Теперь нам снова необходимо вернуться к прошлому — к первым дням войны. Перед перелетом на Ханко в Кронштадте капитан Леонид Георгиевич Белоусов подробно рассказал о подвигах летчиков 13-го истребительного авиационного полка, к которому мы, летчики, были прикомандированы. Его рассказ я запомнил в подробностях и сейчас предлагаю вниманию читателей.
Утром 25 июня 1941 года на аэродроме появился инспектор-летчик полка — капитан Алексей Антоненко. Он прибыл из Москвы, где находился в командировке. Его самолет И-16 29-й серии, полностью подготовленный заботливым техником к боевому вылету, стоял рядом с палаткой, в которой был развернут командный пункт. Там находился телефон, связывающий полк со штабом бригады.
День был знойный и безоблачный. Летчики обедали. Вдруг послышался знакомый гул моторов «юнкерса». Он летел с юго-запада на восток прямо над аэродромом на высоте около 4000 метров.
Звено пушечных «ишачков» 2-й эскадрильи пошло на взлет. Капитан Антоненко посмотрел на самолет врага, на взлетающих истребителей и, повернувшись к товарищам, сказал с досадой:
— Опять опоздали со взлетом!
И тут же с озорством добавил:
— А я все-таки перехвачу его и собью!
Инженер Николаев, уравновешенный, немногословный человек, ответил спокойно:
— Нет, дорогой, поздно...
«Юнкерс» уходил все дальше на восток. Антоненко проворно поставил на землю тарелку с супом и, как был, без шлема, бросился к своему самолету. Парашют надевать времени не было. Через двадцать секунд он взлетел.
Антоненко не погнался за разведчиком, он понимал, что противник разведку не закончил, что он будет фотографировать боевые корабли. А уход его на восток — это просто маневр для того, чтобы обмануть истребителей и оторваться от преследования. Поэтому Антоненко, набирая высоту, шел прямо к внешнему рейду Таллина.
Без шлема на самолете с открытой кабиной летать очень трудно. Алексей поднял до отказа сидение, прижался лицом к прицелу. Ему то и дело приходилось вытирать набегающие на глаза слезы. Набрав высоту 3500 метров над рейдом, он убавил обороты мотора, стал внимательно осматривать восточную сферу воздушного пространства и вскоре далеко на северо-востоке заметил точку: это был двухмоторный самолет. Он шел чуть ниже Антоненко к внешнему рейду, где стояли боевые корабли. Самолеты сближались на пересекающихся курсах. Антоненко подходил со стороны солнца, экипаж «юнкерса» не видел его...
...Расстояние — около 1000 метров. Встречный поток воздуха режет глаза, мешает прицелиться. Антоненко смахивает левой рукой слезу и видит: «юнкерс» занял место в сетке прицела. Длинная очередь с дистанции 400 метров. Сотни трассирующих пуль — среди них ярко-красные от крупнокалиберного пулемета «Березина» — прошили кабину и фюзеляж фашистского самолета.
Но «юнкерс» не загорелся, не потерял управление — с набором высоты он плавно разворачивался вправо. Антоненко бросил истребитель в крутое пикирование и оказался позади «юнкерса» — метров на триста ниже. Сблизившись до семидесяти метров, он дал очередь по нижнему стрелку. Пулемет замолчал. Истребитель сделал небольшой отворот в сторону, убавил скорость и повторил атаку снизу по правому мотору. Клуб дыма и пламя вырвались из-под разорванных капотов. «Юнкерс», заваливаясь на правое крыло и набирая скорость, падал. От него один за другим отделились три темных комочка, и через несколько секунд над ними раскрылись белые купола парашютов.
Алексей, протирая все время глаза, убавил скорость и направился к аэродрому. Летчики, штабисты, инженеры еще обедали, когда Антоненко как ни в чем не бывало присел рядом. Взял все еще теплую тарелку с супом и принялся доедать. Потом сказал словно невзначай:
— А Ю-88-то тю-тю! А? Сказано — сделано... Верно?
В это время позвонили из бригады: моряки сообщили, что летчик на истребителе И-16 сбил фашистский бомбардировщик. Моряки просили назвать фамилию летчика.
Весть о том, что капитан Антоненко первым в небе Балтики сбил вражеский самолет, разнеслась быстро. Алексея поздравляли с победой друзья, летчики и техники своего и соседних полков, командование ВВС и флота.
Командир полка Романенко крепко обнял и трижды поцеловал боевого истребителя, потом строго сказал: «Вот что, дорогой, без шлема и парашюта категорически запрещаю подниматься в воздух. Сегодня же подбери себе ведомого и впредь на такие перехваты вылетать только парой, понял?»
В первых числах июля наиболее сложная обстановка на Балтике начала складываться в районе полуострова Ханко.
Утром 2 июля туда перелетело два звена пушечных самолетов И-16 во главе с командиром 1-й эскадрильи 13-го авиаполка капитаном Леоновичем. К вечеру того же дня специально для перехвата вражеских разведчиков командир полка прислал капитана Антоненко и его ведомого Бринько. Оба они обладали быстрой реакцией и отличной слетанностью.
Готовясь к перелету на Ханко, Антоненко попросил командира полка не давать ему в звено второго ведомого, как было положено по уставу. Он твердо знал, что лучше действовать не тремя самолетами, а парой. Парой легче осуществлять любой внезапный маневр. Третий же, как правило, оказывается лишним и к тому же уязвимым для истребителей противника. Вот придать бы этому «лишнему» ведомого — получилось бы две пары. В таком составе легко взаимодействовать между собой, да и сила удара значительно больше.
Подполковник Романенко хорошо понимал целесообразность предложения боевого летчика, но изменить штатную структуру звена и эскадрильи не имел права. Несмотря на это, он разрешил капитану Антоненко летать парой, а если будет очень нужно — то составить звено из двух пар.
С 27 июня на аэродроме Ханко создавались укрытия для самолетов, бетонные убежища для личного состава и огневые зенитные точки. Укрытия в шесть — восемь накатов толстых бревен, положенных вперемежку с двутавровыми балками, получились вместительные и прочные. Они надежно защищали два самолета И-16 даже от прямых попаданий тяжелых снарядов. Рулежная дорожка от каждого укрытия кратчайшим путем выводила самолет на взлетную полосу.
Усиленная аэродромно-строительная рота насчитывала более трехсот человек. Строители имели достаточно грузовых машин, тракторов и тяжелых катков. Круглые сутки ремонтировали они аэродром: засыпали воронки от снарядов и бомб, укатывали землю. Бойцы работали без всяких перерывов даже во время артобстрелов. Летчики также взлетали и садились под огнем артиллерии. До сих пор диву даешься, как люди могли такое выдержать...
В первый свой прилет на Ханко Антоненко и Бринько, зная о постоянных артобстрелах, подошли к аэродрому на малой высоте под прикрытием соседнего лесного массива. Выпустив заблаговременно шасси, они успели быстро зарулить в уже готовую «рефугу» — так называли тогда самолетные укрытия. И только тогда белофинские артиллеристы опомнились и засыпали аэродром снарядами.
Вечером того же дня Антоненко и Бринько подробно расспросили «старожилов» Ханко о действиях и тактике самолетов противника, долго беседовали с начальником штаба полка майором Ройтбергом. Перехватчиков интересовало, с каких направлений и на каких высотах подходят бомбардировщики врага к военно-морской базе и к аэродрому, как сейчас организовано визуальное наблюдение за обстановкой в районе боевых действий и оповещение пилотов.
По требованию вновь прибывших к утру был создан еще один наблюдательный пост на самом высоком дереве. Он имел телефонную связь со стоянкой самолетов Антоненко и Бринько.
За последние два дня в воздушных боях эскадрилья понесла большие потери. Это означало, что летчики-истребители допускают (и повторяют) немало ошибок. Особенно же удивился Антоненко, когда узнал, что два устаревших финских самолета «бристоль-бульдог» несколько раз приходили на малой высоте и атаковали то корабли, то гидросамолеты на внутреннем рейде базы.
— Ну, что же, — решил Алексей, — с кого-то нужно начать. С любых внезапных гостей! Завтра посмотрим! Утро вечера мудренее...
Третьего июля еще до рассвета начался интенсивный артобстрел аэродрома. Снаряды десятками рвались на летном поле, в районе строящихся укрытий и убежищ для личного состава. Стояла теплая погода. Утренний ветер раздувал пожары. Дым густо затянул почти весь аэродром.
Летчики и техники укрылись в убежищах и щелях и только мужественные аэродромщики, словно не слыша воя и грохота рвущихся снарядов, продолжали засыпать землей и укатывать воронки. Они были довольны «дымовой завесой», маскирующей их от вражеских наблюдений.
Наши орудия тоже открыли огонь. Артиллерийская дуэль продолжалась более четырех часов. Но подавить огонь противника нашим не удалось. Фашисты продолжали вести методический, как говорят, беспокоящий огонь с дальних позиций.
Командир военно-морской базы генерал Кабанов спросил по телефону майора Ройтберга, могут ли летчики взлететь. Ройтберг сообщил, что на «чайках», пожалуй, могут, а на И-16 — пока нет.
Вскоре из дымовой пелены, стлавшейся над аэродромом, вынырнули шесть советских «чаек». Под крыльями каждого самолета было по две стокилограммовых бомбы, а в зарядных ящиках — тысячи бронебойно-зажигательных пуль.
По вспышкам выстрелов летчики обнаружили две батареи, но не атаковали их с ходу, а сделали обманный маневр и ушли в тыл противника. А потом вернулись, сбросили бомбы и израсходовали почти все патроны. Вражеские орудия прекратили огонь, на позициях батарей начались лесные пожары.
Вскоре вылетело на задание и звено И-16. Летчики нанесли штурмовой удар еще по двум батареям противника и зажгли там лесной массив.
А самые знаменитые пилоты Антоненко и Бринько в этот день не вылетали. Они упорно ждали «гостей», но те, как нарочно, не появлялись. Что настораживало воздушного противника? Мы не знали.
4 июля на рассвете перехватчики Антоненко и Бринько сидели в самолетах. Наблюдая за воздухом, покачиваясь с биноклем на макушке сосны, наблюдатель поглядывал на лесные пожары. В этот момент появились два «бристоль-бульдога». Они шли к аэродрому на малой высоте, с запада. По-видимому, их задачей было определение стоянок наших самолетов.
Ведущий «бристоль-бульдог» сбросил бомбы на наши артиллерийские позиции. Только теперь наш наблюдатель заметил вражеские самолеты и дал красную ракету.
Два «ишачка» пошли на взлет прямо из-под маскировочной сетки, закрывавшей рулежную дорожку.
Они блестяще выполнили боевые развороты в разные стороны и оказались позади самолетов врага.
Такой маневр на малой скорости могли выполнить только летчики, безукоризненно владевшие своими самолетами.
Бринько дал очередь по кабине ведомого «бристоля». Самолет резко пошел вверх, перевернулся на спину и рухнул на землю западнее аэродрома.
Атака Антоненко была сложнее. Опытный его противник резко развернулся вправо и на полной скорости стал уходить на свою сторону под защиту зениток. Расстояние между преследователем и преследуемым было еще велико, но Алексей все же дал длинную очередь из всех трех пулеметов. Навстречу Антоненко уже летели сотни трассирующих зенитных снарядов. Резким разворотом он вышел из зоны огня, не успев увидеть результат короткого воздушного боя...
...Техники и механики подхватили самолеты за хвосты и затянули в укрытие.
Наблюдатель с площадки, установленной на сосне, прокричал в телефонную трубку: «Передайте летчикам — оба самолета противника сбиты».
Ночью и утром продолжался артиллерийский обстрел аэродрома. А затем огонь противника прекратился и почти сразу, на малой высоте, появился «юнкерс». Антоненко и Бринько взлетели и взяли фашистский бомбардировщик в клещи — атаковали с двух сторон. Они ударили короткими очередями по моторам. Ю-88 клюнул тяжелым носом, пошел вниз и упал в воду. Антоненко и Бринько потребовалось всего около четырех минут, чтобы взлететь, сбить фашистский самолет и совершить посадку.
Командование разгадало замысел разведывательного полета противника. Немецкие летчики хотели продемонстрировать превосходство своей тактики. Экипаж «юнкерса» намеревался провести перспективную съемку аэродрома и тяжелой батареи, расположенной по соседству.
На КП авиаполка позвонил генерал Кабанов и сказал:
— Видел сам, как два «ишачка» в упор расстреляли «юнкерса». Наверное, опять Антоненко и Бринько?
— Они, — ответил начальник штаба.
— Сейчас приеду на аэродром поздравить асов.
К укрытию подъехала «эмка». Из нее вылез генерал, помог шоферу вытащить с заднего сидения тяжелый ящик и быстро пошел в укрытие самолетов.
Генерал подошел к Антоненко, снял фуражку, обнял его и трижды поцеловал. Потом поискал глазами Бринько, который стоял в группе летчиков, подошел к нему, прижал к груди. Кабанов посмотрел на собравшихся летчиков и взволнованно сказал:
— Дорогие авиаторы, боевые друзья! Вы стоите в первом ряду советских воинов на этой огненной земле. Вы проявляете мужество и героизм, но вчера и сегодня два боевых друга Антоненко и Бринько на глазах тысяч людей сбили три вражеских самолета. Благодарю за этот подвиг. Наградить вас сейчас нет возможности, мы ведь отрезаны от Большой земли, единственное, что я раздобыл, — это ящик шампанского. Выпейте вечером все по бокалу. Пусть знают враги, что вы продолжаете боевую традицию, начатую здесь, на Гангуте, еще Петром Первым...
Под вечер портовый буксир обнаружил на глубине пяти метров на ровном песчаном дне фюзеляж «юнкерса» и оторванные крылья с черными крестами. Водолаз поднял на борт три трупа. У одного из гитлеровцев, обер-лейтенанта, были обнаружены документы. Экипаж фашистского самолета воевал в Испании, во Франции, летал на Англию, Норвегию, Балканы, Польшу. Антоненко и Бринько в коротком бою победили опытных воздушных пиратов.
8 июля Антоненко и Бринько слетали в Таллин. По пути туда они встретили одиночный самолет Ю-88, — видимо, разведчик, и сбили его. На Ханко они возвращались рано утром 9 июля. Над аэродромом стоял туман. Противник полагал, что взлетать в этих условиях наши истребители не смогут. И два «фиата» на малой высоте подбирались к базе торпедных катеров. Они успели сбросить бомбы, но тут их перехватили Антоненко и Бринько. Бой продолжался не более двух минут. Оба «фиата» упали в воду...
Через два дня вечером в глубоком бетонном укрытии сидели новый командир авиагруппы на Ханко капитан Ильин, комиссар Бискуп, Белоусов, Антоненко и Бринько. Они обсуждали план бомбоштурмового удара по большому ангару на морском берегу, в котором находились вражеские гидросамолеты.
10 июля взлетели две «чайки» с бомбами. Их вели Алексей Лазукин и Константин Белорусцев — отлично слетанная пара. Через три-четыре минуты взлетели Антоненко и Бринько. Затем самолеты встретились у острова Руссарэ и ушли на север.
Вражеский ангар штурмовали «чайки». Они сбросили четыре бомбы. Все попали в цель.
Вражеские зенитчики открыли огонь, а затем появилась шестерка «фоккеров», идущая на перехват. Такой вариант действий противника был тоже предусмотрен. Лазукин и его ведомый начали отход к большому острову, где над лесом кружили два И-16. Дистанция между «чайками» и «фоккерами» быстро сокращалась. Запас высоты давал возможность противнику догнать смельчаков.
Бринько первый заметил «чаек» и преследующих их вражеских истребителей. Он посигналил ведущему и повернул навстречу. Теперь Антоненко занял место ведомого и оба пошли в лобовую атаку. Бринько зажег «фоккера». Оба И-16 после атаки ушли вертикально вверх и оказались выше истребителей врага. А в это самое время Лазукин и Белорусцев начали бой на виражах. В этом маневре «чайки» имели значительное преимущество. Ошеломленный противник оказался под ударами сверху и снизу. Антоненко сбил еще один ФД-21. Упал вражеский самолет, сбитый Лазукиным. Но сверху атаковал «фоккер». Белорусцев дал длинную заградительную очередь, и вражеский самолет был изрешечен пулями.
Последние два «фоккера» попытались удрать. Но Бринько, спешивший на помощь Белорусцеву, дал снизу очередь из всех пулеметов. «Фоккер» потерял скорость, зацепился за верхушки деревьев, развалился и упал возле берега в воду.
Пять вражеских истребителей и большой ангар были уничтожены. Наша четверка без потерь вернулась на Ханко.
Этот бой показал, как успешно может действовать звено из двух слетанных пар...
О боевом мастерстве и мужестве летчиков Ханко говорили на флоте, писали в центральных газетах. Утром 14 июля 1941 года Президиум Верховного Совета Союза ССР присвоил звание Героя Советского Союза капитану Алексею Касьяновичу Антоненко и лейтенанту Петру Антоновичу Бринько. Это были первые Герои среди авиаторов Балтики с начала Великой Отечественной войны. Не только они так замечательно воевали. Сотни летчиков-балтийцев за эти первые три недели войны нанесли тяжкий урон врагу и совершили героические подвиги во имя Родины...
Поддерживая высадку десанта наших моряков на один из островов, летчики встретили два истребителя типа «чайка». Самолеты прошли стороной и сигнала ведущего, приказывавшего пристроиться к группе, не выполнили.
Позже мы узнали, что эти самолеты И-153, видимо, доставлены гитлеровцами с захваченных аэродромов. Пользуясь ухудшением погоды и недостатками нашей службы оповещения, эта диверсионная пара начала безнаказанно бомбить и штурмовать одиночные боевые корабли и вести разведку. В зону зенитного огня они не заходили и в воздушные бои не ввязывались. Как-то в середине июля капитану Ильину позвонил генерал Кабанов и не то в шутку, не то всерьез сказал:
— Что это ваши «чайки» не знают своих кораблей? Бьют своих.
— Нет, товарищ генерал, это не наши «чайки». Мы сами стараемся изловить и сбить их, да пока не получается. Радиостанций на самолетах и на КП полка до сих пор нет. Как подскажешь летчикам, что делается вокруг, вне зоны прямой видимости? Пусть корабельные зенитчики все приближающиеся «чайки» держат под прицелом, пока не увидят опознавательные знаки. Иного выхода не вижу.
Ильин вечером собрал командиров эскадрилий и звеньев. Предложил принимать меры предосторожности на случай встречи с самолетами типа «чайка». А пока не перехватим вражескую пару, нашим «чайкам» на задания вылетать звеном не меньше трех самолетов.
Когда, вернувшись в самолетное укрытие, Антоненко рассказал об указаниях Ильина Петру Бринько, тот помолчал, потом усмехнулся:
— Так вражеская «чайка» любого из нас собьет... Очень уж все сложно...
— А ты отверни, потом развернись и повтори атаку, — ответил Алексей и подумал: «Конечно, фактор внезапности в этом случае исчезает... Но что делать?»
Бринько долго сидел молча на парашюте, о чем-то думал.
Антоненко, чтобы как-то отвлечь друга от тяжелых мыслей, достал из планшета два конверта и бумагу. Подал один Петру, сказал:
— Давай напишем письма нашим женам. Они ведь день и ночь волнуются: что с нами, живы ли?
Алексей выбрал место на ящике с пулеметными лентами и начал писать крупным ровным почерком. Вот это письмо, оно сохранилось.
«Дорогие мои, Виля и Алик! Наконец-то получил ваше письмо из Ленинграда. Вилинька, я рад, что большинство наших семей живут в одном месте. Конечно, школа — не квартира, а тебе, хлопотушке, хотелось бы, чтоб была кухня и все прочее... Ну, ничего, походите с Аликом пока в столовую. Наверное, ваши мучения к зиме кончатся. Хорошо, что ты отсюда уехала: дома, где мы жили, почти все разрушены и сгорели.
О себе писать особенно нечего. Ты, наверное, слышала по радио обо мне и Петре Бринько или читала указ в газетах. Нам пока что везет, хотя мы воюем так же, как и многие другие. Мы сбили двадцать вражеских самолетов, но у фашистов их еще очень много. Летать поэтому приходится часто, но ты, Вилинька, не беспокойся обо мне, все будет хорошо. На аэродроме у нас для самолетов и людей построены прочные укрытия, а с врагами в воздухе я пока справляюсь и думаю, что и впредь справлюсь. Береги себя и Алика. Пишите чаще. Правда, с доставкой почты теперь дело трудное. Но, хотя и с большой задержкой, письма все же доходят. Ваш Алексей — муж и папа. 18. 07. 41 г.».
А вскоре пришла беда. Было это так. После очередного вылета на боевое задание Антоненко и Бринько возвращались на свой аэродром. И тут, навстречу им, со стороны порта появились две «чайки». Антоненко и Бринько, помня о вражеских «чайках», пошли им навстречу. Антоненко, как было решено раньше, разошелся с первой «чайкой» и, не открывая огня, сделал боевой разворот. Бринько же, посчитав, что вторая «чайка» идет в лобовую атаку, дал по ней очередь. Истребитель пошел круто вверх, завертелся в штопоре и упал в воду рядом с берегом.
Сердце Петра сжалось от боли. На падающем самолете мелькнули красные звезды. Он сбил боевого товарища, Ивана Козлова. Нелепая случайность, трагическая ошибка обоих летчиков... Тяжелее всех переживал ее Петр Бринько. Он не мог простить себе потерю выдержки в бою. И ему все время слышались слова Алексея: «А ты отверни и повтори атаку...»
Антоненко сочувствовал ему и понимал, почему Бринько стремился на любое боевое задание. «В бою ему легче, там хоть на короткое время спадает тяжесть вины», — думал Алексей.
Из столовой девушка принесла ужин. На большой ящик поставила перед Бринько и Антоненко миски с горячим рисом и жареным мясом. Она видела, что в обед Бринько выпил только стакан компота. Шурочка (так ее звали все на аэродроме) присела рядом на камень и сказала:
— Я не уйду, пока все не съедите. Вы же, Петр Антонович, уже несколько дней просто голодаете. Думаете, на это легко смотреть?
Шура быстро встала, отошла и закрыла лицо белым фартуком. Плечи ее вздрагивали. Антоненко подошел к девушке и сказал:
— Шура! Надоел нам этот рис хуже прелой репы! Дай нам лучше черного хлеба да горсть соли. Потом запьем мы хлеб крепким чаем, да и полетим на задание...
Шура открыла полные слез глаза, достала из плетеной корзины полбуханки черного хлеба, подала Антоненко.
— Неужели опять полетите? Боже ты мой, когда же это все кончится? — сказала девушка и вновь села рядом. Алексей разломил хлеб, протянул кусок другу:
— Ты ешь, больше пользы будет, потом пойдем прорабатывать задание...
...Три «чайки» и шесть И-16 появились со стороны заходящего солнца и внезапно атаковали корабли противника, маскировавшиеся в проливах. «Чайкам» удалось сбросить бомбы на миноносец, а И-16 «угостили» пушечно-пулеметным огнем сторожевые корабли. Наши летчики успели сделать по две-три атаки. После большого взрыва миноносец затонул. И тут появились истребители противника. Бринько, ввязавшись в бой с двумя «фоккерами», сразу же сбил одного. Пошел в атаку на второго и увидел, что Антоненко в опасности — его атакуют в лоб и в хвост. Бринько, создав неимоверную перегрузку, сумел все-таки вовремя развернуться и сбил второго «фоккера».
Наша группа вернулась на аэродром без потерь. За один день летчики двух эскадрилий уничтожили семь вражеских самолетов и миноносец.
В ночь на 25 июля командование базы осуществило высадку морского десанта на остров Бенгшер. Островок всего-то метров триста в длину и двести в ширину, но на нем находится сорокаметровый гранитный маяк, где размещались пост наблюдения противника и артиллерийский корректировочный пункт. С маяка видно все, что делается в юго-западной части полуострова. Поэтому для обороны Ханко захват островка имел огромное значение.
Гитлеровцев на острове десантники захватили врасплох, но бой шел всю ночь. Противник высадил на остров контрдесант, подтянул корабли. А наши самолеты не могли поддержать десантников: взлетно-посадочная полоса была буквально перепахана снарядами. Только в семь часов утра две наши группы, рискуя разбиться, все же вылетели на штурмовку. Им удалось повредить миноносец, канонерскую лодку, потопить три сторожевых катера и сбить два «фоккера». Пока техники готовили самолеты к новому вылету, Антоненко на мотоцикле помчался на командный пункт за получением очередного боевого задания. Вскоре над Ханко появился «юнкерс». Антоненко в это время был еще на КП. Узнав о разведчике, он бросился к мотоциклу и, перескакивая через канавы и бугры, помчался к самолету. Однако сигнал на взлет раньше получил Бринько и стартовал один. Впервые Антоненко отстал от своего ведомого. Шлем надел в полете, но привязные ремни не застегнул. А Бринько уже сбил Ю-88 прямо над базой и шел на аэродром. Антоненко он не видел. Благополучно посадил самолет. На аэродроме с беспокойством ждали Антоненко. Алексей умел садиться при любой видимости, но когда снаряд разорвался прямо на полосе впереди самолета, то истребитель резко подбросило, он перескочил через воронку и ударился колесами о вывороченную землю. Антоненко выбросило из кабины. Когда товарищи на руках принесли его в самолетное укрытие, он был мертв... Погиб из-за пустяковой оплошности. Но ведь недаром говорят, что в истребительной авиации нет мелочей.
Гибель самого близкого боевого друга потрясла Бринько. Это видели капитан Ильин и комиссар Бискуп. По их просьбе командир полка вызвал Бринько в Таллин под предлогом замены выработавшего ресурс мотора.
Ранним августовским утром Бринько, взяв за бронеспинку техника самолета, взлетел. Он прошел над свежей могилой Антоненко, покачал крыльями и дал из пулемета в воздух прощальную очередь. Это был салют боевому другу, с которым он не знал поражений... И, едва долетев до Таллина и высадив из-за бронеспинки техника, Бринько совершил новый подвиг.
Не успел он отойти несколько шагов от самолета, как услышал стрельбу зениток: вражеский разведчик нагло делал большой круг над городом. «Высота около пяти тысяч метров», — подумал Бринько, бросился обратно к самолету и взлетел так, как взлетал Антоненко: быстрее остальных летчиков, дежуривших на аэродроме. Тем временем «юнкерс» пошел на фоторазведку боевых кораблей.
Не жалея мотора, Бринько выжал из него все и успел выйти на курс встречной атаки. Первой же очередью вывел из строя один мотор «юнкерса». Скорость и маневренность самолета противника резко упали, и добить его для Бринько не составляло большого труда.
За этим скоротечным воздушным боем наблюдали начальник морской авиации генерал-лейтенант Жаворонков и Герой Советского Союза полковник Коккинаки, прибывшие для выполнения специального задания Ставки: подготовки удара наших бомбардировщиков по Берлину. Знаменитые авиаторы сердечно поздравили лейтенанта Бринько с очередной победой. Коккинаки сказал:
— Я в восторге от такого блестящего боя, какой я сейчас видел.
Генерал Жаворонков расспросил подробно Бринько об обстановке в районе полуострова Ханко, о гибели Антоненко, однако о трагической смерти Козлова тактично промолчал.
Потом Жаворонков сказал:
— Бринько, замените мотор и летите под Ленинград в Низино. Там сейчас нужно вести решительную борьбу с фашистскими разведчиками.
Бринько вскинул ладонь к шлему и сказал:
— Буду воевать за троих: за себя, за Ивана Козлова и за Алексея Антоненко!..
Утром 5 сентября летчики получили задание нанести штурмовой удар по войскам фашистов у железнодорожной станции Волосово. Технический состав готовил самолеты. Оставалось поставить реактивные снаряды, как вдруг серия красных ракет с командного пункта оповестила истребителей о срочном взлете по тревоге для отражения налетов фашистов на аэродром. Первым, как всегда, оторвался от земли лейтенант Бринько. Его ведомым был лейтенант Мальцев.
Бринько и Мальцев, едва успев убрать шасси, пошли в атаку на ведущего первой группы из восемнадцати Ме-110, которые с двух сторон заходили для удара по аэродрому. Спасая своего командира, четыре Ме-110 свернули в сторону атакующих И-16 и сами пошли в атаку. Мальцев меткой очередью сбил одного из них. Успели взлететь еще несколько наших истребителей. Завязался ожесточенный бой.
Были моменты, когда хорошо слетанной паре Бринько и Мальцеву приходилось туго: они с трудом отбивались от наседавших «мессершмиттов». У Бринько кончились патроны, и он решил таранить идущего в лобовую атаку врага. Ме-110 перестал стрелять, резко отвернул, и тогда Бринько, сделав молниеносный разворот, прочно сел ему на хвост. Расстояние между самолетами быстро сокращалось. Бринько убрал газ, немного потянул ручку управления на себя. Послышался треск, машину отбросило с огромной силой в сторону, мелкие стекла от приборов посыпались в ноги. Мотор затрясло как в лихорадке. Летчик успел выключить зажигание. Все стихло, погнутый винт остановился.
Бринько определил высоту и понял, что дотянуть до аэродрома можно. Перед самой землей выпустил шасси и мастерски посадил самолет. Таран удался на славу. Это был двенадцатый самолет врага, уничтоженный отважным бойцом.
Через три дня на отремонтированном «боевом коне», как иногда говорил Бринько, он сбил над передним краем разведчика «Фокке-Вульф-187», потом «Хеншель-126», а на другой день — «Юнкерс-88». Пятнадцатый вражеский самолет — это была последняя победа героя над воздушным противником.
Под вечер в районе Ропши фашисты подняли аэростат. Наши воины называли его «колбасой».
Начался сильный обстрел позиций наших войск и дорог вблизи линии фронта. Снаряды ложились все точнее и точнее.
Противник за последние дни потерял два аэростата — их сбили наши истребители. Теперь воздушный корректировочный пост имел мощное зенитное прикрытие.
На уничтожение аэростата полетели три самолета И-16. Они преодолели сильный зенитный огонь и атаковали «колбасу» сверху. Десятки зажигательных пуль попали в аэростат, но он не загорелся.
Срочно подготовили вторую группу с реактивными снарядами. Ее должен вести Бринько. Но он решительно возражал.
— Если лететь группой, то внезапности не достигнуть. Разрешите, я пойду один и атакой снизу уничтожу корзину с наблюдателями. Аэростат сегментный, с нейтральным газом, он не загорится, а пулевые пробоины ему — что слону укус комара.
Да, Бринько был прав. Немцы применяли именно такие аэростаты для корректировки.
Командиру полка и комиссару не оставалось ничего иного, как согласиться с доводами Бринько и пустить его на это крайне рискованное задание.
Аэростат висел на той же высоте и продолжал корректировку стрельбы своей артиллерии. Под ним чернела кабина наблюдателей...
Скорость 500 километров, оружие готово к бою. И-16 пронесся над головой зенитчиков врага и, когда до аэростата оставалось около 800 метров, самолет взмыл. Бринько тщательно прицелился, выпустил по аэростату двумя очередями шесть РС-82 с дистанционными взрывателями.
Черные клубы дыма закрыли кабину и аэростат. Теперь — три длинных пулеметных трассы по кабине. Для верности... Самолет Бринько красивой восходящей «бочкой» взлетел выше аэростата, сделал полупетлю и понесся вниз.
Вокруг истребителя рвались десятки зенитных снарядов, разноцветные трассы неслись со всех сторон. Летчик мельком взглянул на аэростат — кабины под ним не было.
Вдруг Бринько почувствовал, как что-то горячее кольнуло в правую ногу и в бок. В глазах замелькали огненные круги. Он поглядел на землю — она быстро надвигалась на самолет. Бринько автоматически потянул ручку на себя, убрал сектор газа. Приземление самолета он уже не почувствовал. К лежащему на фюзеляже И-16 подбежали бойцы-пехотинцы. Летчик в темно-синем кителе с Золотой Звездой, орденами Ленина и Красного Знамени на груди сидел в кресле, откинув голову на бронеспинку. Бринько умер, изрешеченный пулями, но сумел все же последним усилием посадить самолет...
Обо всем этом подробно, допоздна рассказывал нам Белоусов. Мы слушали его, затаив дыхание. И понимали, что нужно сражаться так, как бились с врагом Антоненко и Бринько, — на высочайшем уровне мастерства, умно, расчетливо и до последнего вздоха...
| Предыдущая страница | Содержание | Следующая страница |
