Дьяченко Федор Трофимович

Пригласив меня на новоселье, Федор Трофимович Дьяченко шутливо добавил:

— Адрес старый: огневой рубеж на юго-западной окраине Ленинграда. Явка обязательна.

Отказаться от такого приглашения нельзя - человек поселился на том же месте, где когда-то воевал!

Теперь для того, чтобы показать места боев, Федору Трофимовичу не надо никуда ездить. Не нужны ему карты и схемы. Достаточно подвести гостя к окну, из которого видны соседние корпуса.

Да, когда-то здесь находились огневые позиции. А там, где стоит дом, в котором бывший снайпер получил квартиру, была траншея.

На этом самом рубеже Герой Советского Союза Федор Дьяченко убил около ста гитлеровцев, а всего под Ленинградом он уничтожил четыреста двадцать пять фашистов. Когда об этом заходит речь, Дьяченко всегда подчеркивает: пришлось уничтожить. И в самом деле это так. Федор Трофимович по натуре человек далеко не воинственный. Злость не в его характере. Зол он был только на фашистов.

Как-то во время войны его однополчанин Иван Денисенко сказал:

— Я замечаю, Федор, что поесть ты другой раз забываешь, а фашисты у тебя всегда на уме.

— Есть на это причина, - ответил Дьяченко. - Приходится выполнять боевую задачу не только за себя самого.

И он рассказал, как еще в восемнадцатом году петлюровцы схватили его отца, красного партизана, скрутили ему руки, привязали к хвосту лошади и ну стегать ее кнутом. Когда остановили коня, отец был мертв.

Сам Федор, конечно, не помнит этого. Ему тогда был год. Уже потом, когда подрос, узнал обо всем от матери и односельчан.

Во время войны этот рассказ всплыл в памяти с какой-то особенной ясностью, будто самому Федору пришлось быть свидетелем изуверской расправы над отцом. Напоминали об этом и тяжелые вести, доходившие из-за линии фронта. Фашисты зверствовали почище петлюровцев. Одного того, что немцы варварски обстреливали Ленинград, убивая людей на улицах, было достаточно, чтобы в сердце закипела злость. Терзал враг и родные места Федора - Полтавщину. Вот почему снайпер Дьяченко с такой настойчивостью выслеживал врагов.

Наконец пришло время бить гитлеровцев не из засады, а гнать их прочь от Ленинграда. Тогда-то снайпер Дьяченко и оставил свой рубеж.

Перед началом наступления полк ушел в тыл на отдых и переформирование. Времени на перебазировку потребовалось немного: зашли за Кировский завод, расположились на улице Калинина - вот тебе и тыл.

У Дьяченко, тогда уже комсорга батальона, забот хватало и на отдыхе. Да еще кто-то подал мысль: каждому комсоргу роты вручить красный флажок на длинной палке. Пусть во время наступления все видят, что комсомольские вожаки впереди. Мысль понравилась и командиру, и комсомольцам. Только где достать красный материал для флажков?

Дьяченко наугад постучался в одну из квартир на улице Калинина. Открыли сразу двое - муж и жена Колесниковы. Федор объяснил, в чем дело, спросил, нет ли каких-нибудь красных лоскутков. Хозяйка развела руками. Но когда сержант собрался уходить, остановила его. Порылась в шкафу и вынула красный шерстяной платок. По тому, как аккуратно он был сложен, чувствовалось, что носила его хозяйка не часто, по праздникам. Протянув платок сержанту, сказала:

— Бери, сынок.

— Это же платок. Еще носить будете.

— Бери, - твердо ответила женщина. - Вам он теперь нужней.

Узнав, что флажки сделаны из платка ленинградской женщины, комсомольцы особенно дорожили ими, старались, чтобы они были впереди. И лишь на третий день наступления два флажка чуть задержались на месте. Комсорг роты Плеханов был убит, а комсорг батальона Дьяченко - тяжело ранен. Подхватив флажки, комсомольцы понесли их дальше...

— А платок я все-таки вернул ленинградке, - сказал мне Федор Трофимович. - Правда, уже после войны. Такого в точности в магазине не оказалось, но похожий и, конечно, тоже красный - нашелся.

Выйдя проводить меня, Дьяченко вдруг остановился. Оглядел свою улицу и спросил:

— Нравится?

Нравится ли? Нет, это не то слово. Новые дома и вся эта широкая улица хороши. Да разве мало у нас в Ленинграде и в других городах таких же! А вот улица, построенная на бывшем оборонительном рубеже, и герой, живущий на своей огневой позиции, - это действительно здорово!

Все еще не двигаясь с места, Дьяченко глянул туда, где новые дома образовали широкую магистраль.

— Знакомые места, - сказал Дьяченко задумчиво. - Вот там в сорок третьем похоронил я своего земляка Ивана Денисенко и ленинградского мальчика Славу Голубева. Даже не пойму, как это Славику удалось перехитрить комиссию, и в шестнадцать лет стать солдатом. А каким он был солдатом, судите сами: его избрали комсоргом роты.

И Дьяченко снова посмотрел на недостроенные дома.

— Говорят, они будут по девять и двенадцать этажей.

Помолчав, добавил:

— Прах наших героев после войны перенесли отсюда в братскую могилу, но иногда мне кажется, что дома эти вроде памятника моим товарищам. И даже название проспекту дано будто в их честь - проспект Героев.

Мы медленно пошли дальше.

— Есть у меня одна думка...

И Федор Трофимович сказал, что решил собрать здесь своих однополчан. Пусть не осталось траншей и солдатских землянок. Пусть не найти потемневших стреляных гильз и ржавых снарядных осколков, - все равно ветеранам будет интересно побывать на своей позиции. Взглянув на выросшие здесь дома, каждый скажет: "Недаром, выходит, мы обороняли этот рубеж".

Что касается самого Федора Дьяченко, то он очень доволен, что живет там, где когда-то воевал. Не только потому, что есть в этом что-то символичное. Это и очень удобно: от улицы Новаторов до Кировского завода, на котором герой теперь работает, совсем близко...