в темноту.
Вдруг Тося услышала тихий треск валежника. Она проворно выхватила из кобуры браунинг и быстро повернулась к лесу.
В тот же миг раздалось несколько сильных взрывов. Черный едкий дым заклубился над землей. Тося отскочила от костра и быстрым взглядом окинула партизанский стал. Вправо от нее чернели развороченные землянки. Товарищи погибли! Сердце ее вспыхнуло яростью. Из-за выворотней выбежали немцы. Она успела подумать:
«Измена! Черная измена!»
Враги бежали к ней.
— Девка-русс, выходи!
Тося прижалась спиной к старой сосне, подняла браунинг.
— Получай, пес! — крикнула она.
Немец взмахнул руками и упал с простреленной головой. Услышав шум позади себя, Тося мгновенно обернулась и выстрелила второму врагу в грудь...
Тут она увидела, что стоявший на часах остроносый парень бросил в снег автомат, поднял руки и пошел навстречу немцам.
— Предатель!
Девушка выстрелила, и изменник ткнулся носом в землю.
Прыгая через кусты и пни, партизанку окружали немецкие солдаты. Их было много, десятки. Тося поняла, что ей не уйти. Она знала: в браунинге было четыре патрона. Три она без промаха выпустила в окружавших ее немцев. Четвертый...
Девушка выпрямилась, высоко подняла голову и прижала к своей груди дуло пистолета.
...На другой день к разоренному стану пришел весь партизанский отряд. Партизаны увидели развороченные землянки, истерзанные тела товарищей.
Возле высокой сосны, уткнувшись лицом в покрасневший от крови снег, лежала девушка. Партизаны узнали свою лесную подругу, сняли шапки и склонили головы...
Прошли недели, и в лужские леса пришла волнующая весть: правительство присвоило ленинградской партизанке Антонине Васильевне Петровой звание Героя Советского Союза.
В дремучем лесу, на родной земле, неподалеку от Луги, собрались боевые друзья-партизаны. В этот день они дали торжественную клятву:
«Мы склоняем свое партизанское знамя над прахом девушки-героя и клянемся: покуда в нашей груди бьется сердце, мы будем жестоко бить немецких гадов. Мы отомстим за нашу дорогую Тосю. Ее светлый образ всегда будет являться нам в грозные часы сражений с гитлеровскими бандитами, будет вдохновлять нас на борьбу за освобождение родной земли от иноземных насильников. Вечная память нашему товарищу Герою Советского Союза Антонине Васильевне Петровой. В бой, партизаны!»
Текст этой клятвы партизаны отправили в Ленинград Андрею Александровичу Жданову.
Прямо с митинга народные мстители пошли на боевую операцию. В эту ночь горизонт озарился большим заревом, по всей округе гремели взрывы. Партизаны мстили за свою бесстрашную лесную подругу Тосю Петрову.
| Предыдущая страница | Содержание | Следующая страница |
