Кудрин Иван Степанович

Кажется, никогда еще Иван Кудрин не испытывал такой обиды. Танковая часть, в которой он служил, в первый же день войны выступила на фронт, а его, механика-водителя Кудрина, оставили в тылу. Не одного, конечно. Остались и другие новички, которым не хватило машин.

Кудрин не находил себе места. Его преследовал один и тот же вопрос: сколько их будут держать здесь? Чего доброго, превратят в караульную команду и заставят охранять военный городок.

Опасения, к счастью, оказались напрасными - скоро приказали собираться в дорогу. Но, как выяснилось потом, дорога эта лежала не на фронт, а в обратную сторону - в Ленинград, который тогда еще был тылом. И все-таки ребята радовались - они ехали получать танки.

Кудрин не мог налюбоваться на свой новенький КВ. Он сел в машину и по-хозяйски огляделся. Потом запустил двигатель. Танк вздрогнул, готовый сорваться с места. Механик осторожно включил скорость. Танк рванулся вперед и тут же, послушный рычагам, развернулся. Машина делала все, что хотел от нее Кудрин.

Выбравшись из танка, водитель сказал молоденькому лейтенанту:

— На такой машине можно мчать до самого Берлина.

Лейтенант был командиром здесь же, на заводе, скомплектованного экипажа. Он еще не успел как следует узнать своих подчиненных, но не упускал случая, чтобы предостеречь их от ошибок. Кудрину он ответил:

— Насчет Берлина разговор будет потом, а пока что ваша первая боевая задача - аккуратненько привести танк к месту погрузки.

Стоявший тут же рабочий поддержал командира:

— Правильно, такую машину беречь надо.

Место погрузки было настолько близко, что Кудрин еще не успел взять хороший разгон, как пришлось тормозить. А дальше - в район формирования полка - ехали в железнодорожном эшелоне. Полк этот уже побывал в тяжелых боях и теперь, пополнившись новыми танками, со дня на день ожидал отправки на фронт. И вдруг стало известно, что полк двинется к Ленинграду. Даже не верилось, что город, в котором совсем недавно Кудрин получил свой танк, находится теперь во вражеском кольце.

Войска, спешившие на помощь осажденному городу, с ходу бросались в бой. Они заставляли немцев оттягивать часть своих сил от Ленинграда и этим облегчали его борьбу.

Обойдя немцев с северо-востока, вступил в бой и 46-й танковый полк, в котором служил Иван Кудрин. В первом же бою его машина вырвалась вперед. Кудрин знал: нужно отвлечь немцев на себя, тогда другие танки смогут ударить с фланга. Уже в расположении врага танк с налета врезался во что-то вязкое и начал оседать. Кудрин выглянул из люка: под травой оказалось болото, и гусеницы увязали в черном месиве.

Рядом рвались снаряды. Надо было скорее выскочить из-под обстрела. Но танк не слушался рычагов. Как ни старался Кудрин, вырваться из трясины не удалось. Обессиленный, он выключил двигатель.

Все молчали, будто не решались нарушить тишину, внезапно заполнившую танк. Первым не выдержал водитель:

— Крепко сели...

Он чувствовал себя виноватым, хотя упрекнуть его никто не мог. Даже лешему не такого просто было разглядеть заросшее травой болото.

— Надо осмотреться как следует, - сказал командир танка. - Может быть, все-таки придумаем что-нибудь. Или хотя бы дадим знать, как лучше подойти к нам тягачу.

Кудрин поднялся с сиденья. Командир остановил его:

— Пойдет Скакунов.

Радист Скакунов успел сделать лишь несколько шагов, как его скосил вражеский пулемет.

То, что лейтенант не захотел рисковать водителем, было, конечно, верно. Ну, а как быть без радиста? Теперь связаться со своими можно было, только послав кого-нибудь в штаб. На этот раз выбор пал на Кудрина. Лейтенант сказал ему:

— Хорошенько осмотрите подходы к болоту и во что бы то ни стало пробейтесь к своим. Пусть пришлют тягач. А мы пока будем отбиваться из пушки и пулемета.

Чтобы отвлечь внимание гитлеровцев, башенный стрелок Лебедев дал по ним несколько пулеметных очередей. Это помогло Кудрину незаметно отползти от танка. Он уже был метрах в двадцати от него и мог углубиться в лес, когда немцы открыли ответный огонь. Кудрин задержался. Он видел, как один снаряд ударил в башню. После этого из танка больше не стреляли.

В голове механика мелькнул тревожный вопрос: не случилось ли чего с командиром и башенным стрелком? Если они не в силах дольше отбиваться, то ночью немцы уволокут машину к себе, и никакого толку от того, что он, Кудрин, доберется до своих, не будет.

Выждав еще немного, водитель пополз обратно. Лежа у самой гусеницы, он несколько раз окликнул товарищей. Никто не ответил. Кудрин решил лезть в машину. Она уже настолько увязла, что пробраться под днищем к аварийному люку не удалось. Оставалось одно - юркнуть в люк водителя. Правда, лобовая часть танка была на прицеле у немцев. Подождать до темноты? А если товарищи тяжело ранены и нуждаются в помощи?

Кудрин вскочил на ноги, резким броском распластался на броне и дернул крышку люка. Теперь оставалось нырнуть в танк. Сделать это механик не успел: обожгло горло, голову, грудь. Все разом потемнело, будто черный квадрат люка в одно мгновение разросся до невероятных размеров, поглотив и танк, и землю, и небо...

Сознание возвращалось медленно. Только почувствовав, что лежит он на скользкой от крови броне, Кудрин вспомнил все. Ухватился за края люка и подтянулся. Руки казались чужими, слабыми. Тело, наоборот, сделалось свинцово тяжелым.

А медлить было нельзя. Если гитлеровцы увидят, что он шевелится, все пропало. Водитель дотянулся до люка и свалился в танк. Едва приподнявшись, крикнул:

— Товарищ командир!

Ответа не последовало. Позвал башенного стрелка - тоже молчание. Поднявшись в башню, Кудрин понял, что напрасно торопился на помощь. Башню не пробило, но от сильного удара разлетелось прицельное приспособление. Его осколками убило и командира и стрелка.

Раненый водитель почувствовал себя беспомощным. Что он мог сделать один в застрявшем танке? Один да еще ослабевший от потери крови.

Нащупав сиденье, Кудрин тяжело опустился на него. Он долго бинтовал раны, потом сидел не двигаясь. Сквозь смотровую щель видел пожухлую траву, оголившиеся кусты. Время будто остановилось.

Уже начало темнеть, когда Кудрин заметил, что к танку приближаются люди. Он напряг зрение - это были немцы. Должно быть, они решили, что в танке живых нет.

Водитель взялся за пулемет. Когда гитлеровцы подошли настолько близко, что можно было не бояться промаха, нажал гашетку... Потом снял руки с пулемета, сухим языком облизнул запекшиеся губы. Страшно хотелось пить, горело задетое пулей горло.

Быстро опустилась осенняя ночь, и вязкий сон начал обволакивать танкиста. Он тер отяжелевшие веки, прислушивался. Почудилось ли ему или действительно лод чьей-то ногой хрустнула ветка, но он припал к пулемету и дал короткую очередь. Все стихло.

Ночь казалась бесконечной, она таила в себе напряженную тревогу. Никто, однако, так и не появился. Врагов Кудрин увидел только на рассвете. Они пробирались стороной, явно намереваясь подойти к танку сзади. Механик развернул башню и открыл огонь. Почти сразу же ему ответила немецкая пушка. Один из снарядов задел башню. Броня не поддалась.

Прошел день, наступила еще одна ночь. И снова он прислушивался к каждому шороху. Голова невольно клонилась на грудь. Кудрин тут же спохватывался и мысленно твердил самому себе: "Не спать! Не спать!"

Чтобы отделаться от наплывавшей дремоты, спрашивал себя, сколько человек может выдержать без сна? А без еды? Когда-то он слышал, что без еды можно прожить больше, чем без воды. Странно, что в этой воде? Бесцветная и безвкусная жидкость...

Танкист стиснул зубы. Лучше бы он не вспоминал о воде. От одной мысли о ней жажда усилилась. Она обжигала воспаленное горло.

И опять, чтобы отвлечься, Кудрин допытывался у самого себя, сколько же человек может выдержать без сна? Он понимал, что наступит момент, когда сон все-таки одолеет его. Тогда его схватят, как спящего курчонка. Не лучше ли, воспользовавшись темнотой, уползти в лес, затем пробраться к своим? В лесу наверняка есть ручей. Можно ткнуться в , него головой и пить, пить...

Покинуть танк? Неожиданно вспомнилось: "Такую машину беречь надо". Танкисту представилось усталое лицо пожилого ленинградского рабочего. Нет, не мог Иван Кудрин оставить свой танк. Едва немцы почувствуют, что в машине никого нет, как подойдет их тягач и подцепит застрявший КВ. Этого допустить нельзя! Пусть сам он, механик Кудрин, не в силах спасти танк, но охранять его он еще может. Должна же прийти помощь. А если не придет? Нет, товарищи обязательно придут. Они ведь слышат, что он отстреливается.

В бесконечных думах, в спорах с самим собой прошла еще одна ночь. Сквозь узкую прорезь смотровой Щели в танк полилась струйка дневного света. Кудрин навалился грудью на пулемет. Так было легче сидеть. Он никогда не думал, что веки могут быть такими тяжелыми, они поминутно опускались.

Потом струйка света в смотровой щели потускнела и, наконец, исчезла совсем. Кудрин силился припомнить, сколько уже прошло ночей, но все сбивался со счета. Он настолько ослабел, что, если бы не раны, наверное, вовсе не чувствовал бы своего тела. Боль не утихала, а во рту и горле все больше разгорался огонь.

На рассвете сон все-таки сморил танкиста. Очнувшись, он не мог определить, сколько времени длилось забытье. Понял лишь, что немцы воспользовались этим и подошли к танку. Стрелять в них из пулемета было уже нельзя. Кудрин решил поднять крышку верхнего люка и бросить гранату прямо на головы гитлеровцев. Пока, наклонившись, искал гранату, перед глазами будто рассыпалась радуга. Не привались он к стенке башни, наверняка свалился бы с сиденья.

Чуть отдышавшись, попробовал встать. Не удалось. Казалось, танк качает, словно шлюпку на волне. Было ясно, что крышку ему не поднять. Если это даже удастся, немцы все равно опередят его автоматной очередью.

Видимо, услышав шорох в танке, гитлеровцы решили покончить с сидящим в нем упрямцем. Из моторного отделения потянуло гарью: немцы подожгли танк. Водитель принялся гасить огонь. Густая кипящая пена из огнетушителя наплывала на только что вспыхнувшее пламя, обволакивала его пушистыми хлопьями. Убедившись, что пожар предотвращен, танкист повернулся к пулемету. Опасаясь взрыва, немцы отбежали от танка. Но их настигла пулеметная очередь.

Заговорила немецкая пушка. Несколько снарядов шлепнулось в болото. Потом раздался скрежещущий удар металла о металл. За ним второй. Броня выдержала и на этот раз...

Когда сзади послышался нарастающий гул, Кудрин подумал, что его обошли с тыла. Но, прильнув к смотровой щели, увидел советские танки. Значит, он не напрасно ждал их. Все-таки они прорвались...

Механик хотел выбраться из машины, побежать им навстречу, но сил едва хватило, чтобы приподнять крышку люка. Когда ему помогли выйти из танка, он, чтобы не упасть, привалился к броне. Товарищи поддержали его.

— Давайте трос, - чуть слышно сказал он, - танк надо вытащить.

Его успокоили, сказали, что все сделают без него. Он кивнул головой и произнес еще тише:

— Долго я ждал вас. Даже потерял счет дням.

Кто-то сказал:

— Целых пять суток прошло. Как только ты выдержал?

Кудрин пожал плечами.

Таков уж характер русского человека: сделает такое, что весь мир ахнет от изумления, а спросят, как да что, - смущенно пожмет плечами.

Пожалуй, не будь у Ивана Степановича Золотой Звезды, мало кто в поселке Юргамыше Курганской области, где он работает на элеваторе, знал бы, что он герой. Не слишком он охоч до рассказов. Тем более, что иной может принять такой рассказ за вымысел. Виданное ли это дело, чтобы тяжело раненный, истощенный голодом, изнывающий от жажды человек пять суток кряду в одиночку бился с врагами! Такое действительно может показаться легендой.

Вероятно потому бывший командир 46-го танкового полка Николай Григорьевич Косогорский, от которого я услышал о подвиге водителя, специально подчеркнул, что все это чистейшая правда. А для того, чтобы я мог убедиться в этом, дал мне адрес Кудрина.

— Заодно и подробности узнаете, - сказал он.

В достоверности подвига Ивана Степановича Кудрина сомнений у меня не было. А вот подробности этого необычного боя действительно пригодились.