Зинченко Алексей Родионович

Старая лётная книжка напоминает Алексею Родионовичу Зинченко о многом. Начиная с 27 июня 1942 года в нее записывались краткие сведения о каждом боевом вылете. До этого Зинченко возил почту из Перми в Кудымкар и еще дальше на Север - до самой Гайны. Путь неблизкий и, главное, нелегкий. На многие сотни километров ни души. Сплошная тайга.

От последнего почтового рейса до первого боевого вылета времени прошло немало. Надо было изучить военное дело, овладеть новой машиной. Зато первый фронтовой вылет стал боевым во всех отношениях. Пушками и пулеметами Зинченко заставил замвлчать несколько вражеских огневых точек, стрелявших по нашим пехотинцам. Боевое крещение получил не только пилот. В самолете светились дыры от осколков немецких зенитных снарядов.

Все хвалили Алексея Зинченко. Еще бы, ведь он отличился! Как следует ударил по врагу, а попав под зенитный огонь, не растерялся. Но, несмотря на похвалу, летчик ходил хмурый. Пока техники будут ремонтировать машину, он останется "безлошадным". И вдруг радость: в тот же день ему удалось снова сесть в самолет, - дали другую машину.

Штурмуя минометные батареи, Зинченко снижался чуть ли не до самой земли. Сделал уже пять заходов. На шестом что-то сильно ударило в мотор. И если правильно называют мотор сердцем самолета, то прямо над целью ИЛ остался без сердца...

Зинченко все же вернулся на аэродром. Правда, с некоторым опозданием, так как добираться пришлось на попутных. Затем уже прибыл и его самолет. Тоже не совсем обычным путем - по земле, на буксире. Летчик посадил машину с разбитым мотором в расположении наших войск.

Таким был первый боевой день. Но тяжелые дни случались и потом. Однажды (в лётной книжке есть и дата - 28 августа 1942 года) во время штурмовки вражеских позиций, которая продолжалась двадцать минут, зенитным снарядом разворотило плоскость самолета и перебило тяги управления элеронами. Остальные повреждения нет надобности перечислять. Двухметровой дыры в крыле и неработающих элеронов вполне достаточно, чтобы врезаться в землю. Поэтому, когда Зинченко посадил самолет на свой аэродром, люди не верили собственным глазам.

Алексей Родионович перелистывает свою старую лётную книжку. Задерживает взгляд на какой-то выцветшей записи и задумчиво, будто размышляя вслух, говорит:

— Правильно, это было тоже в сорок втором...

...Гитлеровцам удалось потеснить пехотинцев. Зинченко получил приказ: нанести штурмовой удар по бывшим нашим окопам и помочь отбить их у фашистов. Хорошо сказать - нанести удар, когда расстояние между нашими солдатами и гитлеровцами всего тридцать метров. Малейшее отклонение - и сбросишь бомбы на своих.

Перед вылетом Зинченко приказал, чтобы до него никто не бомбил и не стрелял. Целиться будет он, а все остальные пусть штурмуют по его примеру. Группу построил так, чтобы самому быть ближе всех к нашим войскам.

Когда после штурмовки самолеты вернулись на аэродром, командир полка подбежал к машине Зинченко: "Ну?"

Что мог ответить Зинченко? Штурмовал. Но как - это должны сказать пехотинцы. Он старался бить точно по окопам...

Никто прежде не видел старшего лейтенанта Зинченко таким мрачным. Наконец к вечеру пришло долгожданное сообщение: удар произведен точно. Окопы отбиты у врага. Пехота благодарит!

И еще один вылет крепко запомнился Алексею Родионовичу. Это было уже 13 мая сорок третьего года. Обнаружив на станции Татино эшелон, который отправлялся в сторону Ленинграда, Зинченко атаковал его. Но ограничиться одним заходом не захотел: на платформах стояли танки, орудия. И хотя небо над станцией было в зенитных разрывах, Зинченко произвел еще несколько атак. При выходе из одной что-то обожгло грудь. Мельком взглянул на комбинезон - дыра. Закончил атаку и, качнув ведомому крыльями, взял курс на аэродром.

Зинченко еще раз взглянул на дырку в комбинезоне. Боль была несильной, но летчик чувствовал, что гимнастерка все больше намокает. Слабели руки. А до своего аэродрома далеко. Пришлось садиться на промежуточный.

Врач быстро перевязал рану. Осколка вынимать не стал. Сказал, что это сделают в госпитале. В госпитале? Зинченко вовсе туда не собирался. Ему надо было лететь дальше, на свой аэродром. Врач понял, что с этим упрямцем ничего не поделаешь. Хорошо еще, что согласился немного передохнуть.

В этот же день Зинченко был на своем аэродроме. Здесь ему сменили пропитавшуюся кровью повязку. В госпиталь опять не поехал.

Я поинтересовался, когда же ему вынули осколок.

— А он у меня прижился. - Зинченко ткнул себя пальцем в грудь рядом с тем местом, где на пиджаке висит Золотая Звезда. - Так и хожу с кусочком стали над сердцем.