В ночном, на пастьбе коней, когда все вокруг Кончанского было окутано мраком и неяркий свет костра только усиливал темноту, ребята, подсев к Деду Архипу Егорову, завели с ним разговор о том, что не давало им покоя, угнетало в первые недели войны.
— Дедушка Архип, — спросил Серега Малышев,— как же так получается, что немец нас бьет?
— На войне все бывает, — отвечал старик, посыпая соль на только что испеченную картошку. — На то и война...
— Выходит, одолеет нас немец...
— Это кто тебе сказал? — Архип даже отложил картофелину, оглядел ребят и с сердцем повторил: — Кто сказал? Эх вы, сопатые! Думаете, кому первому вдарили, тому и погибать? Немец нам нос в кровь, а мы утремся и душу ему вон! Русская душа в теле крепко сидит, а немецкая — к пиджаку пришита.
Ребята войну представляли себе наивно и просто. Идут советские танки, движется пехота, летят самолеты. Они все сметают на своем пути. Враг не выдерживает удара... Они мечтали быть танкистами, моряками, летчиками; они думали, что воевать придется им, а вовсе не их отцам. Разве, — думали они, — Красная Армия — сильная армия — может отступать? Война предстала перед ними совсем иной, чем та, что они создали в своем воображении. И меньше всего они предполагали, что очень скоро своим трудом на поле они будут помогать Красной Армии громить немцев. Поросль ленинградской земли, потомки боровичских гончаров, тихвинских лесорубов, оятских сплавщиков — они возмужали в войне, в труде закалилась их душа, и их руки подростков оказались нужными для победы над врагом.
...Нынешним летом в Боровичах происходил слет молодых стахановцев полей. Большой зал городского театра был переполнен молодежью, пришедшей из самых отдаленных уголков района, и среди этой молодежи были ребята из Кончанской стороны, те самые ребята, что ночью у костра вели разговор с дедом Архипом. За два года они выросли и, кроме трудовой колхозной книжки с сотнями заработанных трудодней, все имели комсомольский билет.
В большом театральном зале с высокой трибуны юные стахановцы полей рассказывали о своих делах. Одни из них вспахивали в день по восемьдесят соток пашни, другие за сезон скосили по пятьдесят гектаров лугов, третьи отстояли от вредителей огромные колхозные огороды. Они делились опытом своей работы, призывали друг друга еще больше помогать колхозу, крепить свои комсомольские ряды. Рядом со мной, в качестве гостя, сидел пожилой колхозник, видимо председатель артели. Он внимательно слушал выступавших и неожиданно сказал:
— Помолодел комсомол наш! Помолодел и повзрослел... Поглядеть — ребята, а в делах разбираются, что деды.
На колхозной земле поднялась поросль войны. Младшие сыны крестьянские заменили своих отцов на пахоте; подрастая, они становились бригадирами; их голос все громче и громче звучит на колхозных правлениях.
Сотни и тысячи их вступили в комсомол, и для них это вступление было естественно, как жить в деревне и быть в колхозе. С комсомолом связано все, о чем мечтается и думается юности, к чему зовет благородный порыв.
В июле с секретарем партийной организаций Сутко-Рядокского сельсовета, Опеченского района, Екатериной Черняевой мы шли полями здешних колхозов. Это было в канун уборки, и кругом разливалась, словно море, рожь, звенели овсы, стояли высокие льны. Мы говорили о деревенских комсомольцах, о их трудолюбии, и в этом разговоре Черняева сказала:
— Комсомол — наше большое плечо!
Большое плечо! Видели ли вы, как корчуют леса? На колесах подкатывают к дереву вагу, крюком поддевают под корень и, напирая на длинный конец рычага, опрокидывают дерево. В сенокос в тихвинском колхозе «Вперед» мне пришлось видеть, как четыре комсомольца, не отставая от своего вожака Николая Крутикова, выкосили за три дня пятнадцатигектарное поле.
На Ояти в «Красном пахаре» комсомольцы вместе со школьниками околотили лен с тридцати четырех гектаров. Мастера на все руки, они в Ровенском сельсовете Демянщины сеяли и пропалывали лен, пахали и жали, вели сбор колосьев, они же своими силами отремонтировали две школы, исковерканные немецкими бандитами. В историю Валдайского района войдет подвиг комсомольцев колхоза «Речка». Весной в колхозе не хватило тягла. Артели грозил большой недосев. В правлении колхоза сидели понурые женщины, старики. И вот тогда поднялась комсомолка Хвыщева и сказала:
— Мы вскопаем землю лопатами!
Комсомольцы вышли в поле с лопатами. Норма требовала вскапывать в день две сотки, они вскапывали шесть. На помощь комсомольцам пришли школьники. На поле, в лучах весеннего солнца, как боевое оружие, сверкали лопаты. И тогда взяли лопаты все, кто только мог ее держать в руках. В эту весну «Речка» одной из первых закончила сев. Ее поднял комсомол — большое плечо! И в этом смысл подвига.
Когда кончится война и мы будем восстанавливать события этих дней, много страниц будет написано о деревенском комсомоле. Старики, выступая на собраниях, с гордостью говорят о своих внуках:
— Вот она — наша кровь!
Они вспоминают свою молодость, свою былую силу, свою любовь к земле. Но деды в одном ошибаются. Они передали по наследству внукам свое трудолюбие, свою любовь к земле, но не было в них той силы, что есть у внучат. Не водили они по полям трактора и не вспахивали по сто пятьдесят шесть га за весну и лето, как вспахал молодой крестецкий тракторист Егор Афанасьев, и не шла за ними деревня, как в колхозе «Бибиково», Пестовского района. Там счетовод и кладовщик — комсомольцы, там бригадиры и животноводы — тоже комсомольцы. Они возглавляют хозяйственные работы, и они первые на поле. Они — читчики газет, беседчики и агитаторы. И когда на правлении обсуждался план уборки урожая, первой предоставили слово секретарю комсомольской организации Бойковой. Она выдвинула план, составленный комсомольцами, и по этому плану шла после уборка.
Давно убран хлеб, во многих колхозах обмолочены все скирды, заканчивается пахота зяби. В этот осенний день на станции Угловка в ожидании поезда стоял небольшого роста паренек — Ваня Сипкин из деревни Трубы, Окуловского района.
— Далеко собрался?
— На курсы младших командиров всеобуча.
— Да ведь тебе только шестнадцать! Приняли?
— Маленько поплакался да показал, что без промаха бью из винтовки, и приняли.
Осенними сумерками близ Кончанского тракта в ночном по прежнему пасутся колхозные кони и по прежнему к костру жмутся ребята. Нет, это не те ребята, что пасли коней два года назад. В ночное ездят теперь те, кто были тогда для этого дела непригодными — десятилетними малышами.
Вблизи слышится конский топот. Неожиданно в отсветах костра появляется верхом на лошади ночной объездчик, он же старший конюх — Сергей Малышев.
— Все в порядке? — спрашивает Сергей и, спрыгнув с коня, подсаживается к костру. Он берет из угольев испеченную картошку, солит ее и слушает, о чем разговаривают ребятишки. Ведь так же вот два года назад он пас лошадей и вел с ребятами разные разговоры. И вот сейчас он слышит:
— Танки без пехоты не могут итти, пехота без танков не может двигаться, на прикрытии самолеты. И как пошли, пошли — так немец тягача...
Сергей слушает рассказчиков и, щурясь от близкого огня, вспоминает свое детство, вспоминает деда. Умер дед зимой.
Но как когда-то дед им говорил, так теперь он говорит ребятам:
— Точно, наша возьмет! Потому как русская душа крепко в теле сидит, а немецкая — к пиджаку пришита.
М. Жестев
| Предыдущая страница | Содержание | Следующая страница |
