Свитенко Николай Иванович

Золотую Звезду Николай Иванович Свитенко получил сразу же после прорыва блокады. Отличался же он и до этих боев. А самый первый раз - 22 июня 1941 года.

К нашему аэродрому приближалось четырнадцать немецких самолетов. Взлетать уже было опасно: взлетающую машину легко расстрелять.

Командира эскадрильи Свитенко это не остановило: он поднялся в воздух. Вслед за ним взлетели еще шесть машин. Враги к аэродрому не пробились.

Потом, за первым боем, было много других, еще более тяжелых. Однако только два из них Свитенко склонен считать не совсем обычными.

Первый - это когда его девятке пришлось биться против тридцати девяти "юнкерсов" и восемнадцати "мессершмиттов". Свитенко и его летчики дрались до последней капли бензина в баках, до последнего патрона в пулеметах. Врагов к Ленинграду не пропустили. Подкрепление, высланное с нескольких наших аэродромов, помогло отогнать немцев.

А второй необычный полет - это когда, поднявшись с аэродрома на одном самолете, вернулся Свитенко из боя на другом. Произошло это в конце августа 1941 года. Около деревни Губаницы Свитенко, летевший во главе группы "чаек", увидел большую автоколонну врага. Качнув машину с крыла на крыло, ведущий пошел в атаку. За ним последовали остальные летчики. В это время ударили зенитки, но Свитенко не ушел от цели. Он снова и снова пикировал на колонну.

Вдруг его самолет резко качнуло: зенитный снаряд попал в мотор.

Близ соседней деревни Клопицы виднелась ровная площадка. Не выпуская шасси, Свитенко успел посадить уже падающий самолет. Захватив ракетницу, выскочил из машины. Несколькими выстрелами в кабину зажег самолет, чтобы он не достался врагу, и побежал к лесу. Надо было успеть скрыться до того, как сюда прибегут фашисты.

Совсем рядом раздался знакомый гул мотора. Свитенко невольно оглянулся на свою "чайку", словно она и впрямь могла ожить. Но самолет горел. А знакомый гул мотора приближался, нарастал. Из-за леса вынырнула другая "чайка". По хвостовому номеру Свитенко узнал машину своего ведомого, осетина Алибека Слонова. Зачем он вернулся? Неужели хочет сесть?

Неподалеку разорвалась мина. Видимо, догадавшись, что здесь происходит, гитлеровцы начали стрелять из миномета. Свитенко погрозил летчику кулаком: "Уходи! Скорей уходи!"

Увидев на земле разрывы, Алибек дал газ и проскочил над площадкой. Свитенко опять побежал к лесу. В это время затихший было рокот мотора усилился. Свитенко остановился и обмер: выпустив шасси, "чайка" заходила на посадку.

Командир эскадрильи бросился навстречу самолету. Слонов что-то кричал и показывал на правую плоскость. Свитенко ничком растянулся на ней и ухватился руками за ленты расчалок. Подпрыгивая на ухабах, самолет помчался по полю. Потом тряска прекратилась. Встречный поток воздуха усилился, держаться на плоскости стало трудней.

Хорошо еще, что "чайка" - биплан и крылья у нее "двухэтажные": можно держаться за расчалки, которыми соединены крылья. Правда, эти плоские стальные ленты сейчас напоминают ножи. И как назло куда-то девались перчатки. Наверное остались в кабине и сгорели.

Руки немели, тело будто налилось свинцом. Нельзя даже шелохнуться. Даже на секундочку нельзя разжать ладони. Тугая волна ветра сразу сбросит вниз... С головы сорвало шлем. Временами Свитенко казалось, что не удержаться. От сильного напряжения руки ослабели. А самолет все время кренился вправо, и приходилось еще сильней сжимать острые расчалки, чтобы не соскользнуть вниз. Будь сейчас у Свитенко парашют, прыгнул бы он вниз: линия фронта уже позади. Но он сгорел вместе с самолетом. Кто же знал, что после вынужденной посадки на территории, занятой врагом, может потребоваться парашют!

Колеса уже коснулись земли, самолет, пробежав по аэродрому, замер, а Свитенко еще лежал на крыле. То ли не верилось, что закончился этот небывалый полет, то ли не сразу удалось разжать закостеневшие пальцы. Очутившись наконец на земле, он шагнул навстречу выпрыгнувшему из кабины Алибеку. Они молча, по-мужски крепко обнялись...

И снова были бои. Став Героем Советского Союза во время прорыва блокады, Свитенко не менее геройски сражался и при окончательном освобождении Ленинграда. Лишь после войны он распрощался с городом, который защищал с первого тревожного рассвета...

Получилось так, что я надолго потерял из виду Николая Ивановича. Правда, году в пятьдесят втором, когда я служил на Дальнем Востоке, мне снова довелось услышать о нем. Говорили, что он где-то недалеко командует авиационным соединением. Выяснилось, однако, что это "недалеко" - без малого две тысячи километров. Так и не пришлось повидаться. И вот совсем недавно, в шестьдесят третьем году, я узнал, что Свитенко вернулся в свой родной Харьков. Написал ему.

Вскоре пришел ответ. Оказалось, что Свитенко уже не в армии. Но не так-то просто бывший летчик нашел свое место в новой для него жизни. Вот что он писал:

"Ты понимаешь, я не ходил, я бродил по Харькову. В родном городе я чувствовал себя чужим человеком. Ну пусть я отлетал свое, отслужил. Какую-то пользу я ведь могу еще принести. А меня вежливо выпроваживали. Как только узнают, что я награжден Золотой Звездой да еще в генералах ходил - разводят руками. Советуют поискать должность повыше. Я им твержу, что мне не должность нужна, а работа, что до службы в армии я закончил техникум и работал конструктором на станкостроительном заводе, что готов и теперь сесть за доску. Не верят. Собственно тому, что я был конструктором, может, и верят, но не верят, что будет толк из человека, столько времени не работавшего по специальности и дослужившегося до таких чинов и званий. Да и зачем, говорят, при вашей генеральской пенсии садиться за доску, чертить, конструировать? Ну прямо хоть скрывай, что ты генерал, что ты Герой Советского Союза, что тебя правительство удостоило пятнадцати боевых наград".

Наконец Свитенко все-таки встретил человека, который увидел, что у бывшего летчика есть не только прошлое. Этот человек - начальник конструкторского бюро - сказал:

— Конечно, ваши чины и звания великоваты для должности конструктора второй категории. Но ничего другого предложить пока не можем. Вам придется не только многое вспомнить. Многому надо учиться заново. Пока вы много лет служили, летали, воевали, техника шла вперед.

Однако очень скоро все увидели, что конструктор Свитенко освоился с работой. Прошло менее года, и его назначили заместителем начальника бюро.

Письмо заканчивалось так: "В армии мне не раз приходилось произносить уставную, но всегда торжественно звучащую фразу - служу Советскому Союзу! Я рад, что и теперь, став гражданским человеком, могу с полным основанием сказать: служу Советскому Союзу!"