Началась первая блокадная зима. Вместе с ее тяготами на Ленинград обрушилась еще одна беда. Захватив станцию Тихвин, немцы перерезали железную дорогу, по которой к берегу Ладожского озера подвозилось продовольствие. Вокруг Ленинграда замкнулось второе кольцо блокады.
Бои за Тихвин были ожесточенными. Все понимали: ради Ленинграда нужно во что бы то ни стало отбить у врага эту узловую станцию.
В боях за Тихвин совершено много подвигов. Храбрейшим присвоено звание Героя Советского Союза. Это - Василий Михайлович Зайцев, Иван Акимович Ковшаров, Михаил Кузьмич Кузьмин, Ильдар Мананович Мананов, Василий Дмитриевич Панфилов, Михаил Евгеньевич Пятикоп, Андрей Иванович Ращупкин, Александр Петрович Силантьев и Александр Георгиевич Ястребов. Правда, последнему из них - Ястребову - звание Героя присвоено не 17 декабря 1941 года, как остальным восьмерым, а значительно позже. 17 декабря Президиум Верховного Совета СССР наградил орденом Красного Знамени батальон, где Александр Георгиевич был комиссаром. Указ о награждении его самого появился только 22 февраля 1943 года.
 Ястребов Александр Георгиевич | Ястребов прибыл в 184-й отдельный саперный батальон, когда, захватив Тихвин, немцы пытались наступать дальше. Буквально за каждый рубеж, за каждую пядь земли шли ожесточенные бои. Саперам приходилось сражаться, как пехотинцам. С новым военкомом бойцы познакомились в боях. Вступление политрука Ястребова в должность комиссара батальона началось с того, что он несколько раз поднимал бойцов в атаку. Прошло каких-нибудь три дня, а саперам казалось, что знают они этого человека давным-давно. Стало даже известно, что Ястребов - ленинградец, что недалеко от Зимнего - на улице Халтурина - у него остались жена и двое детишек. Говорили, что комиссар человек обстрелянный - воевал еще в финскую, был ранен. С двадцать восьмого года партийный. Бои были тяжелыми, но батальон уже не отходил. Наоборот, он начал теснить немцев, захватил населенный пункт Вейтуй, наступал на деревню Березовик. И вот как раз на подступах к ней батальон атаковали фашистские танки. Ястребов с группой саперов находился впереди. Противотанковых гранат оставалось самая малость. Тогда в самый критический момент комиссар поднялся и крикнул: — За Родину! Увидев, что военком бросился вперед, бойцы тоже вскочили на ноги. Схватив последние гранаты, они пошли на врага. После того как было подорвано несколько танков, немцы прекратили атаку и отошли. Саперы могли торжествовать. Могли, если бы не тяжкая утрата. Человек, которому батальон был обязан победой в этом бою, погиб. Саперы прощались с ним, как со старым, любимым другом. А воевать вместе им довелось всего лишь три дня. 10 ноября 1941 года комиссар Ястребов прибыл в батальон, а 13 ноября погиб. * * * |
 Кузьмин Михаил Кузьмич | Пример небывалой самоотверженности показал в боях за Тихвин и другой политработник - комиссар роты 46-го танкового полка Михаил Кузьмич Кузьмин. Встретил он войну опытным танкистом, хотя в юности и не помышлял о военной карьере. Окончив семилетку, пошел учиться дальше, получил специальность техника по установке нефтяных вышек. До самого призыва в армию возводил он в степях высоченные ажурные пирамиды. Нравилась Михаилу эта работа. Рассчитывал, что, отслужив свой срок, он снова займется полюбившимся делом. Вышло, однако, по-другому. Бремя становилось все более тревожным. Армии требовались хорошие специалисты, и танкисту Кузьмину предложили поехать в училище. Закончив его, он так и остался военным. Кузьмин мастерски водил танк, метко стрелял. Но ценили его в полку не только за это. У коммуниста Кузьмина был какой-то дар владеть душами людей. Ему верили и шли за ним на любое дело. Поэтому никого не удивило, что Михаил стал политработником. Закончив военно-политическое училище, он получил звание политрука и должность комиссара танковой роты. Это было уже перед самой войной. Бои за Тихвин стали для Кузьмина первым боевым испытанием. Отличился он и как политработник, и как танкист. 29 ноября 1941 года недалеко от Тихвина в бою за так называемый кордон лесника танк, в котором находился политрук Кузьмин, очутился в тяжелом положении. В момент атаки вражеских позиций машина оказалась подбитой. Выбыл из строя и экипаж. Единственный, кто еще держался на ногах, это политрук Кузьмин. И он начал неравный поединок с вражескими артиллеристами. Танк загорелся. Кузьмин продолжал стрелять. Бросить машину - значило открыть дорогу врагу. Этого Кузьмин допустить не мог. Он стрелял, пока были силы, пока оставались снаряды и патроны. Стрелял в танке, уже охваченном огнем. До самого конца он не оставил свою машину. Стреляя, сгорел в ней... * * * Через неделю - 8 декабря - так поступили еще два танкиста из этого же полка: командир танкового взвода младший лейтенант Зайцев и стрелок-радист младший сержант Ращупкин. |
 Зайцев Василий Михайлович | По профессии Зайцев был агрономом. Работал на опытной станции, в МТС, в районном земельном отделе. Почувствовав, что знаний, полученных в техникуме, не хватает, поступил в Ленинградский сельскохозяйственный институт. Закончил его с отличием и уехал в Карелию. Война застала Василия Михайловича Зайцева в должности заместителя наркома совхозов Карелии. Узнав, что его оставляют в тылу, Зайцев запротестовал: ведь он не только агроном, но и танкист. Эту профессию он приобрел во время войны с белофиннами. Заместитель наркома добился своего: 29 августа 1941 года он стал командиром танка. С фронта Василий Михайлович часто писал жене. На одном и том же листке встречаются разные даты: случалось, что бои не давали закончить письмо. 13.Х.41. "...Вот уже несколько дней участвую в ожесточенных боях... День и ночь сижу в танке. В танке и пишу письмо. Кругом рвутся снаряды, думаешь, вот-вот тебя не будет в живых. А жить так хочется, ради жизни готов перенести любые военные тяготы... Это письмо я тоже не знаю, как буду отправлять, но, возможно, с кем-нибудь и перешлю. Ну все, получен приказ атаковать противника, письмо допишу после..." 14.Х.41. "..Итак, все благополучно, продолжаю. Очень холодно. Нахожусь в засаде и пишу письмо. Опять приходится прекратить писать, приехал командир подразделения и приказал ехать в штаб батальона, а взвод танков передать другому товарищу. В чем дело, сам не знаю. Ну, ладно, допишу после..." 15.X.41. "...Погружаюсь в товарный поезд и еду... Чувствую, что еду защищать сердце Родины моей - Москву... Это великая честь..." Но воевать танкисту Зайцеву пришлось не за столицу, а за небольшой городок Тихвин. 23 ноября 1941 года он писал жене: "...Я жив и здоров. Наконец выбрал свободную минутку. Все время в ожесточенных боях, в день несколько атак... 22 ноября на своем танке ходил три раза в атаку. Результаты таковы: убито и ранено около трехсот солдат и офицеров, уничтожено около тридцати пулеметов, несколько пушек и автомашин. Самому ничего, так кое-где немного поцарапало, а из экипажа кое-кого ранило... Пока всё. Если есть кубики на петлицы, то пришли, ибо скоро буду лейтенантом". О последнем бое Василия Михайловича Зайцева рассказал мне бывший командир полка полковник Косогорский. 8 декабря Зайцев получил задание разведать деревню Лазаревичи, расположенную всего лишь в нескольких километрах от Тихвина. Приказ он выполнил, но избежать боя не удалось. Стрелок-радист Андрей Ращупкин передал: "Деревня занята противником, ведем бой. Уничтожили десятка три фашистов". В ответ он принял радиограмму, состоявшую всего лишь из одного слова: "Возвращайтесь". Экипаж вернулся. Командир поблагодарил Зайцева за разведку и удачный бой. Хотел уже отпустить его, но тут вошел начальник штаба и доложил, что получено приказание разведать населенный пункт Новый Погорелец. Командир задумался, прикидывая, какому взводу поручить это нелегкое дело. Новый Погорелец находился еще дальше Лазаревичей. — Разрешите мне, - попросил Зайцев. - Другим экипажам надо готовиться, а мы готовы. Дорогу до Лазаревичей уже знаем, а оттуда до Погорельца рукой подать. Предложение было разумным, и командир согласился. Он спросил лишь, сколько танков нужно Зайцеву. На это командир взвода ответил, что ему хватит и одного. Одной машине легче проскочить, чем целому взводу. Так и решили. А вскоре штабной радист принял радиограмму. Ращупкин сообщал: "Лазаревичи прошли благополучно". |
 Ращупкин Андрей Иванович | Вторая радиограмма была тоже бодрой: "В Погорельце обнаружили немецкий штаб. Уничтожили. Возвращаемся". После этого рация Ращупкина долго молчала. В штабе полка начали тревожиться. Наконец экипаж ганка передал: "На обратном пути в Лазаревичи попали в засаду. Ведем бой". Командир приказал заводить моторы, идти на помощь разведчикам. В это время была принята последняя радиограмма от Ращупкина: "Горим... Врагу не сдаемся..." Когда наши танкисты ворвались в Лазаревичи, они увидели обгоревшую машину Зайцева и вокруг нее до полусотни убитых гитлеровцев. Зайцев и Ращупкин дорого отдали свою жизнь. В начале боя был убит механик-водитель, танк горел, а они продолжали стрелять до последнего вздоха... Так и не вернулся больше Василий Зайцев к исполнению своих наркомовских обязанностей. Не вернулся в Кунцево и Андрюша Ращупкин. На память о нем дома остался ящик с его инструментами и сотни деталей для самодельного электромотора, который Андрюша не успел собрать. Зайцев и Ращупкин во многом были разными людьми. Да и возраст накладывал на них свой отпечаток. Десять лет разницы - это немало. Но в одном оба они - коммунист и комсомолец - были абсолютно схожи: ни при каких обстоятельствах не шли на сделку с собственной совестью, не искали, где легче, безопаснее. Выпускные экзамены в средней школе Андрей Ращупкин сдал с одной лишь четверкой по немецкому языку. Да и то учителя считали ее случайной. На педагогическом совете говорили даже, что Андрюша Ращупкин вполне заслужил отличный аттестат. Это помогло бы ему при поступлении в Высшее техническое училище имени Баумана, о чем юноша давно мечтал. Узнав об этих разговорах, Андрей сказал: — У меня есть четверка, и, значит, отличный аттестат мне не положен. Поблажек и натяжек мне не нужно. В Бауманском училище был большой конкурс - человек чуть ли не по двадцать на каждое место. Друзья советовали Андрею подать документы в другой институт, где претендентов не так много. — А я не хочу в другой, - ответил он. - Хочу только в этот, чтобы потом конструировать машины. Он успешно сдал экзамены и был принят в Высшее техническое училище. Но ему не пришлось стать конструктором. Да, заместитель наркома Василий Михайлович Зайцев и первокурсник Андрей Ращупкин многого не доделали в жизни. Но они навечно остались с нами. Имя Зайцева присвоено карельскому совхозу, в котором когда-то работал Василий Михайлович. В честь его названы также две улицы: в Петрозаводске, откуда он ушел на фронт, и в Тихвине, за который сражался. Именем москвича Андрея Ращупкина названа улица в столице. * * * |
 Пятикоп Михаил Евгеньевич | Михаил Евгеньевич Пятикоп, служивший в том же 46-м танковом полку, был постарше своих боевых друзей. Да и опытом превосходил их. Кадровый военный, он уже десять лет служил в армии. Когда перечисляют героев Тихвина, фамилию старшего лейтенанта Пятикопа называют одной из первых. Это справедливо. Только геройски сражался он и до Тихвина. Но это не все знают. Мало кому, например, известно, что уже через месяц после начала войны он совершил замечательный подвиг. 18 июля 1941 года 1-й батальон, в котором Пятикоп служил старшим адъютантом, получил приказ задержать немецкую танковую колонну. Батальон повел Пятикоп, заменивший раненого командира. По склонам холмов он скрытно вывел машины на опушку леса, близ которой проходило шоссе, и устроил здесь засаду. Вначале появились мотоциклисты. Пятикоп пропустил их. Потом показались танки. Дело происходило ночью, и они шли с зажженными фарами. Немцы не сомневались в своей безопасности - дорогу впереди проверяют мотоциклисты. А от них никаких тревожных сигналов. Едва первые танки поравнялись с засадой, как по команде Пятикопа девять советских танков открыли огонь. Целиться по светящимся фарам было легко. На шоссе вспыхнули пожары. Тут же вслед за головными машинами под огонь попали остальные немецкие танки и следовавшие за ними автомобили с пехотой. Придя в себя, противник начал отстреливаться. Потом, к утру, на выручку изрядно потрепанной колонне подошли свежие силы. Сражение шло весь день. Стихло оно только ночью. Уже сутки группа Пятикопа не выходила из боя. Впереди темнели остовы трех десятков сгоревших и разбитых немецких танков. Подсчитать убитых солдат и офицеров врага не было никакой возможности. Силы советских танкистов тоже значительно ослабли. Они потеряли четыре машины, а остальные пять, хотя и были на ходу, имели значительные повреждения. Боеприпасов оставалось в обрез. А из штаба бригады запросили по радио, может ли Пятикоп продержаться еще несколько часов? Он ответил, что попробует. Тут же отдал приказ снести остатки снарядов и патронов со всех машин в его, командирский танк. Оставшимся без боеприпасов экипажам велел забрать раненых и уходить в тыл. Ушел с прежнего места и сам Пятикоп. Сменил позицию и снова замаскировал танк. Вскоре, однако, ему пришлось обнаружить себя. Появились два немецких танка, и Пятикоп открыл по ним огонь. Как только они были подбиты, советская машина оставила свою засаду и пробралась к немцам в тыл. По шоссе в это время шли машины с пехотой и несколько штабных автобусов. Старший лейтенант Пятикоп приказал водителю выскочить прямо на шоссе и двигаться навстречу немецкой колонне. Два разбитых автобуса и много убитых гитлеровцев были лишь частью победы, одержанной в этом бою. В панике немцы решили, что в тыл им зашла целая танковая часть, и ударили по... своим. Пока гитлеровцы разбирались, что к чему, Пятикоп успел вывести свою машину в безопасное место. Продолжать бой он уже не мог. Кончились боеприпасы, иссякло горючее. Механик-водитель и башенный стрелок были тяжело ранены. Стрелка-радиста ранило еще раньше, и Пятикоп тогда же отправил его в тыл. Сам Пятикоп был тоже ранен. Дождавшись ночи, он помог товарищам дойти до ближайшей деревни. Немцев здесь не оказалось. Из деревни в лес уходили партизаны. Они и забрали с собой раненых танкистов. Но лишь двоих - водителя и башенного стрелка. Пятикоп решил вернуться в часть. 11 ноября сорок первого года, командуя под Тихвином группой танков, Михаил Пятикоп решительным броском вклинился в расположение вражеских войск. Немцы сами готовились наступать. Внезапно ворвавшись в деревню Кайвакса, Пятикоп опередил врагов. Огнем и гусеницами командирская машина уничтожила две противотанковые пушки, больше десятка пулеметных гнезд. Все же врагам удалось поджечь машину героя. Гитлеровцы предложили Пятикопу сдаться. Но он выпрыгнул из танка не для этого. К десяткам фашистов, которых он уничтожил раньше, прибавилось еще несколько, убитых им в рукопашном бою. * * * |
 Панфилов Василий Дмитриевич | Тяжелые бои за Тихвин происходили не только на земле, но и в воздухе. Погода стояла нелетная. Летать все же приходилось. Только с воздуха можно было наносить удары по вражеским тылам, эшелонам, аэродромам. В условиях плохой видимости, снегопада, обледенения каждый вылет требовал большого мастерства и подлинной самоотверженности. Особенно отличался в эти дни командир эскадрильи 225-го ближнебомбардировочного авиационного полка лейтенант Василий Панфилов. Он давно считался одним из храбрых летчиков полка. Летал Панфилов при самой отвратительной погоде. Однажды надо было нанести удар по немецким танкам, прорвавшим нашу оборону. И, как на грех, в это время шел проливной дождь. Панфилов все же вылетел и сбросил бомбы на танковую колонну. И вдруг, когда уже повернули обратно, дождь прекратился, засветило солнце. Радости это, однако, не принесло. Вместе с засиявшим солнцем появились немецкие истребители. Как ни отбивался экипаж, бомбардировщик Панфилова получил серьезные повреждения. Один мотор заглох, второй работал с перебоями. А хуже всего - запылало правое крыло самолета. С большим трудом Панфилову удалось дотянуть горящую машину до своей территории и спасти экипаж. Уже посадив самолет и выпрыгнув на землю, летчик заметил, что он ранен. Рукав комбинезона был в крови. Только в госпиталь Панфилов не пошел. Отказался. Под Тихвином он тоже попадал в сложные переплеты. Дважды его самолет был подбит вражескими зенитками и один раз "мессершмиттами". Но благодаря спокойствию и мужеству Панфилова экипаж возвращался на аэродром, чтобы снова летать, снова бить врагов. Пример командира воодушевлял летчиков. К началу декабря сорок первого года эскадрилья Панфилова совершила около шестисот боевых вылетов. И это только за три месяца пребывания на Ленинградском фронте. Под Любанью и Мгой, Шлиссельбургом и Чудовом, Тихвином и Грузином бомбы, сброшенные Панфиловым и его боевыми товарищами, уничтожили сотни гитлеровцев. Боевой счет эскадрильи рос с каждым днем. Когда ее командиру присвоили звание Героя Советского Союза, эскадрилья уже сбила свыше пятидесяти немецких самолетов. Только за месяц напряженных боев под Тихвином она разбила сто автомашин и тридцать танков врага. Да и после тихвинской операции на долю Панфилова выпало немало испытаний. Выдержал он их с честью. Комсомольцы Кинешмы, пославшие плановика Василия Панфилова в авиацию, могут гордиться своим товарищем. Гвардии подполковником, кавалером Золотой Звезды, ордена Ленина, четырех орденов Красного Знамени, орденов Отечественной войны и Александра Невского пришел он в мае сорок пятого в Берлин. * * * |
 Ковшаров Иван Акимович | Однополчанин Панфилова лейтенант Иван Акимович Ковшаров - штурман. От него зависела точность бомбометания. 27 октября 1941 года метким ударом он разрушил построенную немцами на болоте дорогу, по которой фашисты уже начали переправлять свои моторизованные войска. Ковшаров бомбил при сильном обстреле. Точно положил фугаски, разрушил гать и похоронил в болоте много вражеской боевой техники. Через два дня Ковшаров вывел из строя двадцать немецких автомашин и вслед за этим отбил атаку немецких истребителей. Еще через день нанес удар по скоплению моточастей врага юго-западнее Тихвина, уничтожил несколько танков и больше двадцати автомашин. Боевой счет Ковшарова рос. 12 ноября он вывел звено на заправочный пункт врага, уничтожил пять цистерн с горючим, восемь танков и двадцать автомашин, прибывших иа заправку. А на следующий день - 13 ноября - его звено разбило два железнодорожных состава по сорок вагонов в каждом. Утром 24 ноября он разбомбил южнее Тихвина вражескую автоколонну, а днем юго-западнее, близ деревни Ругуй, поджег четыре цистерны с горючим. При этом его самолет был подбит и приземлился в километре от цели, которую за несколько минут до этого бомбил. А до наших войск - шестьдесят километров! Лесами и болотами штурман вывел экипаж к своим. И едва придя в себя после трехдневного тяжелого, голодного пути, Ковшаров снова начал летать. 6 декабря он уже взорвал склад боеприпасов и склад горючего. * * * |
 Силантьев Александр Петрович | Имя летчика старшего лейтенанта Силантьева стало известным еще до зимних боев за Тихвин. 12 сентября он сопровождал транспортный самолет, на котором летел командующий Ленинградским фронтом. Александр Силантьев заметил четырех "мессершмиттов" и вступил с ними в бой. С первой же атаки он сбил немецкий истребитель. Остальных отогнал. Хотя официально Силантьев значится летчиком-истребителем, его боевой счет складывался не только из побед, одержанных в небе. Кроме семи самолетов, сбитых в воздушных боях, еще шестнадцать он уничтожил на вражеских аэродромах. Все это - до 17 декабря 1941 года, когда ему присвоили звание Героя Советского Союза. Воевать он продолжал и после этого. А служит и поныне. Но уже давно он не старший лейтенант. Теперь он генерал-майор авиации. * * * |
 Маннанов Ильдар Маннанович | Девятый из славной плеяды героев-тихвинцев - артиллерист Ильдар Мананов. Когда в 1966 году я разыскал его в татарском городе с несколько необычным названием Набережные Челны, не так-то просто было представить себе уже солидного председателя горплана двадцатилетним комсомольцем. Узнав, какими материалами я располагаю, он удивился: зачем, дескать, было разыскивать его, если все записано правильно! А записано-то было всего-навсего следующее: "Командир орудия 127-го полка 65-й стрелковой дивизии И. М. Мананов с открытых позиций расстреливал огневые точки, блиндажи и живую силу противника. Будучи раненным, истекая кровью, не оставил поля боя". Ильдар Мананович считал, что этого вполне достаточно. И только после настоятельных просьб он рассказал некоторые подробности этого боя. Вот его рассказ, тоже не слишком щедрый, но и не такой скупой, как те несколько строчек, которые я выписал из архива. "Это было в ноябре сорок первого года. Наша батарея, помогая пехоте, вела огонь по гитлеровцам, укрепившимся в совхозе близ Тихвина. Если не ошибаюсь, совхоз этот назывался Первомайский. Немцы не оставались в долгу - держали нас под огнем. Потом они пустили танки. Было их штук четырнадцать. Только атака эта не удалась, мы отбили ее и сами ударили по врагу. Совхоз был взят. Правда, обошлась нам эта победа недешево. И артиллеристы, и пехотинцы понесли большие потери. Еще не успела наша батарея как следует укрепиться на новых позициях, как немцы пошли в контратаку, чтобы снова захватить совхоз. Возле орудий рвались вражеские снаряды и бомбы. Все мои товарищи погибли. Я остался один. Один, да еще раненный в левое бедро. А тут опять немецкие танки и за ними пехота. Где уж тут было думать о своей ране! Я открыл огонь. Стрелял бронебойными, осколочными, шрапнелью. Все годилось. Бронебойные снаряды поражали танки, осколочные и шрапнель сметали пехоту. Стрелял без передышки. Даже не знаю, откуда у меня брались силы работать за целый орудийный расчет. Потом вижу - передо мной никого нет. Выходит, отбил атаку. На мое счастье, стемнело, а ночью немцы не слишком любили воевать. Темень, тишина и чертовски холодно. Стою у орудия один-одинешенек и думаю: пришел бы кто-нибудь. Но кругом ни одной живой души. Признаюсь, даже сомнение взяло: стоит ли мне торчать здесь в одиночку? Может быть, лучше пойти разыскать кого-нибудь из своих? Но не ушел. Вдруг, думаю, немцы опять пойдут в атаку. Мелькнула и другая мысль: а что ты, Ильдар, сделаешь, если они снова двинутся на тебя, снарядов-то осталось самая малость? Я знал, что метрах в пятистах сзади огневой позиции сложены боеприпасы. Пошел туда и вижу, что снарядов здесь порядочно. Только как их перетаскать? Семидесятишестимиллиметровый снаряд не перышко. Для начала взял два и, припадая на раненую ногу, пошел к орудию. Теперь у меня в запасе было еще два выстрела. Два, а сколько их потребуется? Опять пошел к складу. И так почти всю ночь таскал на себе снаряды. Нелегко было, с трудом держался на ногах. Но зато согрелся, даже рубаха взмокла от пота. К рассвету совсем выбился из сил. Присел на лафет, а встать уже не мог. Сидя, прикинул, сколько у меня теперь снарядов. Оказалось вполне прилично - больше полутораста. И они очень пригодились. Рано утром немцы пошли в атаку. Увидел восемь танков. Сколько было пехоты, сказать не могу. Знаю только, что потом наши солдаты насчитали здесь около ста убитых гитлеровцев. Значит, наступало их очень много. Солидный запас снарядов давал мне возможность не жалеть их. Забыв об усталости и ране, бил, как из автомата. Несколько танков замерло на месте, из люков некоторых валил дым. У меня не было возможности глядеть по сторонам, но скоро понял, что я уже не один. Где-то совсем рядом тоже стреляли по немцам. Потом вижу - наши пошли вперед. Я что-то кричал бойцам и все стрелял, стрелял... Появились немецкие бомбардировщики. Я подумал: жаль, что нельзя задрать в небо ствол моей пушки, ударил бы по самолетам. Больше ни о чем подумать не успел. Очнулся в госпитале. Осколок разорвавшейся рядом бомбы тяжело ранил меня в грудь. В госпитале я узнал о нашей полной победе под Тихвином. А потом, после четырехмесячного лечения, снова командовал орудием". Что можно добавить к этому рассказу? Разве лишь то, что мужество таких вот героев помогло отстоять Тихвин и разбить второе кольцо, которым враг пытался охватить Ленинград. |
| Предыдущая страница | Содержание | Следующая страница |
