Хованский Роман Петрович

Под Ленинград Роман Хованский попал 1 мая 1944 года. Откровенно говоря, он рассчитывал, что после госпиталя его направят куда-нибудь подальше, ну хотя бы в Румынию, где наши войска уже громили фашистов. Глядишь, по пути удалось бы хоть часок походить по родному Киеву. И вдруг вместо этого - Ленинград, уже давно освобожденный от блокады. Даже спросил у командира роты: чего, мол, здесь делать? В Ленинграде уже спокойно.

Командир молча вынул из полевой сумки потертую на сгибах карту, развернул ее и ткнул пальцем в темное пятно, расчерченное на множество прямоугольничков.

— Это Ленинград, - сказал он. - Белые линии - улицы и проспекты, голубые - реки и каналы. А вот здесь, - командир передвинул палец чуть повыше, - враг. И между прочим, езды отсюда до Невского проспекта поменьше часа. Вот и решай, товарищ ефрейтор, спокойно ли Ленинграду при таком соседстве?

Начались бои. Оборону врага прорвали передовые части. Дивизия, в которой служил Хованский, шла следом за ними. Кое-кто начал даже поговаривать, что напрасно, дескать, потели, обучаясь брать укрепления. Оказалось, не напрасно. 14 июня полк подошел ко второй, еще более мощной линии вражеской обороны. Впереди темнела высота. Разговоров о ней было много еще до выхода на исходный рубеж. Официально она именовалась высотой 171,0. Чаще же ее называли ключевой.

Хованский слышал, как комбат сказал:

— Эта высота - самый настоящий ключ, которым можно отпереть весь участок обороны противника. Надо его во что бы то ни стало захватить.

Сделать это оказалось не просто. Дорогу танкам преградили гранитные надолбы. Пехота несла потери от сильного вражеского огня. Хованский увидел, как его сосед справа, сделав попытку подняться, тут же сник. По щеке солдата густо растекалась кровь. Он не шевелился...

Взгляд ефрейтора скользнул по лежавшему рядом флажку, прикрепленному к свежеоструганной палочке. Такие флажки накануне получили лучшие солдаты. Командир роты предложил вручить флажок Хованскому.

— Он будет хорошим вожаком атаки, - сказал ротный. - Вот увидите!

Сейчас, промелькнув в памяти, эти слова больно кольнули Хованского. Выходит, ошибся ротный: лежит вожак атаки, и рядом с ним лежит флажок.

Подняв его, Хованский обмотал красный лоскут вокруг древка, сунул флажок в голенище и пополз к командиру роты. Отыскав его, спросил, нельзя ли взорвать надолбы.

— Все можно, - хмуро ответил командир, - да кто это сделает?

— А хотя бы я, - сказал Хованский. - Только пусть в помощь саперов дадут. Сам не управлюсь, подрывной техники не знаю.

Скоро прибыли два сапера. Взрывчатку разделили на три части, уложили в вещевые мешки и двинулись к надолбам. Хованский еще заранее присмотрел межу, пропаханную на границе, разделяющей два поля. Ползти с грузом тола по узкой, как желоб, меже было нелегко. Потом Хованскому стало вдвое тяжелее: пришлось взять вещмешок убитого сапера. Вскоре кончилось поле и вместе с ним единственное укрытие - неглубокий ровик межи. Дальше автоматчик и сапер ползли по песку, бороздя его распластанными телами. Передохнуть удалось, лишь добравшись до первого танка. Потом Хованский и сапер двинулись дальше - к танку, находившемуся у самых надолб.

И вот уже брикеты тола прикреплены к остроконечным гранитным надолбам. Разматывая запальный шнур, сапер и автоматчик отползли к танку. Затаив дыхание, Хованский чиркнул спичкой...

Не ожидая, когда отзвучит раскатистый грохот, ефрейтор бросился вперед в еще не рассеявшееся облако взрыва. Рядом загудели танки. Тяжело дыша, Хованский карабкался по крутому склону. У самой вершины припал к земле, выдернул из-за голенища палочку и торопливо размотал обвитый вокруг него красный флажок. Воткнув в землю заостренный конец древка, ефрейтор вскочил на ноги, метнул гранату в темный провал траншеи и тут же ударил вдоль нее длинной автоматной очередью.

А сзади уже нарастало раскатистое "ура". Рота поднялась в атаку. И вдруг этот многоголосый гул начал дробиться, потом разом все оборвалось. Хованский увидел мелькавшие впереди вспышки: из дзота бил пулемет. Ефрейтор ползком обогнул укрытый дерном бугорок дзота и бросил в увлекшихся стрельбой пулеметчиков гранату.

Наши солдаты вновь поднялись. Первым подбежал к Хованскому его друг Ваня Гром, вместе с которым они пришли в полк из госпиталя. Едва переводя дыхание, он сказал:

— Ротного убило, командиры взводов ранены. Командуй, за тобой теперь все пойдут.

Медлить было нельзя. Хованский обернулся к тем, кто был еще на склоне высоты:

— За мной!

Следом за ротой на высоту выскочил весь батальон. Не выдержав внезапного удара, противник оставил ее. Он еще пытался удержать проходившую слева дорогу, но пехотинцам помогли быстро обогнувшие высоту танкисты.

После падения высоты 171,0 полку удалось пробить в обороне противника еще несколько брешей. Наступление продолжалось...

С фронта Роман Хованский вернулся в свой родной Киев с Золотой Звездой. Считал он, что недолго придется носить ее: в двадцать один год он был инвалидом. Три тяжелых ранения и контузия - дело нешуточное. Когда знакомые спрашивали, почему он так тяжело дышит, Роман отвечал с невеселой усмешкой:

— Легкие от железа потяжелели. Действительно, несколько осколков так и не удалось вынуть.

— Там они и сейчас, - говорит Хованский. - Только не подумайте, что я остался инвалидом. Должность у меня неплохая - помощник машиниста тепловоза. Как работаю? Это начальству виднее. Думаю, никто на меня не в обиде. Как раз сегодня фотографировали для Доски почета.

...Вот что я узнал, разыскав человека, о котором в первом издании этой книги было напечатано всего одиннадцать строчек, взятых из наградного листа.