В начале июня 1941 года сестры, жительницы деревни Хотнежа, провели несколько дней в Ленинграде. Уезжали довольные: Маруся подала заявление в медицинский техникум, Лена разузнала о приеме в Театральный институт. В поезде они считали дни, оставшиеся до осени, до начала учебы.
Но следующий их приезд в Ленинград состоялся только в феврале 1944 года. Ранним мглистым утром сестры вошли в город вместе с партизанским отрядом.
Умер отец, врач сельской больницы, старый большевик. В домике на краю деревни, возле самого леса, девушки остались с матерью и маленьким братишкой. В деревне хозяйничали немецкие полицейские. Душная, злая тоска поселилась в избах с их приходом. Тихо сидели у себя Маруся с Леной, плакала мать, тревожась за красивых молоденьких дочек. Жизнь стала унылой и бедной, и только вдалеке горел огонек надежды на будущее.
Однажды ночью будущее само постучалось в окно их дома. Старый друг их отца, ушедший в партизанский отряд, пробрался к ним вместе с раненым товарищем, который нуждался в приюте и помощи. Несколько дней семья патриотов укрывала у себя раненого. Ушел он от них, нагруженный продуктами и вещами. С этого времени домик на опушке леса стал местом частых тайных посещений партизан.
По деревне расклеены были грозные объявления, сулившие расстрел за помощь партизанам. Рыскали по избам немецкие провокаторы и разведчики, — и все же день ото дня крепче становилась связь населения с партизанами.
Дом на опушке леса стал своего рода центром этой связи, через который крестьяне посылали друзьям в лесу продукты, теплую одежду, лыжи и т. д. Маруся и Лена сушили сухари, подшивали валенки, добывали в деревне лекарства, а в деревню приносили партизанские листовки.
Не было и не могло быть у этих девочек никакого опыта подпольной работы. Но они были бесстрашны, находчивы, и долгое время их дом не вызывал подозрений у немцев.
Однажды трое переодетых немецких разведчиков зашли к ним в то время, как в задней комнате находилось двое партизан. Немецкие шпионы пытались выдать себя за советских граждан, идущих из дальнего села. Они рассказывали вымышленные эпизоды, называли известные в районе фамилии, просили еды и лекарства. Один из них снял валенок, показывая натертую от большого перехода ногу, а на ноге оказался свежий шелковый носок. Мать поглядела на ногу, пожаловалась, что трудно стало доставать лекарства, извинилась — угостить, дескать, нечем. Маруся и Лена взяли мандолину, громким разговором, музыкой заняли гостей. А тем временем партизаны, захватив приготовленные для них вещи, благополучно выбрались из дома.
Семнадцатилетнему пареньку, сбежавшему из немецкого лагеря, нужно было, по указанию партизан, помочь пройти в соседнюю деревню. Два дня сестры укрывали его в погребе, затем раздобыли документ, одели в женское платье и на глазах у полицейских провели через деревню.
Пришла беда. Нашелся предатель, который выдал девушек и их мать немцам. Знал он немного, но немцам достаточно было повода. Несколько раз забирали сестер и мать в комендатуру. Допрашивали, угрожали, но отпускали. С этой поры работать стало очень трудно. Но все же в листовках и советских газетах продолжала проникать в деревню партизанская правда. Немцы неотступно следили за домом. Ночью и днем врывались с проверками и обыском и, потеряв надежду застать врасплох, арестовали мать и Марусю.
— Будем делать повторный опрос,— сказал немец. — Если подтвердится, что вы оказывали партизанам помощь, — расстреляем.
На опросе все население защищало семью патриотов. И как ни чесались у немцев руки расстрелять их, — побоялись. Знали, что и без того люто ненавидят их крестьяне, а в прифронтовом районе с населением приходилось считаться.
Месяц держали их в местной тюрьме, затем повезли в концентрационный лагерь в Веймарне. Большая надпись на воротах: «Осторожно, тиф» и изображение черепа встречали входящих в лагерь. За колючей проволокой по обеим сторонам дороги валялись какие-то обглоданные кости. В бараках за плохо сколоченными тонкими стенами вповалку лежали мертвые, бродили бледные тени живых людей. Но в лагере заявили:
— Партизан не берем. Для них нужна особая охрана. Это лагерь только для мирного населения.
Повезли дальше. Узнали они допросы в кингисеппской комендатуре, побои. Два месяца просидели в так называемой «холодной»... Обе были уверены, что в деревню им уже не придется вернуться. Но через несколько месяцев, больных и измученных, их привезли обратно.
Дома своего они не нашли: его разграбили и сожгли за время их отсутствия. Лену с четырехлетним братишкой крестьяне приютили в деревне. Продолжать подпольную связь с партизанами было невозможно. И ночью, такой же глухой, как та, которая привела к их дому первого раненого партизана, сестры Маруся и Лена тайком бежали в лес к партизанам.
| Предыдущая страница | Содержание | Следующая страница |
