Самую первую свою победу Чирков одержал задолго до войны - в тридцать девятом году. Тогда его врагом была тяжелая болезнь. Во время тренировочного прыжка с парашютом молодой летчик, неудачно приземлившись, сломал ногу. Да так, что после нескольких операций врачи решились на ампутацию.
Летчик уже было смирился с этим, но в самый последний момент передумал. Госпиталь находился неподалеку от аэродрома. Услышав звук пролетавшего самолета, Чирков отбросил маску с наркозом и твердо сказал:
— Не дам резать!
Его отвезли в Ленинград к известному хирургу. Пусть, мол, светило растолкует этому упрямцу, что спасти ногу все равно нельзя. Однако профессор сказал:
— Трудно, но надо попробовать. Он будет нам хорошим помощником. Больной иногда может сделать то, что не под силу врачам. И я не удивлюсь, если этот упрямец снова начнет ходить на своих ногах, а потом и в небо поднимется.
Так и случилось.
Во время войны Андрей Чирков не раз поражал всех необыкновенным мужеством. В сорок первом году он дважды был ранен и дважды до срока уходил из госпиталя, возвращался в часть. Но то, что случилось 21 января 1942 года под Погостьем, не оставляло сомнения - Чирков не вернется...
Было это уже под вечер. Летчики прикрывали наши войска от налетов фашистской авиации. Зоркий, настороженный, Андрей Чирков первым увидел силуэты вражеских самолетов. Это были истребители "Хейнкель-113". Головная пара шла в атаку на наши самолеты. Остальные четыре были готовы вступить в бой каждую секунду.
Чирков пошел навстречу врагу. Летчик ведущего "хейнкеля" не отвернул. Самолеты шли друг на друга. Силуэт вражеской машины уже заполнил весь прицел. Чирков дал пулеметную очередь. "Хейнкель" приближался...
Уже потом, с трудом подбирая слова, Чирков рассказывал мне:
— Ну, понимаешь, не мог я уступить фашисту. Чувствовал себя так, вроде бы шли мы с ним не один на один, а строй на строй.
Обмороженной рукой, на которой пузырились волдыри, он потер лоб.
— Я не о том строе, в котором военные ходят, а о строе всей жизни.
Так он говорил спустя два дня после боя. А тогда... Тогда до боли в пальцах сжимал ручку управления.
Гитлеровец не выдержал: в последний момент рванулся вверх. Чирков - за ним. Любой ценой он решил сбить фашиста.
Резко взмыв, Чирков снова оказался перед "хейнкелем". Это произошло так неожиданно, что вражеский летчик уже не мог ничего предпринять. Самолеты столкнулись...
Андрей успел заметить, что "хейнкель" разваливается на куски. Падал, ломался и самолет Чиркова. Он выбросился из кабины и раскрыл парашют. Теперь можно было осмотреться. Увидев землю, летчик пришел в смятение: ветер сносил парашют за линию фронта.
Чирков начал подтягивать стропы, пытаясь превратить шелковый купол в подобие управляемого паруса. Ничего из этого не получилось. Заставить парашют скользить в обратную сторону, против ветра, не удалось. Приближалась земля, на которой был враг.
Приземлился Чирков в лесу. И так как дело происходило под вечер, врагам не удалось обнаружить советского летчика. Голоса немцев постепенно отдалялись и скоро совсем пропали. Андрей начал пробираться к своим. По его предположениям, до линии фронта было километров двенадцать. Выбрать направление помогли карта и компас, лежавшие в объемистом кармане комбинезона. Однако верный курс еще далеко не все. На каждом шагу летчика подстерегала опасность. Он мог неожиданно столкнуться с немцами. Был у Чиркова и другой враг, который неотступно следовал за ним и все больше давал о себе знать, - мороз. В воздухе с Чиркова сорвало шлем, перчатки. Как ни прятал он руки, как ни поднимал воротник комбинезона, пальцы деревенели, а голову будто стягивало обручем. Скоро меховые унты стали невероятно тяжелыми. Чирков с трудом вытаскивал их из глубокого снега. Одолевала усталость. Хотелось присесть, отдохнуть. Чирков несколько раз падал, но торопливо поднимался и снова шел. Отдыхать решил стоя, прислонясь к дереву. Садиться боялся, чтобы совсем не одолела слабость. Перед рассветом чуть было не наткнулся на немецкий патруль, но успел спрятаться за дерево. Гитлеровцы прошли так и не заметив летчика.
Все чаще слышались голоса, возникали силуэты людей. Потом опять никого. Чирков понял, что передний край совсем близко. Немцы прячутся в укрытия, чтобы не попасть под пулю или осколок. Это было на руку летчику. Мешали только взлетавшие время от времени ракеты. Однако и от них была польза. При свете ракет он высмотрел расположение пулеметных гнезд, заметил, где стоит артиллерийская батарея, отыскал в проволочном заграждении место, развороченное снарядом. Едва погасла одна ракета и еще не взвилась вторая, Чирков метнулся к ближайшей воронке. Переждал, когда снова воцарится темнота, и с разбегу ткнулся в то место, где колючая проволока была изорвана снарядом.
Из окопов ударили автоматы. Чирков припал к земле. Отлежавшись немного, снова пополз. Так и добрался до нашего переднего края.
Это было третье и самое неожиданное возвращение Чиркова в полк.
И когда в 1944 году Андрей Васильевич, к тому времени командир полка и Герой Советского Союза, опять не вернулся с боевого задания, летчики успокаивали друг друга: "Не может он пропасть". Слова ведомого о том, что хвост командирской машины отрубило зенитным снарядом, не хотели принимать в расчет.
Но время шло, а командира не было. И вдруг, когда летчики уже начали терять последнюю надежду, к командному пункту полка подкатила машина, из которой устало выбрался майор Чирков. Прощаясь с шофером, он вдруг спохватился и начал рыться в карманах:
— Не нужны мне теперь эти трофеи. - И высыпал в руку шоферу горсть пуговиц. - Верни их. Пусть пришьют обратно.
Окружившие Чиркова однополчане ничего не понимали. Тогда майор сказал:
— О том, что мне пришлось еще раз побывать за линией фронта, вы, конечно, догадываетесь. Так вот, пробираюсь я по лесу и вижу двух фашистов. Колдуют что-то над телефонным кабелем. Значит, связисты. Ну, думаю, была не была. Кричу: "Руки вверх!" Они вмиг все побросали, и ладошки к небу. А так как их все-таки двое, обрезал я им пуговицы на штанах. Так, думаю, спокойней будет. В таком виде и сдал нашей наступающей пехоте. А вот сейчас вспомнил про пуговицы...
Все расхохотались. Чирков оглядел подчиненных и с напускной строгостью сказал:
— Командир вернулся, а им смешки. Лучше докладывайте, как дела. И машину мне подготовить. Сегодня не полечу, а завтра - обязательно.
|