18 июня 1944 года Леониду Александровичу Говорову указом Президиума Верховного Совета Союза ССР было присвоено звание Маршала Советского Союза. Это случилось в разгар, точнее на заключительном этапе одной из финальных операций войск Ленинградского фронта — операции по разгрому финской армии на Карельском перешейке.
Из исторических трудов, изданных после Великой Отечественной войны, известно в деталях, как блестяще была она подготовлена и проведена. Напомним, что, начав прорыв первой полосы обороны финнов 10 июня, войска 21-й армии генерала Д. Н. Гусева [В период подготовки этой операции генерал-лейтенант Д. Н. Гусев, начальник штаба Ленинградского фронта, был назначен командующим 21-й армии, переброшенной на Карельский перешеек в качестве ударной группировки] уже к 12 июня, преодолев 30—40 километров, вышли к мощному железобетонному поясу — новой «линии Маннергейма», 14 июня начали штурм и за шесть суток прорвали и ее, и третью, перед Выборгом, полосу. (В 1939—1940 году на «прогрызание» старой «линии Маннергейма» потребовалось 100 суток.)
В это время штаб Ленинградского фронта возглавлял генерал-полковник М. М. Попов — талантливый военачальник (до сентября 1941 года он командовал этим же фронтом). Маркиан Михайлович был участником крупнейших сражений Великой Отечественной войны — под Сталинградом, Воронежем, Брянском, Курском. Именно он, командуя 2-м Прибалтийским фронтом, преследовал 16-ю немецкую армию. В Смольный Маркиан Михайлович пришел, как в знакомую квартиру, оглядел старых сослуживцев, и, улыбаясь, сказал:
— Что ж, товарищи, знакомые все вижу лица...
В 21-ю армию к Д. Н. Гусеву был переведен ряд опытнейших генералов и офицеров из 42-й, начиная с начальника штаба Г. К. Буховца и командующего артиллерией М. С. Михалкина. Над Гусевым подшучивали, что он опять «подходящую собрал семейку». В центре созданной ударной группировки встал 30-й гвардейский стрелковый корпус Симоняка.
Успех операций Ленинградского фронта был обусловлен не только этими обычными для каждой наступательной операции организационными мероприятиями и конечно не только тем, что Говоров по-прежнему строго контролировал деятельность каждого начальника рода войск в штабе и лично проводил оперативные штабные учения, хотя и то и другое играло в подготовке войск к операции далеко не второстепенную роль. Главное заключалось в обогащенном опытом минувших лет войны высоком полководческом искусстве командования Ленинградского фронта, прежде всего самого Говорова, в слаженности, огромной работоспособности и высокой культуре штаба фронта, всех его звеньев.
Самой, пожалуй, характерной в ходе боев за Карельский перешеек была ночь на 12 июня, когда в центре полосы прорыва, как раз на середине перешейка, дивизии гвардейского корпуса Симоняка, достигнув рубежа мощных железобетонных укреплений второй полосы финнов, замедлили темп продвижения и стали нести значительные потери. В эту ночь Ставка, следившая за успешным, даже бурным развитием операции, установила Говорову срок взятия Выборга — через шесть-семь суток. А до Выборга было еще 90 километров!
Симоняк доносил, что перед ним — мощный узел в районе Кивенаппы — 48 железобетонных дотов, по 12 на каждый километр. Они вписаны в разветвленную систему рвов, траншей, надолб. Лесистые сопки, вроде Вороньей горы- И Маннергейм, по данным разведотдела фронта, уже стягивает против Симоняка резервы: 18-ю пехотную дивизию, части танковой дивизии; с севера, с Карельского фронта, перебрасывается 4-я пехотная дивизия.
«Думай, думай,—твердил себе Говоров,— на твоей ответственности тысячи и тысячи человеческих жизней, успех или провал прорыва».
Получив от Ставки директиву о завершении прорыва в такой жесткий срок, Говоров решил позвонить лично Сталину. Штурм мощного железобетонного пояса без хотя бы короткой подготовительной паузы—серьезное дело. В Москве успех ленинградцев в первые двое суток могли объяснить слабостью противника, там могли и не знать деталей реальной обстановки и состояния долговременной оборонительной полосы финнов. Сравнивать обстановку с той, что была в 1939—1940 годах, неразумно. Верховный Главнокомандующий ответил Говорову, что предоставляет ему право самому решить — прорывать ли укрепленный район с ходу или сделать паузу для подготовки. Он знал Говорова достаточно хорошо и доверял ему.
Это была бессонная ночь для командующего и всего Военного совета. Еще и еще раз взвесив и проанализировав обстановку, сложившуюся в полосе прорыва и на всем фронте, Леонид Александрович решил — паузы не делать, но главный удар быстро, неожиданно для противника, перенести из центра финского железобетонного пояса на побережье Финского залива. Не предполагаемый никем маневр. Маннергейм. ждет развития прорыва в центре, в районе Кивенаппы, где действует и прославленный в штурмах гвардейский корпус Симоняка, боевые качества которого ему известны, и вся масса артиллерии. Сюда он подтягивает все свои резервы...
В ночь на 13 июня леса севернее Приморской железной дороги заполнились глухим гулом. Двадцать четыре инженерных батальона обеспечивали на дорогах маневр-рокировку артиллерийского корпуса прорыва через участки с разрушенными мостами и плохими дорогами. Начальник штаба и начальник разведотдела фронта в это время буквально с математической точностью старались определить возможности Маннергейма в ближайшие несколько суток.
Резкое изменение направления главного удара без паузы решило все. На левом, приморском фланге в сражение введены из резерва 108-й и 110-й стрелковые корпуса, танковые части. Десанты, высаженные с катеров Краснознаменного Балтийского флота, при артиллерийской поддержке боевых кораблей атакуют острова Бьеркского архипелага, парализуя резервы Маннергейма в зоне Выборгского залива.
Это была «красивая», по выражению начальника штаба фронта Маркиана Михайловича Попова, операция с точки зрения военного искусства.
Никогда еще наступление не развивалось с такой быстротой, как в течение недели с 14 по 21 июня. 16 июня дивизии прошли 15 километров, 17-го столько же, 18 июня — 25 километров. Маннергейм в крайней спешке перебрасывал под Выборг, на третью полосу обороны, резервы из-за Ладоги со свирско-петрозаводского направления, но было поздно. 19 июня войска Ленинградского фронта с ходу прорвали и третью полосу обороны противника, а вечером 20 июня штурмом взяли Выборг.
На другой день войска Карельского фронта, которым командовал генерал армии К. А. Мерецков, начали наступление на свирско-петрозаводском направлении.
Разгром финской армии был неминуем. Правительство Финляндии стало перед дилеммой — продолжать бессмысленную войну на поводке у Гитлера или как можно быстрее выходить из нее.
Не менее характерной была операция по разгрому немцев в Эстонии.
К концу августа на нарвском участке фронта сложилась трудная для наших войск обстановка. На этом узком участке между финским заливом и Чудским озером гитлеровское командование создало сильную нарвскую группу войск с большим количеством танков и артиллерии. Замысел противника был ясен: сковать у Нарвы силы Ленинградского фронта, сохранить весь эстонский плацдарм, а на рубеже «Пантера» упорно оборонять от Прибалтийских фронтов рижское направление вблизи границы Восточной Пруссии, то есть на стратегическом фланге советско-германского фронта. Дивизии 2-й ударной и 8-й армий Ленинградского фронта, форсировав реку Нарва, втянулись в затяжные бои на плацдармах, исключавших вследствие их ограниченных размеров возможность маневра. В это время противник владел всем побережьем к востоку и западу от Таллина, глубоким оперативным тылом, включая Моонзундские острова и Рижский залив.
Однако обстановка на северо-западном участке советско-германского фронта заметно менялась. Операции войск 3-го и 2-го Прибалтийских фронтов, развивавшиеся западнее и северо-западнее Пскова и Псковского озера на территории Латвии, уже создавали условия для близкого разгрома гитлеровцев в районе Риги. Войска 1-го Прибалтийского фронта пробивались к балтийскому порту Мемель (Клайпеда), отсекая тем самым группу армий «Север» от группы «Центр». А еще южнее войска Белорусских фронтов, завершив крупную операцию, вышли на Вислу, затем на Неман, форсировали реку и приблизились к границам Восточной Пруссии.
В такой обстановке маршал Говоров решил предложить Ставке Верховного Главнокомандования свой новый замысел: глубокий марш-маневр 2-й ударной армии И. И. Федюнинского, насчитывавшей около 100 тысяч человек, от Нарвы на юг вдоль Чудского озера со скрытной переправой этой армии через трехкилометровую протоку — Теплое озеро между Чудским и Псковским озерами. Идея заключалась в том, чтобы, приняв от 3-го Прибалтийского фронта участок в районе города Тарту, нанести свежими силами Ленинградского фронта внезапный удар на север, в направлении на Таллин, и тем отрезать Нарвскую группу войск.
Конечно, не одна бессонная ночь рождает у полководца новые замыслы, решения. Это не легкое мгновенное вдохновение.
Рабочие тетради командующего — неизменные и молчаливые спутники раздумий — дают некоторое представление о процессе его труда. Размышления над картой обширного театра военных действий перемежаются с расчетными выкладками, заданиями штабу подготовить различные сведения, сводки. Живая сила и техника... Время и расстояние... Соотношение сил, возможные варианты решений пока еще мало знакомого противника — нового командующего немецко-фашистской группой армий «Север» генерал-полковника Шернера.
Замысел Говорова нравился всем. Начальник штаба Попов работал с увлечением и был отличным помощником Говорову. Переброска сил Ленинградского фронта за озера и внезапный удар оттуда на Таллин по тылам Нарвской группы сразу создают для Шернера угрозу потери всех сил в Эстонии. Бежать фашистам из Эстонии придется быстро-быстро и только морем. Характерной чертой этого замысла является и то, что он выходит за рамки одного фронта: войска 3-го и 2-го Прибалтийских фронтов получают возможность форсировать наступление на Ригу, а 1-го Прибалтийского — на Мемель.
В те дни и ночи Леонида Александровича не раз можно было застать над картами всего Прибалтийского театра военных действий. Он побывал на тартуском участке 3-го Прибалтийского фронта, посоветовался с его командующим генералом армии Масленниковым, рассчитал с командующим Краснознаменным Балтийским флотом адмиралом В. Ф. Трибуцем возможности использования сил фронта в операции как при переброске армии через Теплое озеро, так и под Таллином. Штаб фронта провел тщательную рекогносцировку маршрута и подходов к району переправ.
В Ставке Верховного Главнокомандования в этот период уже разрабатывалась общая стратегическая операция в Прибалтике на осенний период 1944 года с учетом предложений командующих фронтами. Предложение маршала Говорова о привлечении к этой операции и Ленинградского фронта было принято. Еще до получения письменной директивы Ставки штаб фронта, по указанию Говорова, развернул интенсивнейшую подготовку к операции.
Марш-маневр и переправу 2-й ударной армии на западный берег Чудского озера Говоров взял под непосредственный контроль командования и штаба фронта, придавая исключительное значение их быстроте и скрытности.
Маскировочный план был сравнительно прост, но именно в этой простоте и заключался секрет замысла. Некоторое количество автотранспорта и тыловые части направить по дорогам на юг до самого Пскова и через Псков в район 3-го Прибалтийского фронта. Эти колонны пройдут мимо переправ. Воздушная разведка врага, от которой невозможно полностью скрыть движение войск на почти 200-километровом пути, неизбежно обнаружит колонны машин и техники и сделает вывод, что идет переброска войск от Нарвы на 3-й Прибалтийский фронт через Псков. В действительности же главные силы 2-й ударной армии по строжайшему графику должны подходить к переправам через Теплое озеро и переправляться только ночью: незаметно «свернуть в переулок».
Характерна для этого периода войны концентрация сил для обеспечения быстроты маневра крупных масс войск и техники. В переправах участвовало шесть моторизованных понтонных батальонов, две инженерные бригады и 25-я бригада речных кораблей, созданная командованием Краснознаменного Балтийского флота на Чудском озере. От ударов авиации противника переправы прикрывала 275-я истребительная авиационная дивизия и части 7-й зенитно-артиллерийской дивизии.
Чтобы дать представление о темпе маневра, который установил Л. А. Говоров, приведем несколько цифр и дат.
Директиву Ставки Леонид Александрович получил 2 сентября. Уже на следующий день генерал Федюнинский должен был передать Нарвский участок фронта 8-й армии, 4—5 сентября совершить 150-километровый переход и рекогносцировки, с 6 по 10 сентября осуществить переправу, 14 сентября сосредоточиться в исходном положении для прорыва под Тарту, да еще с готовностью форсировать в бою реку Амме. Кроме того, Говоров обязал Федюнинского 13 сентября провести с командирами соединений военную игру по всей динамике предстоящего сражения.
И опять Говоров сделал артиллерию главной ударной силой в начале операции, создав плотность огня не менее 150 стволов на каждый километр, а общий фронт прорыва определялся в 16 километров. 2400 орудий!
Ночные переправы огромной массы войск и техники через трехкилометровую протоку проходили с пяти пристаней-пирсов, подготовленных понтонными и саперными батальонами в зарослях прибрежных камышей. Работали тяжелые самоходные паромы «СП-19», паромы тяжелого понтонного парка ТПП, тендеры с буксирными катерами бригады речных кораблей. К рассвету все укрывалось в зарослях. Воздушная разведка противника, как это и было задумано, видела только некоторые колонны машин, двигающихся от Нарвы на Псков и далее. Фашисты ничего не обнаруживали на озере, поскольку истребительная авиация прикрытия немедленно отгоняла от района переправ появлявшиеся там вражеские самолеты. Никаких бомбежек, никаких потерь. Армия Федюнинского сосредоточилась скрытно и точно в сроки, определенные маршалом Говоровым.
Удар оказался внезапным, сокрушительным, с абсолютным превосходством в силах и вызвал у гитлеровского командования именно ту реакцию, которую ожидал Л. А. Говоров.
17 сентября 2-я ударная армия прорвала фронт обороны врага в районе Тарту, за сутки с боями прошла до 28 километров и к вечеру Леонид Александрович получил донесение с нарвского участка, что гитлеровцы спешно на машинах начали отход на Раквере — к Таллину и на Пярну — к Риге. Теперь решение задачи в целом зависело от того, кто будет быстрее двигаться — бегущие фашисты или преследующие их советские войска.
8-я армия генерал-лейтенанта Ф. Н. Старикова в ночь на 19 сентября перешла к преследованию. Говоров стремился отсечь нарвской группе войск пути к побережью Рижского залива, в район Виртсу, Пярну, откуда противник мог уйти на судах. Однако при стремительном развитии событий сказывалось отсутствие крупных танковых соединений.
Армия Старикова за двое суток прошла 90 километров. Говоров передал в ее состав 8-й Эстонский корпус из 2-й ударной армии. К утру 22 сентября подвижные отряды из танковых бригад с пехотой и самоходной артиллерией уже дрались в Таллине и в середине дня очистили от противника столицу Эстонской ССР. Еще через двое суток было освобождено от врага все западное побережье Эстонии от Палдиски до Виртсу.
В эти дни 2-я ударная армия быстро продвигалась на запад, к Пярну, встречая небольшое сопротивление арьергардов противника. Город Пярну был занят 23 сентября. Наступая далее на юг, вдоль побережья Рижского залива, части 2-й ударной армии 26 сентября на рубеже Салацгрива — Мазсальца встретились с войсками 3-го Прибалтийского фронта, продвигавшимися к Риге с северо-востока.
27 сентября Ставка Верховного Главнокомандования вывела 2-ю ударную армию в свой резерв. 8-я армия завершила освобождение материковой части территории Эстонии от немецко-фашистских оккупантов.
Маршал Говоров был и доволен и недоволен итогами операции, казалось бы, блестящей по темпам. Доволен выполнением своего замысла, подтверждением своего прогноза реакции противника и недоволен тем, что часть сил противника все же успела уйти из материковой части Эстонии на острова Моонзундского архипелага и в район Рижского обвода, где будет действовать против войск соседних фронтов. Правда, вероятность выскальзывания части немецко-фашистских сил в какой-то степени зависела от темпа прорыва и наступления соединений соседних фронтов, который оказался более медленным, чем планировалось Ставкой. Однако Леонид Александрович Говоров требовал от себя большей ответственности за все, что происходит не только на его участке, но и на всем театре военных действий.
Миновал 1944 год, в течение которого Советская Армия нанесла серию сокрушительных ударов, приведших к изгнанию фашистских оккупантов из пределов Советского Союза. Предстояло завершить разгром гитлеровской Германии на ее территории и помочь народам Европы освободиться от фашистского ига.
27 января 1945 года, в первую годовщину снятия блокады Ленинграда, Леонид Александрович Говоров указом Президиума Верховного Совета СССР был удостоен звания Героя Советского Союза. А в феврале Ставка назначила его командующим 2-м Прибалтийским фронтом вместо генерала армии А. И. Еременко. Одновременно за Говоровым сохранялся пост командующего Ленинградским фронтом, часть войск которого переводилась на центральные стратегические направления для участия в завершающих сражениях Великой Отечественной войны.
Перед 2-м Прибалтийским фронтом была поставлена задача — во взаимодействии с Краснознаменным Балтийским флотом не допустить ухода с северную и центральную Германию блокированной на Курляндском полуострове большой вражеской группировки — до 30 дивизий.
Маршал Говоров перебросил в Курляндию дополнительные силы из состава Ленинградского фронта, значительную часть своего штаба. В этих условиях управление 2-го Прибалтийского фронта стало излишним и вскоре было упразднено, а фронт стал называться Ленинградским.
Так ход событий привел Леонида Александровича в те места, где перед войсками Ленинградского фронта должны были поднять белый флаг безоговорочной капитуляции более 40 гитлеровских генералов группы армий «Север». В свое время Гитлер обещал им захват Ленинграда в течение восьми недель после начала войны. Настойчиво пробиваясь к Ленинграду, а затем отступая в обратном направлении, немецко-фашистские войска оставили на дорогах и полях нашей страны значительную часть своих солдат. Остальным снова предстоял путь в глубину России, но на этот раз в колоннах пленных.
...Неповторима весна 1945 года, первые дни мая. Как всегда, опьяняюще пахло черемухой, чувствовалось дыхание зеленеющих полей, слышались торжествующе-звенящие утренние трели жаворонков. И все это было наполнено ожиданием. Шли последние дни, а может быть, часы и минуты войны.
Ждали солдаты, ждали и маршалы.
На рассвете 7 мая в одном из маленьких домиков литовского городка-поселка Мажейкяй, где размещался командный пункт Ленинградского фронта, маршал Л. А. Говоров, член Военного совета генерал-лейтенант В. Н. Богаткин и начальник штаба генерал-полковник М. М. Попов тоже ждали чрезвычайных сообщений.
Леонид Александрович только что подписал ультиматум командованию Курляндской группы немецко-фашистских войск, прижатых к морю, и приказал передать его в эфир на волне вражеской радиостанции.
Тогда Военному совету фронта еще не было известно, что примерно в те же часы (2 часа 41 минута 7 мая) в агонизировавшей фашистской Германии, в городе Реймсе, заканчивался последний акт войны. Главнокомандование германскими вооруженными силами в лице Иодля уже поставило подпись на предварительном протоколе о капитуляции. Военному совету фронта не было известно и то, что в эти же часы в ставке гроссадмирала Деница, преемника покончившего с собой Гитлера, оставшиеся в живых фашистские главари лихорадочно искали возможность выиграть хотя бы сутки для сдачи максимального количества своих войск в плен американцам и англичанам.
Через несколько часов из Ставки Верховного Главнокомандования сообщили о происшедших событиях всем командующим фронтами. И о том, что начальник Генерального штаба генерал армии А. И. Антонов передал главам английской и американской военных миссий в Москве письмо, содержащее требование о подписании 8 мая в Берлине Акта о безоговорочной капитуляции взамен временного акта, подписанного Иодлем в Реймсе.
Немедленно по получении этого сообщения Говоров и Богаткин решили написать и сбросить над позициями врага краткую листовку. Вскоре десятки тысяч красных листков разлетелись над всем Курляндским полуостровом. В них излагалось требование к немецко-фашистским частям повсеместно сложить оружие и сдаться в плен.
Одновременна Говоров приказал всем командующим армиями иметь в готовности танковые и моторизованные группы для быстрого выхода в район портов Либава (Лиепая) и Виндава (Вентспилс). Для такого решения были основания. На Курляндском полуострове еще шли бои. Здесь находилось более двадцати дивизий 16-й и 18-й армий бывшей группы армий «Север», именуемой теперь группой «Курляндия» и насчитывавшей около двухсот тысяч солдат и офицеров. Войска Говорова продолжали расчленять и дробить их в районе Тукумса, Салдуса. Но разведывательные данные говорили о том, что командование группы «Курляндия» еще не оставило надежды ускользнуть, хотя бы частью сил, морем в Северную Германию. Бежать. Бежать от страшной встречи с советскими судьями, от возмездия за злодеяния на советской земле.
...Шли часы. В домиках, занимаемых различными управлениями и отделами штаба фронта, генералы и офицеры, поставленные в известность о последних событиях, продумывали организацию приема огромного количества пленных.
В нескольких километрах от командного пункта, в покинутой населением деревушке, оборудовали лагерь — сборный пункт для пленных фашистских генералов и офицеров. По подсчетам начальника разведотдела Евстигнеева генералитет Курляндской группы должен был составлять свыше сорока человек. Петр Петрович ошибся на несколько человек в меньшую сторону. И еще он ошибся в одном: командовал этой группой уже не генерал-полковник Рендулич, а генерал пехоты Гильперт, бывший командующий 10-й армией. «Игральная колода карт» Гитлера продолжала тасоваться до последних дней. И Рендулича, и его предшественника фельдмаршала Шернера, оказывается, перебросили в Чехословакию и Австрию, где они возглавили остатки германских войск.
Говоров вызывал штабных офицеров, проверяя подготовку к финальному акту. Кроме организации процедуры приема огромного количества капитулировавших солдат и офицеров со всей их боевой техникой, его интересовали и некоторые другие моменты. Командующий артиллерией фронта генерал-лейтенант Одинцов доложил, что в составе пленных будут и те, кто непосредственно возглавлял осадную артиллерию, пытавшуюся превратить Ленинград в развалины.
— Теперь вы имеете возможность лично «познакомиться» с ними,— усмехнулся Леонид Александрович, когда Одинцов назвал фамилии командующего артиллерией 18-й армии генерала Фишера, командиров специальных осадных групп генералов Томашки, Бауэрмайстера.
— Конечно, взглянуть, как они будут выглядеть теперь, небезынтересно, Леонид Александрович,— улыбнулся Одинцов.— Боюсь только, не зачешутся ли у меня руки во время такого знакомства... А рука у меня тяжелая.
— Ничего, выдержите и это испытание. Подготовьте заранее перечень вопросов. Кстати, в последних боях немецкая самоходная артиллерия была очень активна во взаимодействии с танками при маневрах с рубежа на рубеж. Тактика оборонительных действий этим методом представляет определенный интерес. Это своеобразный броневой пояс при активной обороне. И очень маневренный.
На Военном совете обсуждалась проблема быстрейшего разминирования немецких оборонительных рубежей в Курляндии, их тыловых районов, портов на побережье. Там можно было ожидать всяких сюрпризов. Говоров разрешил поставить «на уборку» все саперные батальоны капитулировавших войск — их должно быть больше двадцати, если считать по количеству дивизий. За время наступательных операций войск Ленинградского фронта саперы врага применяли не только массовое минирование зон отступления, но и изуверские приемы, вроде минирования трупов расстрелянных советских партизан и жителей окрестных сел.
— Как вы организуете контроль работ пленных по очистке местности? — спросил у меня Леонид Александрович.
В этом сложном деле помогала уже хорошо налаженная организация контроля разминирования специальными отрядами, располагавшими собаками минно-розыскной службы. В прошлом году подобным методом проверялась работа финских саперов, «убиравших» на Карельском перешейке свои минные поля. Если собаки с проводниками находили хотя бы одну мину, «уборщики» вынуждены были повторять поиск на всем участке.
— Что ж, проверьте, насколько тщательно они проделают эту работу,— сказал маршал, утверждая план очистки Курляндского полуострова от мин и всех взрывоопасных предметов.
Шли часы. Временами Маркиан Михайлович Попов звонил в штабы армий, в разведотдел, где внимательно слушали эфир. Отовсюду докладывали: на фронте вялая стрельба, почти тихо. Тихо было и в эфире.
Как показал дальнейший быстрый ход событий, а также допросы пленных генералов, причина молчания весь день 7 мая заключалась в том, что в штабе группы «Курляндия», в штабах ее армий и дивизий спешно уничтожали важнейшие оперативные документы. На это ушли почти сутки. Гильперт отмалчивался, хотя уже 7 мая знал о событиях в Реймсе.
На рассвете 8 мая, когда истекало время, обусловленное ультиматумом, Говоров собирался отдать приказ о нанесении сильного бомбового удара по скоплениям немецко-фашистских войск в районе Либавы и Виндавы. Наши корабли и подводные лодки надежно блокировали побережье Балтийского моря и потопили уже немало транспортов, пытавшихся пробиться из Курляндии. Скопление в этих портах судов свидетельствовало, что Гильперт все еще хватается за соломинку.
В 7 часов утра станции радиоперехвата в Мажейкяй наконец услышали то, что ждали целые сутки:
«Главнокомандующему 2-м Прибалтийским фронтом.
Всеобщая капитуляция принята. Устанавливаю связь и спрашиваю, на какой волне возможна связь с командованием фронта...
Командующий войсками группы «Курляндия» Гильперт, генерал пехоты».
Начальник разведотдела генерал Евстигнеев немедленно доложил об этом Леониду Александровичу. Бомбовый удар был отменен.
Теперь эфир ожил. Немного времени спустя Евстигнеев положил на стол Говорова еще одну перехваченную радиограмму:
«... Циркулярно. Всем, всем... Всем военно-морским силам Востока.
Ввиду принятия капитуляции седьмого мая сорок пятого года в 16.00 всем военным и торговым кораблям причалить к берегам, флаги спустить. Существующую до сих пор форму приветствия отменить. Штаб военно-морских сил Востока».
Говоров приказал послать Гильперту радиограмму следующего содержания: «Прекратить все военные действия во всех подчиненных войсках и выставить белые флаги к 14 часам. Выслать немедленно своего уполномоченного в пункт Эзере для подписания протокола о порядке сдачи в плен немецких войск».
В 14 часов 35 минут пришел ответ Гильперта:
«Господину маршалу Говорову.
Подтверждаю прием Вашей радиограммы. Я приказал прекратить враждебные действия в 14.00 по немецкому времени. Войска, на которые распространяется приказ, выставят белые флаги. Уполномоченный офицер находится в пути по дороге Скрунда — Шомпали».
Небезынтересно, что в эти же примерно часы 8 мая в предместье Берлина Карлсхорст для подписания Акта о безоговорочной капитуляции Германии были под охраной доставлены из Фленсбурга представители главного немецкого командования во главе с фельдмаршалом Кейтелем. Церемонию подписания Акта в Берлине открывал Маршал Советского Союза Георгий Константинович Жуков. Исторический документ был подписан ровно в полночь 8 мая.
К этому моменту в Курляндии весь передний край в полосе двадцати двух немецких дивизий был усеян белыми флагами.
Вот как описывает бывший офицер оперативного отдела штаба Ленинградского фронта подполковник Владимир Михайлович Ганкевич встречу уполномоченного Гильперта начальника тыла Курляндской группы генерала Раузера с начальником штаба фронта генералом Поповым, которому Леонид Александрович Говоров поручил принять капитуляцию немецких войск.
«Маркиан Михайлович стоял у домика в окружении нескольких генералов и старших офицеров и с усмешкой смотрел на приближающихся парламентеров.
— Генерал-майор Раузер — уполномоченный главнокомандующего группой армий «Курляндия» для подписания условий капитуляции перед командующим Вторым Прибалтийским фронтом,— отдавая честь, произнес на ломаном русском языке немецкий генерал.
Одновременно козырнули два сопровождавших его подполковника.
— Генерал-полковник Попов — уполномоченный маршала Говорова, командующего войсками Ленинградского фронта,— просто ответил Маркиан Михайлович.
С большим интересом мы наблюдали за выражением лица Раузера. Гитлеровский генерал, начальник тыла группы армий, вдруг занервничал и с тревогой спросил:
— Войсками какого фронта командует господин маршал Говоров?
— Маршал Говоров,—ответил Маркиан Михайлович,— командует войсками Ленинградского фронта.
В церемонии встречи произошла непредвиденная заминка. Генерал Раузер опешил...» [В. М. Ганкевич. Конец группы «Норд». Л, 1965, стр. 189]. Да, вот она неотвратимая встреча с ленинградцами!
В 22 часа 6 минут 8 мая 1945 года генерал Раузер подписал протокол о порядке сдачи в плен частей немецко-фашистской группы армий «Курляндия».
Леонид Александрович Говоров умер 19 марта 1955 года, 58 лет, от тяжелой формы гипертонической болезни, которой страдал еще во время войны.
В послевоенное десятилетие он занимал в Вооруженных Силах Советского Союза ряд ответственных постов. Был заместителем Министра Обороны СССР, Главнокомандующим ПВО страны. Авторитет Леонида Александровича в военных кругах оставался неизменно высок. Внешне многим он по-прежнему казался слишком уж суховатым, неразговорчивым, очень требовательным И к подчиненным и к себе. Но эти сложившиеся в нелегкой юности и молодости черты характера не заслоняли его внутренней душевной простоты и ясности в главном: цель жизни — труд для Родины. Много сил он отдавал общественной деятельности, будучи депутатом Верховного Совета СССР. В 1952 году на XIX съезде партии его избрали кандидатом в члены Центрального Комитета.
Леонид Александрович был награжден орденом «Победы», пятью орденами Ленина, тремя орденами Красного Знамени, двумя орденами Суворова I степени, орденом Кутузова I степени, орденом Красной Звезды и многими медалями. Ему было присвоено звание Героя Советского Союза. Его именем названы одна из улиц Ленинграда, теплоход на Балтике, Радиотехническая академия в Харькове. В Военной академии имени Ф. Э. Дзержинского среди имен выдающихся выпускников и начальников золотыми буквами высечено на мраморе имя Леонида Александровича Говорова. На стене здания Военной академии имени М. В. Фрунзе установлена мемориальная доска с его именем.
Партия открыла Леониду Александровичу дорогу в большую жизнь, оценила его ум и талант. И не случайно, сознавая близость смерти, прощаясь с семьей, он в этот же день продиктовал письмо Центральному Комитету партии, в котором были сказаны и такие слова: «Я должен был бы сделать больше, но сделал, что успел, что смог...»
| Предыдущая страница | Содержание | Следующая страница |