Колесников Николай Данилович

Внимательно проверив документы, часовой переводит взгляд на человека с Золотой Звездой Героя. Пока человек идет через двор, часовой с удивлением глядит ему вслед: надо же, герой, а возится с такими делами...

В камере высокий, но какой-то нескладный парень смотрит на вошедшего смущенно. Он тоже не ожидал увидеть здесь Героя Советского Союза.

— Моя фамилия Колесников, - говорит адвокат. - Я буду защищать вас в суде. По правде говоря, дело это нелегкое: вам предъявлены серьезные обвинения.

Парень хмурится. Волнуясь, доказывает, что не все было так, как написано в деле.

Колесников внимательно слушает. Он впервые видит парня, но уже знаком с ним по документам. Знает, что ему восемнадцать лет, что отец его погиб на фронте. В характеристике с места работы сказано, что Владимир дисциплинирован, выполняет нормы на сто шестьдесят процентов. Справка из вечерней школы подтверждает, что он неплохо учится в восьмом классе.

Как все это совместить с дракой? Если верить парню, то он виновен лишь в том, что немного выпил ради праздника и примкнул к сомнительной компании, которая учинила драку. Хотел разнять дерущихся, а получилось нехорошо.

Как отделить правду от неправды? Попробуй найти истину, когда и трое соучастников, и многие свидетели показывают против него.

И все-таки не хочется верить, что это преступник.

Лишь на суде удается найти доказательства. Свидетель, утверждавший на предварительном следствии, будто Владимир замахнулся ножом, теперь признается, что ему об этом сказали другие. Больше того, вещественное доказательство - перочинный нож - вовсе не принадлежал подсудимому. Тут же на суде нашелся хозяин ножа. Это гость потерпевшего. Нож был обронен, его подобрала женщина, причем в той комнате, где подсудимый даже не был.

Так узелок за узелком распутывалось тугое сплетение неточностей, ошибок и прямой лжи. И когда суд на основании неопровержимых доводов защитника решил освободить подсудимого из-под стражи, люди в зале облегченно вздохнули.

А парень стоял и растерянно озирался.

Подошел Колесников:

— Ты теперь свободен, Володя. Иди. Только смотри, не спотыкайся.

Кажется, он был взволнован не меньше своего подзащитного.

Увидели бы его в эту минуту однополчане. Боевой летчик, командир эскадрильи и вдруг - адвокат! Но что поделаешь, если здоровье не позволяет летать, А было время, когда гвардии капитану Колесникову не сиделось на земле. Не ждал приказа - сам просился на боевые задания. Бомбил с низкой высоты, чтобы не промахнуться. Его летная книжка пестрит такими записями:

"23.VIII.43 г. Бомбоударом с пикирования уничтожена батарея дальнего действия в районе деревни Павкуля".

"31.VIII.43 г. С пикирования уничтожена батарея дальнего действия в районе деревни Коркули".

"2.IХ.43 г. Бомбовым ударом с пикирования уничтожена батарея дальнего действия в районе Владимирово".

Это же батареи, которые стреляли по Ленинграду!

Подобных записей много, только они слишком сухи. В них ни слова о том, что в момент пикирования машину Колесникова атаковали "фокке-вульфы", пробили масляный бак, повредили систему выпуска шасси. И, конечно же, ни в каких записях о боевых вылетах Николая Колесникова нет ни слова о том, что летчик был ранен в ногу.

Сейчас можно открыть секрет: он умолчал об этом, чтобы не отстранили от полетов.

Капитан Колесников много раз водил группы в бой, бомбил батареи и мосты, дрался с истребителями противника, и, несмотря на все это, его эскадрилья потеряла только один самолет. Это не было случайностью, Боевую работу он сочетал с боевой учебой. Получалось по-суворовски: больше пота в ученье - меньше крови в бою.

Перед тем как лететь на полигон, предупреждал:

— В бой возьмем только тех, кто, сбросив три бомбы, двумя попадет в цель.

Это было непросто. "Крест", выложенный на полигоне, имел всего-навсего десять на десять метров. Колесников и его штурман Суханов бомбили первыми и показывали, как надо попадать в цель. Показывали они это и в бою. Бывало, при низкой облачности бомбили с высоты ста, а то и пятидесяти метров. Случалось, что осколки своих же бомб оставляли на самолете отметины. Колесникову даже сказали, что он слишком рискует.

— На войне без риска нельзя, - ответил летчик. - Да и рискуем мы не очертя голову, а с расчетом.

Кончилась война, и он решил переменить профессию. Колесников жалел, что в свое время закончил лишь восемь классов. Пришлось снова садиться за парту. Затем, по окончании десятилетки, - годы студенчества. И вот бывший летчик - юрист. Наверное, люди, с которыми он когда-то летал в бой, удивились бы, узнав о новой профессии гвардии капитана Колесникова. Сам Николай Данилович не видит в этом ничего удивительного. Он даже считает, что кое-кого защищает по второму разу. Ленинградцу Анатолию Ржеву было всего пять лет, когда Колесников бомбил батареи, обстреливавшие город. Пикируя на врага, летчик защищал и маленького Толю.

Случилось так, что последствия войны сказались много позже: лишившись родителей, мальчик рано начал самостоятельную жизнь. Все шло хорошо, он закончил учебу, стал судосборщиком. И вдруг оступился, набедокурил. Слишком ранняя самостоятельность не во всем пошла на пользу.

Проступок был случайным. Вина оказалась не настолько большой, чтобы изолировать Ржева.

Николай Данилович перебирает дела, приводит много подобных примеров. И тут же предостерегает: не следует относить все это за счет его заслуг. Судят ведь тоже советские люди. Справедливость для них - превыше всего.

— Поэтому-то советскому адвокату легко защищать правду, - заканчивает свою мысль Николай Данилович.

И смеется:

— Говорят, со временем эта профессия у нас совсем отомрет. Не будет нарушений - некого будет защищать. Поскорей бы! А работу себе я найду.