Твои герои, Ленинград

ЦОКОЛАЕВ
Геннадий Дмитриевич

Командир интернациональной

Геннадий Дмитриевич Цоколаев родился в 1916 г. в Томске. По национальности осетин. Член КПСС с 1942 г. С 1929 г. живет в Москве. В 1936 г. призван в армию. На фронте — с первых дней Великой Отечественной войны. Сражался в составе военно-воздушных сил Краснознаменного Балтийского флота. За годы войны совершил более 500 боевых вылетов, в воздушных боях лично сбил 26 самолетов врага. За мужество и храбрость, проявленные в боях с фашистскими захватчиками. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 14 июня 1942 г. Геннадию Дмитриевичу Цоколаеву присвоено звание Героя Советского Союза. В настоящее время гвардии подполковник Г. Д. Цоколаев в запасе. Живет и работает в Москве.

Всю блокаду, все девятьсот дней страна жила мыслью о Ленинграде, восхищаясь его мужеством, отвагой, несокрушимой силой духа.

— За Ленинград! — говорили артиллеристы Москвы, посылая снаряд за снарядом по врагу.

— За Ленинград, за Балтику! — говорили черноморцы и моряки Северного флота, направляя торпеды по фашистским кораблям. В битве за город Ленина, как и за другие города, проверялась завещанная Лениным дружба народов. Одним из подразделений, в котором служили летчики многих национальностей, была эскадрилья гвардии капитана Цоколаева.

Эскадрилью так и называли в 4-м гвардейском авиационном полку — «интернациональная». Геннадий Цоколаев и его летчики сражались над Ханко, Эзелем, Даго, над Кронштадтом и Ленинградом.

Нередко в напряженный момент боя, когда надо было спасти товарища, в воздухе слышалось восклицание не только на русском, но и на украинском, белорусском, грузинском, балкарском, осетинском языках. Иной раз своей машиной прикрывал товарищ товарища, рисковал жизнью, падал, простреленный вражеской пушечной очередью, но друга в беде никогда не оставлял.

— В моей эскадрилье,— говорил на партийном собрании в сорок втором году коммунист Цоколаев,— летчики самых различных национальностей. И всех роднит одно — верность советской отчизне.

Вся Балтика восхищалась боем, который провела эскадрилья Цоколаева над тяжелыми фашистскими батареями, обстреливавшими Ленинград.

Цоколаев повел в бой свою эскадрилью, зная лишь одно: над позициями дальнобойных немецких батарей непрерывно барражируют «мессершмитты». В этом полете рядом с командиром были русские Анатолий Кузнецов, Виктор Голубев и Щеголев, украинец Евгений Герасименко, балкарец Алим Байсултанов, грузин Шакро Бедукадзе...

Фашистов было в четыре раза больше, но балтийские летчики были явно сильнее. Стремительно шел в атаку Анатолий Кузнецов. Отточенное мастерство пилотирования и стрельбы сливалось у него с русской удалью. Не обращая внимания на огонь «мессершмиттов», рвались в лобовую атаку молодые — Голубев и Щеголев. Наперерез врагу несется, словно на горячем скакуне, темпераментный Алим Байсултанов. Преследует врага Бедукадзе. А вот и Цоколаев: короткая очередь, и сраженный ударом комэска фашистский истребитель падает на промерзшую землю.

Со стороны Ленинграда идут волны штурмовиков и пикировщиков. Надо их надежно прикрыть. С новой силой разгорелся бой. Падают еще четыре «мессершмитта».

А вот еще один бой.

...Жарким летним утром сорок второго года у Ладожского озера на фронтовом аэродроме дежурила эскадрилья гвардии капитана Цоколаева. Комэск, как и все другие, сидел в самолете, пристегнувшись ремнями, готовый к немедленному вылету.

Раскаленный воздух был беззвучен. В голубом небе, точно застряв по неведомой причине, торчало над аэродромом одинокое белое облачко. Цоколаев взглянул в сторону линейки, на которой стояли самолеты всей эскадрильи:

— Никто не спит?

Гвардейцы доложили о готовности.

И сейчас же прозвучал сигнал тревоги. Догоняя красноватое облачко ракеты, гудя моторами, по траве аэродрома промчались самолеты. Круто набирая высоту, машины взяли курс на озеро, которое с той огненной военной поры страна называет дорогой жизни Ленинграда.

Головной истребитель с бортовым номером 51 вел командир эскадрильи. Он накапливал высоту и скорость, так необходимые в бою. Ведомые повторяли маневр Цоколаева. Пристально следил за капитаном комсомолец Стрельников. Еще бы: Цоколаев уже уничтожил в воздушных боях двадцать «мессершмиттов» и «юнкерсов». Он мог взять себе в ведомые и опытного летчика, а взял его, Стрельникова, который еще ни разу не участвовал в воздушных сражениях.

Заботой командира было одно — опередить фашистские бомбардировщики, не дать им подойти к транспортам, везущим хлеб и боеприпасы городу Ленина. И вот летчики услышали приказ командира:

— Опередить!

Немецкие эскадрильи приближались. Надо отдать должное: они шли в четком строю, не нарушенном даже огнем зенитной артиллерии. Это были не юнцы, только что закончившие летные училища, а те, кто бомбил Париж, Лондон, Варшаву, Афины. Против двадцати самолетов Цоколаева сто гитлеровских «юнкерсов», «хейнкелей» и «мессершмиттов». Трудное соотношение, но в то время оно было вполне обычным. Разница компенсировалась отвагой, преданностью отчизне. И эскадрилья Цоколаева, как всегда, вышла победительницей в бою.

На несколько секунд раньше, чем армада фашистских бомбардировщиков подошла к береговой черте, восемь балтийских истребителей во главе с Цоколаевым рванулись в атаку. А вслед — еще двенадцать «ястребков», ведомых Василием Голубевым и Михаилом Васильевым. Летели среди гвардейцев тогда и Анатолий Кузнецов и Петр Кожанов. Все эти пять летчиков — Герои Советского Союза — были душой сражения.

До головных самолетов врага оставалось не более 300 метров: отчетливо выделяются кресты на широких крыльях бомбардировщиков. «Юнкерсы» и «хейнкели» не сворачивают. Скоро становится понятной причина их самоуверенности: в лоб истребителю с номером 51 несутся два «мессершмитта». Гвардии капитан Цоколаев вдруг убрал газ и выжал гашетки. Пушечная очередь застучала по козырьку и мотору врага. «Мессершмитт», нелепо переваливаясь, шлепнулся в воду и ушел на дно вместе с пилотом. Снова вверх — там горит второй «мессершмитт». Это ударил из пушек ведомый Стрельников.

— Товарищ командир, товарищ командир! — восторженно кричит Емельян.— Вы видели, как я его? Видели?

— Видел, видел, — улыбается Цоколаев,— пристраивайтесь скорее.

Цоколаев бросил взгляд вниз: по глади озера идут наши корабли. Их экипажи надеются на гвардейцев.

Все ожесточеннее становится бой. Вот падает бомбардировщик, пораженный Василием Голубевым; до воды провожает взглядом Петр Кожанов другой «юнкерс», которому он вывел из строя оба мотора. Михаил Васильев и Георгий Лагуткин парой ворвались в строй бомбардировщиков, и фашисты шарахаются, боясь столкновения. А Шакро Бедукадзе сам атакован. На помощь спешит Цоколаев. Разве он оставит в беде товарища? Геннадий попал в мотор «мессершмитта». Тот напрасно пытается тянуть к берегу. Это уже вторая победа командира в сегодняшнем бою. Шакро, прикрытый командиром, двумя реактивными снарядами поджег одновременно два бомбардировщика. На «юнкерсах» паника. Открыты люки: бомбы летят вниз, далеко от каравана судов, не причиняя им никакого вреда.

Одиннадцать бомбардировщиков и истребителей врага было уничтожено гвардейцами в том бою, еще восемь фашистских самолетов было повреждено.

Бой приближался к концу, когда Геннадий Цоколаев увидел идущую выше себя шестерку немецких бомбардировщиков, заходивших на боевой курс,— к каравану, плывущему на Ленинград.

Раздумывать было некогда. Приблизившись, Цоколаев пулеметно-пушечным огнем преградил путь ведущему «юнкерсу». Немцы неприцельно высыпали весь бомбовый запас. А Цоколаев, набирая высоту, заставил отказаться от прицельной бомбардировки уже второй и третий «юнкерсы». И когда бомбовозы, сбитые с боевого курса, уже повернули обратно, «мессершмитты» сзади атаковали командира эскадрильи. Три густых огненных снопа вонзились в хвост, крылья и фюзеляж «ястребка».

Неуправляемый истребитель командира накренился, затем перевернулся. Цоколаев попытался восстановить ориентировку, но не смог этого сделать. Кровь залила глаза. Осколки разбитых очков впились в лицо. Боли гвардеец еще не чувствовал. Привычно, как сотни раз до этого боя, он хотел дать газ, но не смог. Еще не понимая случившегося, бросил взгляд на сектор газа. И сразу — нестерпимая боль, в глазах поплыли круги. Ручьем забила кровь из левой руки. Цоколаев терял сознание. Но та же боль привела летчика в чувство.

Истребитель штопорил, неудержимо приближаясь к воде.

«Неужели отвоевался? — мелькнула мысль.— Нет, нет!»

Надо вывести самолет из пике. Надо овладеть машиной. Цоколаев коленями зажал ручку управления, вытер рукавом своего флотского кителя кровь с лица и правой же рукой потянулся к газу. Гвардеец стонал от боли. Но самолет больше не падал, его удалось вывести в правильное положение, и, найдя необходимый ориентир, командир эскадрильи повел самолет к своему аэродрому. Капитана охраняли друзья.

Истребитель не мог держаться ровно: хвостовое оперение было почти полностью отбито, левая часть стабилизаторов валялась где-то на дне озера, фюзеляж и крылья светились сотнями пробоин. И все усиливалась боль.

«Надо прыгать!» — подумал Цоколаев, однако не сделал никаких приготовлений к прыжку. Истребитель то проваливался, то, наоборот, лез вверх, он держался лишь на мощном моторе. Но и мотор вот-вот должен был заглохнуть — кончалось горючее.

«Надо прыгать,— снова мелькнула мысль.— Так садиться нельзя!»

Совсем недавно он говорил молодым летчикам:

— Если будете тяжело ранены, если машина уже не повинуется — надо оставить ее!

А как должен поступить он, командир эскадрильи? Ведь ранение тяжелое, потеряно много крови, и глаза еле-еле видят, а машина... она и сейчас-то едва повинуется, а когда кончится горючее, тогда и из кабины не выбраться.

Все это понимал и знал Геннадий Цоколаев и... не прыгал.

«Мне, комэску, вернуться на аэродром... пешком?» И продолжал лететь. Вот береговая черта, знакомая деревушка с холмом на границе летного поля. Геннадий совершает посадку.

Сам вылез из кабины. Нетвердыми шагами прошел к летчикам, бежавшим навстречу, и потребовал:

— Бедукадзе, Стрельников — доложите!

Правой рукой Цоколаев сжимал рану на левой руке. Он мог каждую секунду упасть, ослабленный потерей крови и сильной болью. Но выслушал доклад.

Политработник капитан Константин Шорин сказал строго:

— Геннадий, садись в машину...

— Минуту,— отстранился Цоколаев,— объявляю вам благодарность. Бедукадзе, вы славно дрались, как и вы, Стрельников.

Сел в санитарную машину, крикнул:

— До свидания, орлы!

Как только зажила рана и стали шевелиться пальцы левой руки, Геннадий Цоколаев вновь принял эскадрилью.

Говорят: в капле воды отражается солнце. В балтийской эскадрилье Героя Советского Союза коммуниста Геннадия Цоколаева нашла свое отражение нерушимая дружба советских народов, их великая любовь к Ленинграду.

Эскадрилья доказала это в боях. Ее командир совершил более 500 боевых вылетов. Более 100 раз штурмовал он фашистов, уничтожил в Балтийском море 10 катеров с экипажами, сбил в воздушных боях 26 гитлеровских бомбардировщиков и истребителей, провел 82 разведки в глубоком тылу врага. За это и за умелое командование эскадрильей, летчики которой сбили сотни фашистских самолетов, Геннадию Дмитриевичу Цоколаеву и было присвоено звание Героя Советского Союза.

После войны врачи запретили многократно раненному в боях летчику-истребителю летать. Гвардии подполковник Цоколаев перешел на пункт наведения. Он щедро делился опытом с молодыми коллегами, помогая им совершенствовать летное мастерство, учил перехватывать воздушные цели на всех высотах, в самых трудных условиях.

М. Львов

Из книги: Герои огненных лет. Очерки о москвичах — Героях Советского Союза. Вып. 1. М.: Московский рабочий, 1975.

Другие материалы