Твои герои, Ленинград

БАЖАНОВ
Григорий Сергеевич

Не зная преград

Бажанов Григорий Сергеевич. Родился в 1918 г. в деревне Большая Дубрава Орехово-Зуевского района Московской области. По национальности русский. Член КПСС с 1941 г. Жил с 1925 г. в Москве, учился в 6-й школе Кировского района. По спецнабору ЦК ВЛКСМ был послан в Ейскую школу летчиков ВМФ, после окончания которой служил на Балтике вначале летчиком-наблюдателем, затем штурманом. Участвовал в вооруженном конфликте с Финляндией. В годы Великой Отечественной войны совершил более 150 бомбовых и торпедных ударов по фашистским войскам и кораблям. Звания Героя Советского Союза удостоен 22 июля 1944 г. После войны ряд лет служил в авиации Военно-морского Флота. В 1955 г. умер.

Вторые сутки бушевал снегопад. Летчики ждали хотя бы небольшого улучшения погоды. Войска двух фронтов — Ленинградского и Волховского — вели бои по окончательному разгрому врага под городом Ленина, а гвардейский полк, ударная сила авиации Балтийского флота, не мог подняться в воздух. Но вот метель прекратилась. Сразу взревели десятки моторов. Бомбардировщики вырулили на старт.

Приказ командира 8-й минно-торпедной дивизии ВВС Балтийского флота требовал нанести серию ударов по Ропше, где скопились крупные силы фашистских войск. Особенность операции состояла в том, что каждый экипаж должен был атаковать самостоятельно, бомбить точно определенные цели. Один из экипажей, вылетевший на несколько минут раньше, освещал цель. Ответственность за первый удар легла на экипаж командира второй эскадрильи 1-го гвардейского минно-торпедного полка гвардии капитана Победкина. Курс этому самолету прокладывал Григорий Сергеевич Бажанов. Бывали у гвардии капитана Бажанова и посложнее рейды, а уж о дальности и говорить не приходится. И все же этот полет в ночь на 17 января 1944 года — один из самых трудных. Снег не оставил следа от многочисленных ориентиров. От самой линии фронта — она была совсем рядом — до Ропши шли под непрерывным огнем на высоте, когда опасно любое стрелковое оружие. Бажанов издали увидел, что район предстоящей бомбежки освещен САБами.

— Светло, как днем,— сказал Григорий Сергеевич командиру.

— Да, молодцы наши, знают свое дело.

Это Победкин похвалил экипаж самолета-осветителя. От него зависела точность бомбометания всего полка. И экипаж выполнял задачу смело и методично: в небе висели, медленно опускаясь, гигантские «фонари»; стоило им приблизиться к земле, как загорались другие.

Бажанов мгновенно нашел цель — мощное укрепление, за которым чувствовали себя неуязвимыми сотни гитлеровцев. Отрывисто звучали команды и сигналы, и летчик, повторяя их, сразу выполнял. Сейчас, когда наступала главная минута рейда, именно штурману принадлежало решающее слово.

Тяжелые бомбы обрушились на укрепление.

Затем второй полет. И снова удар. Зенитки врага неистовствовали: три большие пробоины получил шедший позади самолет Соловьева.

Машина Бажанова также вернулась с повреждениями в фюзеляже. Победкин спросил инженера Островского:

— Это угрожает безопасности полета?

— Нет, но...

— Значит, ремонт после третьего рейда,— сказал комэск и посмотрел на штурмана.

— Правильно,— улыбнулся Бажанов.

Григорий Бажанов принадлежал к тем воинам, о которых говорят, что они олицетворяют спокойствие и уверенность. В праздник он бывал весел, но не настолько, чтобы забыть о работе; в боевом полете — серьезен, малоразговорчив, сосредоточен, но всегда замечал состояние товарища. Вот и сейчас, когда, казалось, уже решено снова лететь в бой на самолете с зияющими дырами, решено командиром и им, штурманом, Григорий Сергеевич обратился к воздушному стрелку:

— А ты не замерзнешь при открытых «форточках»?

— Над Ропшей горячо,— ответил сержант.

Стрелку действительно было тепло оттого, что не забыли его спросить, что посоветовались с ним. На войне чувство локтя, забота о ближнем — первостепенное дело.

Может быть, благодаря таким вот едва видным штрихам заботы и воспитания и создается монолитный экипаж. У Бажанова жилка воспитателя с далеких лет юности. Возможно, ее заметили педагоги 6-й школы Кировского района Москвы, где учился Григорий Бажанов и был пионервожатым, или инструктор Осоавиахима, который вел в школе кружок авиамоделизма. Так Григорий, еще совсем мальчишка, стал пионервожатым, а спустя некоторое время — инструктором авиамоделизма, военоргом школьного комитета ВЛКСМ. И в Ейской школе он был членом бюро комсомольской организации, и позднее, когда прибыл на Балтику, возглавил комсомольцев первой эскадрильи 57-го бомбардировочного авиационного полка, где служил летчиком-наблюдателем, а затем второй эскадрильи 73-го пикировочного полка, где служил штурманом.

Разумеется, коллектив уважал Бажанова не только за привлекательные черты характера — доброту, желание и умение помочь в трудную минуту, но и за организаторские способности. Григорий был хорошим волейболистом и всюду, где служил, создавал волейбольные команды. Как прекрасный парашютист, он привлекал к прыжкам всю эскадрилью. Горячий поклонник шахмат, Бажанов организовывал турнир за турниром. Книголюб, он увлеченно рассказывал о прочитанном и тем привлекал в полковую библиотеку многих друзей-авиаторов. Бажанова уважали и любили за храбрость, отвагу, за то, что он соединял в себе опыт и мастерство воина-ветерана с юношеской удалью. С первого до последнего дня боев с белофиннами Бажанов был в действующей авиации. Как поощрение за высокую точность бомбометания и самообладание командование назначило его на должность старшего летнаба. Григорию поручали сложнейшие задания — точечное бомбометание на вражеские форты, охраняемые разветвленной системой ПВО, и фоторазведку. Данные, которые привозил Бажанов, помогали решать крупные тактические задачи. Орденом Красного Знамени отметила Родина доблесть вчерашнего курсанта авиашколы.

Недолгим оказался перерыв между боями на Карельском перешейке и Отечественной войной. Но знаний и мастерства он Григорию дал много. На летно-тактических учениях Бажанов одним из первых обнаружил замаскированную цель и поразил ее прямым попаданием. А потом были новые точные удары по «противнику». Уверенно прокладывал он курс над землей и над водой — все дальше от родной базы.

Как это пригодилось в Отечественную!

Наступил сорок первый год. В самом начале его на совещании у Гитлера было решено: все минные заградители и торпедные катера вместе с частью противолодочных кораблей и тральщиков использовать на Балтике, чтобы морским путем обеспечить снабжение своих войск при выполнении плана «Барбаросса». Фашистское верховное командование считало это настолько важным, что даже отклонило просьбу Роммеля об увеличении численности торпедных катеров на Средиземном море для борьбы с английским флотом. Ничего этого, конечно, Бажанов тогда, в сорок первом, не знал и не мог знать, но к активным действиям был одинаково хорошо подготовлен как на суше, так и на море. В ответ на бомбежку фашистами Кронштадтской, Либавской и Виндавской военно-морских баз летчики Балтфлота нанесли удар по соответствующим базам врага. Это было 22 июня 1941 года. В штурманской кабине одного из скоростных бомбардировщиков, сбросивших на агрессора первую серию фугасных бомб, находился Григорий Бажанов. И с тех пор он все время в бою. Не было у Бажанова ни одного невыполненного задания, ни одного случая вынужденной посадки из-за потери ориентировки. Не числились за ним ошибки в выборе цели. И это несмотря на то, что маршруты приходилось прокладывать самые разные и цели были самые разные — от скоплений фашистских войск и танков на дорогах и переправах до кораблей в море.

Бажанов одним из первых нанес удар по морскому противнику. Это было 6 июля 1941 года, сразу после полета для бомбоудара по моторизованным силам противника. Бажанов докладывал начальнику штаба разведданные о районе боя. Раздался телефонный звонок из штаба ВВС. У аппарата был командующий ВВС Балтийского флота генерал-майор авиации М. И. Самохин.

— В районе Вентспилса,— сказал он,— транспорт с живой силой и техникой врага. Послать наиболее подготовленного бомбардира...

Бажанов, который должен был решать чисто сухопутную задачу, получил приказ — найти и уничтожить транспорт. Вместо бомб быстро подвесили торпеду.

Когда самолет находился уже в воздухе, радист принял сообщение, уточняющее приказ: не дать коробке открыться. Летчик и штурман поняли, что это значит,— не дать транспорту разгрузиться. Следовательно, на судне вооружение. Бажанов в первую очередь подумал о танках. Очевидно, потому, что в последние дни июня бомбардировал главным образом именно танковые и мотомеханизированные колонны, рвавшиеся по графику блицкрига к Ленинграду. Он не подозревал, что, прокладывая курс в Рижский залив, откроет боевой счет уничтоженным с воздуха фашистским судам, которые пытались морем поддерживать свои войска. Странное чувство овладело Бажановым, когда он приблизился к судну. Тяжело груженный транспорт осел, двигался на малой скорости и казался совершенно безобидным. Но стоило нашему самолету подойти на дистанцию сброса торпеды, как транспорт озарили вспышки — зенитные средства оказались сильными и огонь вели методично и точно: вначале неподалеку от самолета, потом и вовсе рядом стали рваться снаряды. Командир экипажа крикнул:

— Вспухла консоль!

А Бажанов, словно не слыша предупреждения, произнес:

— Боевой курс.

Этим он сказал товарищам по экипажу и себе тоже, что нет для них сейчас ничего важнее, чем выдержать направление. Пусть вспухла консоль, пусть по фюзеляжу хлестнула очередь зенитного автомата — все это второстепенное по сравнению с поставленной задачей.

Торпеда пошла, ее след наверняка видели с транспорта, но еще вели организованный плотный огонь. Да, тогда, в июле сорок первого, самоуверенность фашистов была безграничной, ореол непобедимости, обретенный в войне на Западе, толкал их вперед и вперед. Но вот что-то произошло на судне. Там поняли, что торпеда идет точно в цель, что никакой маневр уже не поможет. Огонь ослаб именно в те секунды, когда краснозвездный самолет легче всего было поразить. Это понимал Бажанов и сделал вывод, которому следовал всю войну, в каждом крейсерском полете: надо так проложить курс и рассчитать атаку, чтобы торпеда обязательно нашла судно противника. Достигались при этом две цели: во-первых, выполнялся приказ, решалась боевая задача; во-вторых, ломалась воля противника, а это многое значит для достижения победы.

Взрыва ни Бажанов, ни другие члены экипажа за гулом моторов не слышали. Но взметнувшееся пламя и дым были так близки, что казалось, будто гарь пропитала полнеба. Потом транспорт накренился, пламя усилилось. Судно уходило в воду кормой, а носовая часть, наоборот, поднималась вверх.

— Командир, сколько осталось горючего? — спросил Бажанов.

— Израсходовали всего четверть,— ответил летчик.

— Жаль,— сказал Бажанов.

— Что жаль?

— Жаль, что нет с собой еще и бомб.

— Это к торпеде еще и бомбы? — летчик засмеялся.— Многого захотел.

— Да, конечно,— ответил Бажанов.— Я подумал, что время позволяет.

Возвращались домой. Фюзеляж зиял пробоинами, и нелепо выглядела консоль левого крыла. Лететь было еще далеко, но предстоящий путь не тревожил. Хотелось лишь поскорее доложить, что «коробка не открылась», что транспорт не выгрузил войска и вооружение, он на дне. Хотелось сказать однополчанам: ребята, не так страшен черт; наше оружие, наши машины позволяют сильно бить фашистов и на суше и на море.

...Техники быстро ввели в строй бомбардировщик. Экипаж вновь отправился в полет. На сей раз — на сухопутье. Что ж, с самого начала обстановка заставила Бажанова быть универсалом — бомбить, торпедировать, вести разведку и даже штурмовать на двухмоторном самолете. А 8 августа 1941 года он вел, и очень успешно, воздушный бой против фашистских истребителей. День этот памятен каждому балтийцу. Утром стало известно, что группа дальних бомбардировщиков из полка Е. Н. Преображенского атаковала Берлин. Какую радость вызвало короткое, без подробностей, сообщение комиссара эскадрильи, в которой служил Бажанов! Геринг и Геббельс объявили советскую авиацию уничтоженной, а она вновь заявила на весь мир о своем существовании. И Бажанов в тот день, хотя и прокладывал более скромный, чем к фашистскому логову, курс — на танковую колонну, тоже решительно опровергал ложь фашистской пропаганды.

Бомбы Бажанов сбросил удачно. На шоссе образовалась пробка, и его товарищи смогли нанести противнику значительный урон. Вот тут-то и появились «мессершмитты». Они обрушились на бомбардировщик Бажанова, уже отходивший от цели. Штурман показал себя снайпером: головной «мессер» он, очевидно, повредил, потому что вражеская машина вышла из боя, а другой — зажег, и экипажи наших бомбардировщиков видели, как он врезался в землю неподалеку от дороги.

Да, во многом Григорий Бажанов был впереди: он потопил первый на Балтике транспорт, он первым в полку сбил вражеский истребитель.

В июне 1942 года, к исходу первого года войны, Григорию Бажанову вручили — уже второй — орден Красного Знамени.

Штурман освоил дальний бомбардировщик, на котором в начале войны балтийцы нанесли серию ударов по Берлину, и продолжил свой боевой счет. Только в семи крейсерских полетах в июле — сентябре 1943 года он потопил пять кораблей противника, за что был награжден третьим орденом Красного Знамени. Всего же Бажанов торпедами и бомбами потопил семь транспортов, два морских катера, повредил три тральщика, три катера, один миноносец.

Для штурмана Бажанова не было преград, когда речь шла о воинском долге. Сражаясь за город Ленина, он всегда помнил о Москве, переписывался с родными, друзьями, со школой, в которой учился. Письма в столицу помогали, наверное, его юным друзьям. И очень помогали ему самому весточки из Москвы. Бывало, соберутся летчики, штурманы, стрелки-радисты в непогоду на командном пункте, и Григорий читает вслух полученные письма...

Но вернемся к событиям того дня, с которого начался рассказ о штурмане Бажанове. За одну ночь на 17 января 1944 года экипажи произвели по четыре боевых вылета. А Григорий Сергеевич — пять. Дело в том, что появились новые разведданные: установлено местонахождение командного пункта вражеской дивизии. Бажанов выверял расчеты так, как будто от этого боевого вылета зависела судьба всей операции по разгрому фашистских войск под Ленинградом. 500-килограммовые фугаски, сброшенные Бажановым, сделали свое дело — командный пункт врага, а вместе с ним и десятки гитлеровских офицеров были уничтожены.

Так воевал москвич, балтийский авиатор Г. С. Бажанов. И когда в июле 1944 года ему было присвоено звание Героя Советского Союза, весь полк радовался за боевого товарища.

М. Львов

Из книги: Герои огненных лет. Очерки о москвичах — Героях Советского Союза. Вып. 3. М.: Московский рабочий, 1978.

Другие материалы