Лапшов Иван Антонович

Широка Нева. Широка, когда глядишь на нее, но еще шире она кажется, когда бежишь по ее льду под вражеским огнем. Будет ли конец ледяной глади? Остановиться передохнуть нельзя. Превратишься в мишень.

И старшина Иван Лапшов не останавливался. Следом за ним бежали солдаты. Он понимал: чем быстрее достигнешь противоположного берега, тем меньше потерь.

Уже задыхаясь, Лапшов с разбегу ткнулся в снежный намет, горбившийся у самого берега. Взобраться по крутому склону было нелегко. Мало того, что высокий берег Невы сам по себе являлся хорошим естественным препятствием, фашисты еще залили его водой, превратив в ледяную гору.

Лапшов знал это и потому припас моток веревки. Сняв с плеча, старшина ловко метнул его вверх и набросил петлю на кол проволочного заграждения. Держась за веревку, Лапшов, словно альпинист, вскарабкался на гребень. А в это время к нижнему концу веревки солдат Макаров уже привязывал восьмиметровую лестницу. Лапшов подтянул ее, закрепил. Солдаты начали подниматься наверх.

Старшина вытащил из-за пояса топор и принялся рубить колючую проволоку. В него стреляли, а он, распластавшись на обледенелом снегу, ряд за рядом рубил звеневшую на морозе железную паутину. Сделав проход, отбросил топор. Подскочил к траншее и прыгнул в нее. Стоявший за изгибом траншеи гитлеровец так увлекся стрельбой, что сразу не заметил свалившегося с бруствера Лапшова. Когда заметил, было уже поздно. Второй, бросившийся на старшину со штыком, успел сделать всего несколько шагов. Тоже упал, сбитый автоматной очередью.

Укрывшись за уступом, Лапшов ударил вдоль траншеи. Немцы всполошились, перебежали в более надежное место. Но теперь Лапшов был уже не один. Подоспели товарищи. Группе бойцов старшина приказал идти по траншее в одну сторону, а сам с солдатом Василием Пальчиковым пошел в другую.

Траншея привела к большому блиндажу. Запертая дверь не поддавалась. Старшина прикладом вышиб оконце, крикнул:

— Выходи!

И тут же отскочил в сторону. Из оконца хлестнула автоматная очередь. Оставалось одно - ответить гранатами.

Дверь блиндажа распахнулась. Вышло десятка полтора гитлеровцев с поднятыми кверху руками. Но, увидев, что русских только двое, кое-кто из пленных немцев уже начал опускать руки. Офицер даже потянулся к пистолетной кобуре. Очередь из автомата заставила гитлеровцев одуматься.

В траншее становилось все больше наших бойцов. Было с кем пробиваться дальше, было с кем отправить пленных в тыл.

Вырвавшись вперед, старшина с четырьмя солдатами оказался отрезанным от своих. Немцы окружили группу Лапшова. Врагов было во много раз больше, но пятеро русских бились, пока не подошла вся рота. Гитлеровцы сами очутились в кольце.

Только двум фашистам удалось вырваться из окружения. Заметив убегающих, боец Барашкин вскинул автомат. Лапшов остановил его:

— Пусть бегут. Заодно и нам дорогу укажут.

Немцы бежали к темневшим вдали нескольким избам. Они скрылись в одной из них, той, что побольше. Лапшов понимал, что врываться вслед за ними рискованно. Тем более, что старуха, выглянувшая из соседней избы, предупредила: "Там их много..."

Но другого выхода не было. Резко толкнув дверь, Лапшов крикнул охрипшим на морозе голосом:

— Стой!

И тут же по-немецки:

— Хенде хох!

Только что вбежавшие сюда фашисты стояли спиной к дверям. Не иначе как докладывали о случившемся офицеру. Увидев Лапшова, тот что-то крикнул. Один из солдат обернулся, вскинул винтовку. Лапшов дал очередь и - обомлел. Он еще нажимал спусковой крючок, но автомат молчал. Кончились патроны. Не было времени сменить диск или обменяться автоматом с кем-нибудь из стоявших на улице бойцов. Враги не должны были ни о чем догадаться. Малейшая заминка - и они возьмут верх.

Лапшов выставил вперед автомат, в котором не было ни одного патрона. Как бы не проглядеть, в избе тесно, не опустил бы кто руки. Заметил, что на печи сидят еще двое. Надо заставить их слезть вниз. Так будет спокойней. Лапшов не знал, как сказать им об этом. Два известных ему немецких слова были тут ни к чему: сидевшие на печи почти упирались поднятыми руками в потолок. Сделал выразительное движение автоматом и для верности крикнул:

— Слазь!

Гитлеровцы послушно спрыгнули с печи. Когда немецкие солдаты с поднятыми руками поодиночке вышли на улицу, Лапшов кивнул Барашкину:

— Присмотри за ними, а я диск сменю. Пугал-то я их пустым автоматом.

К подходу роты старшина Лапшов, привыкший делать все по-хозяйски, успел записать трофеи. Их было не так уж мало: четыре орудия, склад боеприпасов.

Выслушав рапорт старшины, командир роты похвалил его. Потом шутливо подмигнул:

— Далеко пойдешь, Иван Антонович. Если с четырьмя солдатами деревню занял, пленных и трофеи взял, значит, со временем вполне можешь выйти в полководцы. Советую идти по военной линии.

Между прочим, до недавней встречи с Героем Советского Союза Лапшовым я считал, что он действительно остался в армии. Причиной тому был выписанный в архиве адрес - Москва, Малооктябрьские лагеря, дом № 7. Оказалось, что таких лагерей давно нет. Даже устаревшее название вышло из употребления. Здесь выросли новые улицы. На одной из них, названной Вторым Волоколамским проездом, и живет теперь Иван Антонович. Он и до этого жил здесь же, но в небольшом деревянном домишке, которого теперь нет и в помине. Его снесли, и Лапшов переселился в выросший рядом пятиэтажный дом.

Вспомнив пророчество командира, Иван Антонович рассмеялся:

— Нет, военный из меня не получился. Работаю на заводе и очень доволен. Я и воевать-то начал не винтовкой, а поварешкой. Старшина, как только узнал, что до армии я работал в Москве на фабрике-кухне, сразу определил меня в повара. Доказываю, что на фабрике-кухне я был всего-навсего автослесарем, - не помогло. Приказу, конечно, подчинился. Потом все-таки упросил командира перевести в строй.

А возможность остаться военным у Ивана Антоновича действительно была. После войны ему предложили служить и дальше, учиться посылали. Не согласился. Мнение своих командиров о том, что у него есть призвание к военному делу, Иван Антонович не разделяет:

— Какое там призвание? Война заставила - вот и все призвание.