Я увидел его, едва переступил порог проходной. Он стоял на краю полкового плаца, стремительно подавшись вперед. Правая рука, державшая гранату, была занесена для броска.
— Это наш Шестаков, - сказал шагавший рядом солдат. Сказал вполголоса, словно боясь помешать Шестакову бросить гранату точно в цель...
Потом, на вечерней поверке, я слышал, как старшина пятой роты назвал его фамилию самой первой. Правофланговый ответил:
— Герой Советского Союза гвардии рядовой Шестаков пал смертью храбрых в бою за свободу и независимость нашей Родины...
Так произошла моя встреча с солдатом бессрочной службы. С солдатом, который навечно зачислен в списки полка и бессменно стоит на своем гранитном посту, крепко сжав гранату. Бронзовую гранату в бронзовой руке...
В полку уже давно нет ни одного ветерана, который знал Константина Шестакова живым. Но любой из здешних солдат, даже проживший в казарме только один день, расскажет вам о том, что произошло после того, как тяжело раненный Шестаков взял в руку последнюю гранату. Ему не пришлось бросать ее далеко, потому что враги были уже совсем близко. Они не сомневались, что возьмут его в плен. И вот тогда Шестаков взорвал гранату рядом с собой. Он знал, что осколки убьют не только врагов, но и его самого. Знал - и все-таки взорвал гранату подле себя.
Это произошло в июне сорок четвертого. Солдат, который рассказал мне о подробностях подвига своего однополчанина, родился в январе сорок шестого. Я это хорошо знаю: он мой сын. Я приехал сюда не по делам, а к нему на побывку. И вот оказалось, что именно в этом полку служил Герой Советского Союза Шестаков. Потом я узнал еще об одном совпадении: с этим полком я наступал еще в июле сорок первого.
Мне могут возразить, что в те дни наступали не мы, а немцы. И тем не менее полк действительно наступал. Дивизия, в которую он входил, внезапным ударом освободила город Сольцы и гнала врагов сорок километров на запад. Немецкому командованию пришлось приостановить наступление на соседних участках, чтобы перебросить силы к месту прорыва. Они создали здесь четырехкратное превосходство своих войск. Подавляющим стало их превосходство и в авиации, танках, артиллерии.
Все понимали: наше наступление долго продолжаться не может. Но оно вынудило врага заняться перегруппировкой сил. План немцев овладеть Ленинградом с ходу рухнул. За все это - за поражение под Сольцами, вынужденное отступление, сорванные планы - фашисты решили жестоко отомстить.
Получилось так, что основной удар пришелся именно на этот полк. Тогда он еще не был гвардейским и носил совсем другой номер. Но называли его геройским. И совсем не потому, что командовал им Герой Советского Союза Анатолий Краснов, награжденный Золотой Звездой еще в финскую войну. В полку было много героев, не имевших никаких наград. Тяжелые бои почти не прекращались. До наград ли было!
Немцы бросили на полк танки. Головная машина уже приближалась к окопу бойца Семейкина. Вот-вот придавит. А он, взяв в руки бутылку с зажигательной жидкостью, ждал. Когда танк был у самого окопа, Семейкин чиркнул привязанную к горлышку не гаснущую на ветру спичку и швырнул бутылку.
Спасаясь от огня, охватившего танк, гитлеровцы прыгали на землю. Прыгали и тут же падали, сраженные пулями бойца.
Комсомолец Демин только успел поднять бутылку, как был ранен в руку. Он почувствовал, что не сможет издали попасть в танк. Тогда Демин дал танку подойти вплотную и раненой рукой разбил о его броню бутылку с горючей жидкостью...
Когда во время контратаки сильный огонь прижал наших бойцов к земле, командир первого батальона Кудряшов поднялся и скомандовал:
— Встать всем, в атаку!
И кто знает, что оказалось сильнее - команда или пример комбата, который первым бросился на врага.
Чтобы сломить сопротивление полка, немцы вызвали авиацию. Это было 10 августа 1941 года. Шестнадцать часов подряд - с пяти утра до девяти вечера - десятки "юнкерсов" почти беспрерывно бомбили красновцев. Пока одна партия самолетов находилась над целью, другая заправлялась горючим, подвешивала бомбы. Потом они менялись ролями. Взрывы перепахали все кругом. Казалось, на позициях полка никто больше не поднимется. Поднялись почти все. Полк потерял только четверых, и ничего невероятного в этом не было. Люди буквально зарылись в землю.
Даже очутившись в окружении, полк продолжал сражаться. Краснов, и внешне напоминавший Чапаева, совсем забыл о сне. Щеки его ввалились, глаза покраснели. И только пшеничные усы были закручены все также лихо, по-чапаевски. И впрямь, что-то чапаевское было в боях, которые вел полк Краснова. Близ Медведя (есть такой населенный пункт недалеко от Уторгоша) фашисты наступали почти как каппелевцы - строем. "Психическая" атака была отбита.
Видя, что окруженный полк не сдается, немцы решили расколоть его изнутри. Самолет разбросал листовки, полные лживых посул. Бойцы шутили не улыбаясь:
— Опоздал Гитлер с листовками. Раньше бы хоть цигарки крутили из его бумаги, а теперь она ни к чему - табак кончился.
Кончился не только табак. Люди начали забывать вкус каши, хлеба. А в листовках было много соблазнительных обещаний. И никому не запретишь читать их. Тем более не уничтожить эту пропасть листовок. Впрочем, комиссар Оньков даже не подумал тратить на это время. Наоборот, он собрал бойцов и сам прочел им немецкую листовку. Потом сказал:
— Вы слышали? Гитлер призывает вас уничтожать комиссаров и коммунистов и сдаваться в плен. Сделать это просто - мы окружены со всех сторон. Фашисты обещают вам всякие блага, а я, ваш комиссар, могу пообещать только новые тяжелые испытания.
Оньков молча обвел бойцов внимательным взглядом.
— Вы все меня знаете: я комиссар, я коммунист. Немцы призывают вас убить меня, взять в плен командиров и сдаться. Они обещают вам за это большую на-, граду. Может быть, среди вас есть человек, который хочет поступить так?
Комиссар скрестил руки на груди, чтобы все видели: он не собирается браться за оружие. Пусть тот, кто верит врагу, скажет об этом прямо. Все молчали. Потом один из солдат не выдержал. Глянув на комиссара, он сказал:
— Зачем обижаете, товарищ комиссар? Разве в боях мы не доказали, кому верим?
— Доказали, - ответил Оньков. - Только в нашем теперешнем положений не лишне поговорить по душам. И раз мы с вами единодушно выбрали путь борьбы, пусть каждый помнит - трудности нам предстоят небывалые. Значит, прежде всего надо соблюдать революционный порядок и дисциплину. Помните, мы находимся в кольце врагов, но действуют здесь законы Советской власти.
Пятнадцать суток пробивался полк из окружения. Кто был покрепче, помогал идти раненым и больным. Затем был построен четырехкилометровый настил через гиблую топь, и полк вырвался из окружения. Он вернулся в Ленинград совсем не таким, каким ушел отсюда в первые дни войны. Поредели роты, батальоны, но полк стал сильнее. Не числом, не оружием, а боевым духом своим, боевым опытом.
Вот тогда - в сентябре сорок первого - с пополнением пришел в этот полк восемнадцатилетний тракторист из казахского села Карабулак Константин Шестаков. И хотя ему не довелось пройти с полком тяжелый и славный путь первых боев, он знал, конечно, о подвигах своих однополчан.
В январе сорок третьего он с полком, уже ставшим гвардейским, шел на прорыв блокады. В том же году получил первую боевую награду - медаль "За оборону Ленинграда". Через год, когда начались бои за полное освобождение Ленинграда от блокады, Шестаков был ранен осколком, но остался в строю.
И вот, наконец, Карельский перешеек.
Шел упорный и безуспешный бой за высоту. Пятая рота никак не могла продвинуться вперед. Стрелявший из-за гранитного валуна вражеский станковый пулемет не давал бойцам подняться. Шестаков вызвался уничтожить его. Он взял пять гранат и пополз. Товарищи прикрывали его огнем. По цепи передали приказ командира роты: как только Шестаков атакует пулемет, это будет сигналом общей атаки.
Шестаков пробрался к валуну и забросал гранатами пулеметный расчет. Еще не отзвучали разрывы, как пятая рота пошла в атаку. Шестаков, не оглядываясь, бросился вперед. Он стрелял по засевшим в траншее врагам. И вдруг упал, тяжело раненный. Поднялся, хотел снова открыть огонь, но патронов уже не было. Увидев, что к нему бегут враги, Шестаков схватил последнюю гранату...
Так, за секунду до взрыва, и запечатлел его скульптор. Я гляжу на стремительно подавшегося вперед воина, и лицо его кажется мне очень знакомым. Возможно, я встречал его, или он напоминает мне кого-то. Не Демина ли, который, уже раненный, поджег танк?..
Присматриваюсь. Нет, скульптор не погрешил перед правдой. Это именно Шестаков. Просто, глядя на бронзового солдата, я вспоминаю многих его однополчан, также заслуживших золото славы и бронзу бессмертия.
|