Твои герои, Ленинград

ИВАНОВ
Николай Дмитриевич

Курсом неотразимых атак

Иванов Николай Дмитриевич. Родился в 1920 г. в селе Знаменка Староосколъского района Белгородской области. Русский. Член КПСС с 1942 г. С 1936 г. жил в Москве, работал на заводе. По комсомольскому набору поступил в военно-морское авиационное училище. В Великой Отечественной войне участвовал в качестве стрелка-бомбардира, штурмана самолета, звена и эскадрильи 1-го гвардейского минно-торпедного полка. За время войны совершил более 220 боевых вылетов, нанес большой ущерб военным объектам, войскам и технике противника. Звания Героя Советского Союза удостоен 22 июля 1944 г. С 1955 года в запасе. Живет и работает в Ленинграде.

Морозным февральским утром сорок второго года на аэродроме дальних бомбардировщиков приземлился штабной самолет. По стремянке, как по корабельному трапу, сошли командующий Краснознаменным Балтийским флотом В. Ф. Трибуц и другие офицеры. Один из них держал в руках древко знамени. Ветер развернул кумач, и глазам стоящих в строю летчиков открылся портрет В. И. Ленина. На другой стороне полотнища золотом сверкала надпись: «1-й гвардейский минно-торпедный авиационный полк». Командующий флотом поздравил полк с получением гвардейского знамени, а затем со словами «Берегите честь советской морской гвардии, сражайтесь до победы» вручил знамя командиру полка гвардии полковнику Е. Н. Преображенскому.

Тот, опустившись на колено, снял летный шлем и взволнованно проговорил:

— Родина, слушай нас!

— Родина, слушай нас!— отозвался полк.

— Сегодня мы приносим тебе святую клятву на верность!

— ...Клятву на верность,— откликнулись сотни летчиков, штурманов, стрелков-бомбардиров, инженеров, техников, авиаспециалистов...

Короткой была та волнующая церемония — первая на флоте. Но она запомнилась всем, кто принимал гвардейскую клятву. Запомнил ее и Николай Иванов. К тому времени он прочно занял штурманское место в 3-й Краснознаменной эскадрилье И. И. Борзова. Многие молодые авиаторы проходили у него своеобразную навигационную стажировку. Он не раз отличился и в борьбе против артиллерийских батарей врага, обстреливавших Ленинград, и при постановке мин в районе военно-морских баз противника.

Имя штурмана Иванова все чаще упоминалось среди участников крейсерских полетов торпедоносцев. А когда в начале сорок третьего начались бои по прорыву блокады Ленинграда, политотдел ВВС Балтфлота посвятил Николаю Иванову листовку: штурман уничтожил немало живой силы противника, вывел из строя несколько зенитных орудий, подавил огонь дальнобойной батареи, стрелявшей по Эрмитажу и Невскому проспекту. Вместе с помощником командира полка Ильей Пономаренко он открыл счет потопленным транспортам.

Но особенно продолжительным было боевое содружество Николая Иванова с Александром Пресняковым. Свой первый совместный боевой вылет они совершили на сильно охранявшийся порт. И, несмотря на мощный зенитный огонь, прицельно отбомбились. Однако при развороте неожиданно появившееся пламя охватило правый мотор. Летчик немедленно рванул противопожарный кран, прекратил подачу горючего. Пламя погасло. Теряя высоту, вышли к заливу.

— Сколько лететь до базы? — спросил Пресняков.

— На одном моторе — полтора часа,— ответил Иванов.

Пока техники ремонтировали самолет, Иванов с Пресняковым слетали за новой техникой. Самолет получили надежный, но не приспособленный для войны на море. Пришлось летать на завод. Самолет переоборудовали, оснастили мощным оружием со специальной подвеской для торпед. И как только вернулись, в тот же день получили задание: нанести удар по тральщику в Ирбенском проливе. Полет оказался удачным. Преодолев огонь вражеских скорострельных «эрликонов», с ходу атаковали и потопили тральщик.

Накануне 26-й годовщины Октября экипаж отправился в разведку. На маршруте началось обледенение. Самолет тяжелел с каждой минутой, вести его пришлось над верхушками сосен. Лед на плоскостях становился все толще. Моторы натужно ревели, их мощность падала. Впереди — сотни километров пути над территорией, занятой врагом. Машина вот-вот грохнется о землю. Но и на этот раз благодаря проявленному мужеству экипажа удалось спасти самолет. Посадку совершили на последних каплях бензина.

20 ноября на летном поле перед торпедоносцами выстроился личный состав. Борзов по поручению Военного совета флота вручил Преснякову и Иванову ордена Красного Знамени:

— Уверен, эти награды не будут последними,— заключил командир полка.

14 января сорок третьего, когда под Ленинградом началась операция «Искра», в полку состоялся митинг. Комиссар Г. З. Оганезов предоставил слово командиру полка. Борзов взволнованно сказал:

— Два с лишним года сидели фашисты под стенами города Ленина. Два с лишним года зарывались под землю, укрепляли свой «Северный вал». Теперь Советская армия перешла в решительное наступление. И наш долг бить врага днем и ночью, быстрее изгонять его с нашей священной земли.

С интервалом в три минуты обрушивал 1-й гвардейский бомбы на различные участки вражеских укреплений, его опорные пункты. Честь первого удара Борзов предоставил Преснякову и Иванову. Следом шли другие экипажи. Полет за полетом. Заправка горючего, подъем на борт бомб, и снова в воздух. И каждый раз, когда Пресняков подводил самолет к цели, звучал возбужденный голос Иванова: «Наблюдаю цель!» — И он нажимал на кнопку бомбосбрасывателя. Вниз на врага летели бомбы. На каждой из них надпись: «За Ленинград!»

Особенно много было вылетов у Николая Иванова в сорок третьем. Один из них Борзов назвал штурманской удачей. Было это 29 сентября в районе острова Даго. В тот день гвардейцы перехватили транспорт водоизмещением более 5 тысяч тонн. Управляемый опытным капитаном, транспорт все время маневрировал. Но Иванов действовал столь стремительно, что судно все же встретило его торпеду не носом, а бортом. За первым взрывом последовали другие — транспорт, видимо, вез боеприпасы. А в октябре Иванов потопил еще два судна...

Майскими ночами сорок четвертого Николай Иванов возобновил участие в крейсерских операциях. Памятен ему вылет 26 мая. В разные районы моря направлялись тогда гвардейцы. Иванов точно вывел самолет на боевой курс, в кромешном зенитном огне торпедировал судно. Оно открывало счет второй сотне кораблей противника, потопленных летчиками полка. В тот же день народный комиссар Военно-Морского Флота Н. Г. Кузнецов поздравил гвардейцев с большим успехом. А на следующий день с гордостью слушали они оперативную сводку: «В ночь на 27 мая самолеты-торпедоносцы Краснознаменного Балтийского флота наносили удары по транспортам противника. В результате действий торпедоносцев в Рижском заливе потоплены два крупных немецких транспорта. Кроме того, два транспорта противника водоизмещением семь тысяч тонн потоплены в Финском заливе».

Фамилий летчиков-героев в сообщении Совинформбюро не было, но Балтика знала имена Евграфова и Бударагина, Преснякова и Иванова, Большакова и Андреева, Гептнера и Половко. Эти летчики и штурманы в тот же день были награждены орденами Красного Знамени. Тогда же указом Президиума Верховного Совета 1-й гвардейский минно-торпедный полк был награжден орденом Красного Знамени.

18 июля, как бы отвечая на награду Родины, Пресняков и Иванов потопили еще один транспорт врага водоизмещением 10 тысяч тонн. А спустя несколько дней Николаю Иванову было присвоено звание Героя Советского Союза.

Вскоре после этого памятного события Пресняков и Иванов потопили очередной транспорт врага.

Накануне вылета на новый аэродром полк получил день отдыха. В клубе собрался личный состав. Все были в приподнятом настроении — начиналось широкое наступление советских войск. Выступали летчики, рассказывали, как начинали воевать, как шли к победам. Взял слово и Николай Иванов. Он весь светился в новом кителе с Золотой Звездой Героя, орденом Ленина, тремя орденами Красного Знамени, медалью «За оборону Ленинграда» и гвардейским знаком на груди. Медлил, вспоминая путь, который прошел в полковой семье. И сказал всего лишь несколько слов:

— Я бесконечно благодарен вам, товарищи, за все, что вы сделали для меня.

До осени сорок четвертого автор этих строк встречался с Николаем Ивановым только на земле — на комсомольских конференциях, послеполетных разборах, тактических конференциях. Но в октябре капитана Преснякова откомандировали в учебный полк, а Иванова назначили штурманом к Михаилу Шишкову. После этого наше знакомство продолжалось в воздухе — в крейсерских полетах на торпедные удары и минирование военно-морских баз. Мне, воздушному стрелку, было на кого равняться.

Вспоминается рейд на Лиепаю. Ночь. Взлетаем без прожекторов. В наушниках голос Михаила Шишкова:

— Будьте внимательны!

— Есть,— отвечаем по очереди.

Стрелок-радист Федоренко подчеркнуто серьезен. Он не раз смело отражал атаки гитлеровских истребителей.

Летим на высоте сто метров. Внизу редкие огоньки хуторов и деревень. Железная дорога, различимая по ниткам рельсов, убегает назад и вправо. Небо чистое, и полумесяц слегка освещает землю. Кажется, ничто не предвещает ухудшения погоды. И тем неприятнее туман и дымка, начинающие давить сверху на торпедоносец. Через стеклянный колпак астролюка смотрю на сгущающийся туман.

Вверх идти нельзя: начинается обледенение. Машину бросает. Что-то непонятное в ее поведении — словно нервная дрожь мерзнущего человека. Земля все ближе. На нашем пути — возвышенности, надо быть осторожнее, чтобы не врезаться в них. Федоренко радирует: «Погоды нет, сплошной туман». Это Шишков спешит предотвратить вылет друзей. Но, взглянув на часы, понял: торпедоносцы уже поднялись в небо.

— Будем возвращаться?— настороженно спрашивает Федоренко.

— Мы? — слышится звонкий голос Иванова.— Мы пройдем!

— Пройдем,— подтверждает Шишков.

Голос у капитана Шишкова спокойный, негромкий. Я не вижу его — мы в разных кабинах, но кажется, что он рядом.

Начинается обледенение. Вибрация самолета усиливается. Надо снова снижаться, и Шишков ведет машину вниз. Слева — возвышенность. Но летчик изменил курс. Плыл туман, били по крыльям и превращались в лед капли дождя. Самолет тяжелел. Надо еще ниже, но куда? Уже осязаешь землю и лес. Если спуститься на метр-другой, лопасти винтов начнут рубить верхушки елок. Так и летели в тумане, веря расчетам Николая Иванова. Все облегченно вздохнули, когда он объявил:

— Горы кончились...

Оборвался и туман. Вновь открылись звезды. Шишков потянул на себя штурвал, чтобы набрать высоту.

— Слева сзади самолет! — крикнул стрелок Китаев, и мы схватились за пулеметы.

«Мессершмитт-110» выше нас и на фоне неба отчетливо виден. Вот он разворачивается, видимо, не заметил нас.

Удаляемся от берега, летя почти над самой водой. Много раз видел я ночное огненное небо. Помню, как в сорок первом держал артиллерийскую оборону Кронштадта, когда «хейнкели» пытались бомбардировать наши корабли. Видел и петергофский берег, зенитный огонь над старинными парками. Когда мы на пикирующих «петляковых» днем бомбардировали порт в Лиепае, небо посерело от рвавшихся снарядов. Но огня, пламени не видели, только шапки взрывов, только удары взрывной волны. Ночью, в такую темень, как сейчас, все иначе: на небе сплошной пожар, и каждая трасса, каждый разрыв кажутся направленными в твой самолет.

Последние минуты. Мы молчим, словно опасаясь, что там, на батареях, нас услышит враг. Все мысли о фарватере, над которым пролетает торпедоносец, чтобы в эти сто секунд полета обмануть врага и выполнить задание. Пока все тихо. Или это вражеская хитрость? Может, сейчас взметнутся вверх лучи прожекторов, от которых никуда не спрятаться, ударит смерч снарядов? Как бы то ни было, торпедоносец идет вперед.

Набираем высоту близ военно-морской базы. До цели несколько километров.

Вдруг взметнулись вверх лучи прожекторов. Небо вспыхнуло сотнями разрывов. Нас обнаружили. Шишков сбавляет обороты моторов. Почти неслышно летим мы к порту, планируем.

— Пора,— говорит Иванов.

И вниз летят мины. Еще не раздались на фарватере всплески, а Шишков разворачивает торпедоносец, дает газ до ограничителя. Сильные моторы уводят самолет к морю. На бреющем, над самой водой, удаляемся до Лиепаи.

Полет заканчивался почти без происшествий. Но близ Шяуляя нас атаковал ночной перехватчик. Пристроился сзади и посылает очередь за очередью. Откуда-то появился другой самолет. Завязалась схватка. Наш ночной истребитель перехватил и уничтожил «мессер»...

Выходим точно на свой аэродром. На поле выложен знак ночного старта. Электрические лампочки ярко обозначают границу посадочной полосы. Прожектор освещает бетон. Шишков сбавляет обороты винтов. Поселок, хутор, знакомый домик, где по вечерам мы играем в шахматы, набегают на торпедоносец. Выбираемся из машины усталые, но довольные. Иванов шутит:

— Отвезли Гитлеру гостинец!

Вскоре Иванов стал штурманом эскадрильи, которой командовал Шишков. Вместе они добились отличных успехов.

М. Львов

Из книги: Герои огненных лет. Очерки о москвичах — Героях Советского Союза. Вып. 7. М.: Московский рабочий, 1984.

Другие материалы