Мациевич Василий Антонович

Увидев в моих руках блокнот, Василий Антонович Мациевич не смог сдержать улыбки.

— Итак, с чего же мы начнем? Опять с того, что я потомственный летчик, что один из первых русских авиаторов Лев Мациевич мой родственник?

И уже серьезно:

— Не надо об этом. Ничего "фамильного" в моей лётной карьере нет. О Льве Мациевиче я узнал, когда уже закончил лётную школу. Да и то случайно. Откуда мне было знать родословную? С шести лет остался круглым сиротой, воспитывался в детском доме. Так что летчиком сделал меня не двоюродный дядя. И вообще-то летать я не собирался. К морю тянуло - это да...

У Василия Мациевича были основания видеть себя моряком. В 1932 году слесарь ленинградского завода имени Карла Маркса стал студентом морского техникума Совторгфлота. Но учиться там пришлось мало - всего год. Молодой советской авиации требовалось крепкое пополнение. Комиссия отбирала лучших коммунистов и комсомольцев. Первым из студентов вызвали Василия Мациевича. В двадцать лет он был уже секретарем студенческой партийной организации.

С мыслью о море пришлось распрощаться. Жалел об этом Василий недолго. В первом же полете его переполнило ни с чем не сравнимое волнующее чувство. Даже во время войны, когда каждое боевое задание таило в себе бесчисленные опасности, полет так и не стал для Василия Мациевича чем-то будничным, заученным раз и навсегда.

Его боевой друг Дмитрий Оскаленко сказал однажды, что Мациевич летает так же, как играет, - с душой.

У Оскаленко были все основания для такого сравнения. Он видел Мациевича в воздухе и слышал его игру. В дачном домике, отданном во время войны их эскадрилье, стояло старенькое пианино. Когда выдавалось свободное время (чаще всего это случалось в непогоду), командир подсаживался к инструменту. В комнате сразу становилось тесно, - собирались все летчики.

Репертуар командира эскадрильи был не так уж велик, но летчики слушали его охотно. Казалось, Мациевич размышляет над клавишами. Может быть, потому одна и та же мелодия в разное время звучала по-иному, с каким-то особенным оттенком. И в каждый свой полет он вкладывал что-то новое.

Летать Мациевичу приходилось больше ночью. Его эскадрилья выруливала на старт в сумерках. Если не появлялись бомбардировщики, Мациевич изматывал врага ночными штурмовками. Артиллерийские батареи, которые днем нелегко разглядеть, он находил ночью по вспышкам выстрелов. По отдельным огонькам, отблескам фар угадывал движение автоколонн противника, места разгрузки его эшелонов.

Слава эскадрильи Мациевича, а затем и полка быстро росла. Его ставили в пример. Иные в таких случаях говорили:

— Люди-то у него - один к одному, герои!

Что верно, то верно. Но они не родились героями. Было время, когда кое-кому хотелось, чтобы подольше не раздавался сигнал на вылет. Не все ведь возвращались с боевых заданий...

А Мациевич, если очень долго не звонили с командного пункта, сам вертел ручку полевого аппарата и кричал в трубку:

— Если заданий нет, разрешите слетать на свободную охоту?

Получив разрешение, говорил летчикам (именно говорил, а не приказывал):

— Слетаем, ребята? К чему время терять? Наберем бомбочек и ударим по батареям.

Однажды молодой летчик сказал:

— Только услышат звук наших моторов, зенитки такой фейерверк устроят, что пух полетит.

— А мы можем сделать так, чтобы они не услышали. В сторонке наберем высоту, потом моторчики приглушим и тихонечко-тихонечко подберемся прямо к батареям. Конечно, потом они нас услышат. Но уж после того, как вытряхнем на них бомбы.

Летчик улыбнулся: "Хитер командир. С таким не пропадешь".

Было очень радостно видеть, как молодые летчики обретали уверенность. В условиях ленинградской блокады вера в свои силы, в победу становилась могучим оружием. Именно эта вера помогала побеждать в тяжелых, неравных схватках. Еще в 1941 году Мациевич вел бой, после которого летчики спрашивали: "Как же это вы, товарищ командир, решились парой атаковать десятерых?" - "Как решился? - переспросил Василий Антонович. - А я, признаться, не думал: решаться мне на это или не решаться. Надо было".

Правда, и самолету Мациевича порядком досталось. Был пробит бак. С головы до ног летчика залило бензином. Каждую секунду машина могла загореться. А Мациевич летел. Повредило карбюратор мотора и разворотило фюзеляж. Мациевич летел. А когда надо было идти на посадку, оказалось, что в бою повреждены еще и шасси. Выпустить удалось только одно колесо. Старым летчикам, которым довелось летать на истребителе И-16, понятно, что, посадив эту машину на одно колесо, Мациевич сделал невозможное.

Но ведь и сам бой нарушил всякие представления о возможном. Вдвоем с летчиком Цыганенко Мациевич заставил "Мессершмитты-110" сбросить бомбы на свои же войска.

А то, что сделал Мациевич 4 апреля 1942 года, разве укладывается в обычные понятия? С четырьмя своими ведомыми он вылетел навстречу целой туче немецких самолетов.

Это был тяжелый день для ленинградских летчиков. Истребителям врага удалось заблокировать некоторые наши аэродромы. "Мессершмитты" кружили над ними, и подняться не было никакой возможности. В воздухе находилась лишь горстка советских истребителей.

Группа Мациевича перехватила над Финским заливом немецкие бомбардировщики. Четыре из них были сбиты. Вдруг пулеметная очередь сшибла с самолета Мациевича фонарь. Поврежденный мотор заглох.

А внизу уже тронувшийся лед Финского залива. Весна. И снова Мациевич сделал невероятное: посадил самолет на плавающую льдину. Добраться до берега помогли подъехавшие на лодке бойцы. Потом удалось подогнать льдину к берегу и снять с нее самолет.

Когда заканчивался ремонт истребителя, Мациевич попросил техников поярче подрисовать бортовой номер. Пусть фашисты знают, что самолет № 14 существует! И уже через несколько дней его "ишачок" штурмовал немецкий аэродром. Удар был удачным. Однако при выходе из атаки зенитный снаряд отбил кусок левой плоскости, повредил элерон и руль глубины. Самолет начал валиться влево. Мациевич попытался выровнять машину, но разбитый элерон так заело, что даже обеими руками не удавалось сдвинуть колонку управления. Пришлось помогать еще коленями.

Василий Антонович так и привел самолет на аэродром, зажав ручку управления ладонями и коленями. Привел в облаках, чтобы отвязаться от преследования "мессершмиттов".

Через несколько дней его машина опять была в воздухе.

— В общем, "ишачок" номер четырнадцать оказался неистребимым истребителем, - говорит Василий Антонович. - Сколько раз золотые наши ребята техники возвращали ему жизнь.

Он бесконечно долго может рассказывать о своих золотых ребятах техниках, которые, едва держась на ногах от истощения, готовили самолеты к бою, и о золотых ребятах летчиках, которые ради победы шли на все. Врезался ведь Алексей Севастьянов над Ленинградом в немецкий бомбардировщик! А Дима Оскаленко, Коля Щербина, Жора Петров - об их подвигах тоже можно рассказать немало. Уже одно то, что все они удостоены Золотых Звезд, говорит о многом.

Василий Антонович не скрывает, что гордится своим полком. Он уже давно не командует им, но своим все-таки называет. Дело, видимо, не только в привычке. Едва выдается случай, полковник Мациевич навещает часть, которую во время войны водил в бой. Его все знают. Здесь установлен хороший порядок: прежде чем получить самолет - побывай в полковом музее, узнай, как летали и воевали старшие товарищи.

Молодежь гордится героями войны, а Василий Антонович - теми, кто сменил ветеранов. На это у него есть веские основания. Рядом с портретами героев боев - портрет Героя Советского Союза, которому в. начале войны было всего только шесть лет. Это Герман Титов. И он сделал то, что когда-то считалось невозможным: сутки пробыл в космосе, семнадцать раз облетел вокруг земного шара. Космонавт-два тоже не забывает однополчан.

Старому летчику и молодому космонавту не раз уже доводилось встречаться в родном полку...