Твои герои, Ленинград

СЕНИЧКИН
Андрей Трофимович

На острие ножа

В это утро у старшего сержанта Андрея Сеничкина было веселое настроение, поэтому, когда приехавший в запасной полк за пополнением майор Одинцов спросил: «Нет ли среди вас разведчиков?», Андрей ответил:

— Разведчиков нет. Есть кое-кто посерьезнее.

— Это кто же такой? — в тон ему задал вопрос Одинцов.

— Артиллеристы, например.

В запасной полк Сеничкин попал неделю назад из госпиталя. До ранения он служил в артиллерийском дивизионе. Был неплохим наводчиком и очень этим гордился.

— Почему же это разведчики хуже артиллеристов?

— А какой от них толк? — хитро улыбнулся Андрей. — Ходят-ходят, по три маскхалата в месяц рвут, а «языков» не приводят.

В разговор вступил сержант с густыми, нависшими на глаза бровями и суровым взглядом:

— Попробовал бы хоть раз сам сходить в разведку, тогда узнал бы, почем фунт лиха.

— Да уж хуже ваших разведчиков не сработаю.

— Это еще как сказать...

— И не сомневайся. Артиллеристы — народ серьезный. Никогда не подведут.

Майор Одинцов словно решил поймать его на слове. — Значит, пойдешь в разведчики?

— Что же делать, раз у самих ничего не получается. Придется артиллеристам браться за дело! — Сеничкин весело подмигнул сержанту.

Андрей полагал, что все кончится шуткой, но майор Одинцов вдруг повернулся к шедшему за ним лейтенанту:

— Запишите его.

Сеничкин несколько растерялся. Мелькнула мысль отказаться, но он даже испугался ее. Знал, что тогда станет посмешищем всего полка. Скажут: струсил старший сержант. Чтобы никто не заметил охватившего его волнения, Сеничкин все в том же шутливом тоне продолжал:

— Только с условием. — С каким? — спросил Одинцов.

— Пишите и его.

Андрей указал на младшего сержанта Павла Колесникова, с которым уже успел сдружиться в запасном полку. Тот тоже недавно вышел из госпиталя и ожидал, когда его направят в действующий полк.

— Ну что ж, можно и его. Запишите, — майор опять повернулся к лейтенанту.

Так бывший артиллерист стал разведчиком 381-й отдельной разведывательной роты. На Синявинских болотах он месяц постигал хитроумные приемы захвата пленных, взрыва дотов и дзотов.

В первый поиск Сеничкин был послан ночью. Группа сравнительно легко преодолела нейтральную полосу и подошла к проволочному заграждению. Скуластый сапер-казах быстро перерезал проволоку, снял несколько мин и сказал:

— Можна...

Оставив у прохода Павла Колесникова и казаха-сапера, разведчики поползли к немецкой траншее. Вот здесь-то и произошло непредвиденное. Только Андрей Сеничкин, старший сержант Александр Куникеев и рядовой Павел Сбоев спустились в траншею, как из-за поворота показалось что-то похожее на оленьи рога. Послышался глухой звук шагов. Разведчики поняли — идут гитлеровцы. Они всегда привязывали к каскам ветки или траву. Ночью это напоминало оленьи рога.

Фашистов было четверо, наших — трое. И Сбоев не выдержал. Бросил в гитлеровцев противотанковую гранату. Раздался взрыв.

— С ума вы сошли! — крикнул оставшийся за бруствером старший группы и прыгнул в траншею. — Все дело испортил, — ворчал он, обшаривая карманы убитых.

Небо осветилось десятками ракет. Поднялась стрельба.

— Отходи, — приказал старший группы. Разведчики ползком двинулись к проходу. Вышли благополучно. Принесли документы, письма убитых. Но майор Одинцов был недоволен. Возвращаясь с группой в штаб дивизии, он говорил:

— Документы хорошо, а пленный все равно нужен. Такой поиск испортили.

В душе он, возможно, и согласен был с действиями подчиненных. Как-никак, а фашистов было четверо. Чем бы кончилась борьба, если бы ее завязали, неизвестно. Могло ведь случиться так, что и пленного бы не взяли, и своих потеряли. Но «язык» был нужен как никогда, и майор долго журил разведчиков за «оплошность». Он даже припомнил Сеничкину его шутки в запасном полку по поводу напрасной порчи маскхалатов. Андрей теперь уже серьезно сказал:

— Приведем вам пленного, дайте только время.

И привели. Произошло это спустя две недели. Как и первый раз, в поиск пошли после полуночи. Двигались осторожно, прислушиваясь к малейшему шороху, осматривая каждый куст, встречавшийся на пути. На середине нейтральной полосы, при выходе из кустарника, Сеничкину показалось, что впереди что-то прошуршало. Он тут же дал сигнал старшему. Группа прекратила движение и притаилась. Старший спросил Андрея шепотом:

— Что такое?

— Вроде кусты шевелились. — Где? — Вон те, впереди.

— Ну подождем.

Старший потянулся к карману за гранатой. Сеничкин сделал то же самое. Больше десяти минут лежали разведчики, затаив дыхание. Андрей уже стал сомневаться в том, правильно ли он поступил, остановив группу. «Теперь уже были бы в немецких траншеях»,— укорял он себя.

Как раз в это время из кустов, что приковали внимание разведчиков, показалась голова. Рядом высунулась другая. Стало ясно: встретились две разведки. Тут уж, как говорят, не плошай.

Старший группы первым швырнул одну за другой две гранаты. То же самое сделали остальные разведчики и сразу же бросились вперед. Увидев у кустов распластавшегося на земле человека, Андрей быстро схватил его за руки и вывернул их назад.

— Скорее домой, — приказал подбежавший к ним старший группы.

Стянув руки пленного ремнем, Сеничкин вместе с товарищами повели его в сторону своих окопов. Через полчаса разведчики были уже в штабе дивизии.

Пленный оказался молодым солдатом, впервые посланным в разведку. Он рассказал все, что знал о расположении фашистских войск на этом участке, о системе обороны, о настроениях солдат.

Потом Сеничкин еще много раз ходил в поиски. Они были удачными и неудачными, но всегда полезными. В боях ковалось мастерство солдата, закалялась его воля. Он полюбил свою новую воинскую специальность. Ему нравилось, что здесь каждый человек, независимо от того какие лычки и звездочки у него на погонах, должен быстро находить правильные решения, неожиданные для противника ходы.

А сколько раз выручали Андрея в трудную минуту верные боевые друзья — разведчики! Вот хотя бы и этот случай на Псковщине...

: Было это в августе 1944 года. Вышел Сеничкин с начальником дивизионной разведки майором Одинцовым в первую траншею для наблюдения. Старший сержант к тому времени уже был опытным разведчиком, командовал группой. Залегли в окопчике, вырытом перед первой траншеей. Линии обороны наших войск и противника проходили по склонам высоток, расположенных одна против другой. Лощина между ними, заросшая кустарником, была нейтральной полосой.

Сеничкин не раз обследовал этот участок, знал, где У гитлеровцев стоят пулеметы, где орудия. Он подробно доложил об этом начальнику разведки. В заключение старший сержант сказал:

— Посмотрите на те кусты. Видите? Несколько раз по ним ходили немцы. Им, наверное, надо было пройти с одного фланга на другой. По траншее — это путь добрых два километра, а напрямик, по кустам, — метров девятьсот. Можно пробраться туда по той вон канаве, залечь в кустах и захватить «языка».

Но майор не поддержал его.

— Не вздумай это сделать, — предупредил он.— Немцы не дураки, могут засаду там держать. Сам «языком» окажешься.

Сеничкин согласился. Но когда на следующий день опять вышел на наблюдательный пункт, мысль о гитлеровцах, протоптавших тропинку в кустарнике, вновь стала сверлить мозг. «Если бы была засада, фрицы бы там не ходили», — подумал старший сержант. Очень велик был соблазн «пощупать своими руками», и Андрей не устоял.

— Вы, ребята, понаблюдайте, а я выдвинусь вперед. Посмотрю, что там в кустарнике.

По канаве Сеничкин дополз до кустов, по ним прошел вперед и вскоре наткнулся на тропку. Спрятался за кустом и стал ждать. Прошло не больше пятнадцати минут, на тропке показались два фашиста. Один был с автоматом, который болтался у него на груди, другой с карабином за плечами. Идут, разговаривают, не думая об опасности. Видно, не раз ходили этой тропкой. Андрей подпустил их к себе на пять—семь метров, вскочил и, вскинув автомат, скомандовал:

— Хенде хох!

Гитлеровцы опешили и подняли руки.

— Шнель, — подал новую команду старший сержант и показал в сторону линии обороны наших войск.

Пленные послушно двинулись в указанном направлении, а у Сеничкина вдруг по спине побежали мурашки. Он только сейчас понял, в какую попал неприятную историю. Два вооруженных врага идут по кустарнику, в котором при желании и ловкости можно не только уйти от конвоира, но и его самого прикончить на месте. Отобрать оружие сразу Андрей не мог, — не решился вплотную подойти к пленным. «Кинутся, паразиты,— и катайся с ними по земле. С двоими-то мне не справиться. Придется следить, чтобы рук не опустили». Ну, а если опустят? Успеет ли он принять меры? Долго ли, скажем, автоматчику нажать на спусковой крючок?

Всего десять минут был Сеничкин наедине с фашистами. Но за эти минуты пережил больше, чем в другое время за месяц и даже год.

Выручили друзья-разведчики, которые зорко следили за ним и его действиями. Старший сержант Соколов и еще два разведчика поспешили на помощь командиру. И пока гитлеровцы соображали, что им делать, разведчики уже были около них.

Пленных отвели б штаб и сдали начальнику разведки. Вскоре старшего сержанта вызвал командир дивизии. Нет, не для награждения.

— Ходил в разведку? — строго спросил полковник.

— Никак нет, — соврал Андрей. — Просто выдвинулся вперед для наблюдения. Из окопа плохо видно... Далековато.

— Один ходил?

— Нет... Ребята прикрывали, — опять соврал Сеничкин.

— В следующий раз выдвинешься — отчислю из разведки,— пообещал командир дивизии.

Он любил этого отважного старшего сержанта и боялся потерять его.

Через несколько дней в разведроту пришла радостная весть. Старший сержант Андрей Сеничкин за проявленную доблесть награждался орденом Славы III степени.

* * *

Поздно вечером 17 ноября 1944 года в землянку, где расположилась группа разведчиков, которой командовал теперь уже старшина Сеничкин, пришли командир дивизии полковник Березин и майор Одинцов. Полковник приказал всех разбудить, а когда ребята поднялись, сказал:

— Есть у меня к вам большая просьба. Надо достать «языка». Я знаю, что это не так просто. Если, бы всегда, когда мы этого хотим, «язык» шел в наши руки, можно было бы жить припеваючи. Но сегодня, товарищи, дело особое. В общем, если этой ночью вы не приведете пленного, днем придется вести разведку боем. Нем это кончится, неизвестно; может быть, сотне солдатских жизней придется уплатить за одного фашиста.

Полковник прикурил папироску, жадно затянулся дымом.

— Так на чем порешили? — спросил он после долгой паузы.

— Пойдем, — сказал Сеничкин.

— Постараемся, товарищ полковник, — ответили остальные.

— А как думаете действовать? Сеничкин поднялся и сказал:

— Сейчас посмотрим, что делается на улице.

Все вышли из землянки. Поеживаясь от холода, напряженно вглядывались в темноту. А она в эту ночь была до того густой и черной, что даже острый глаз Александра Куникеева мог пробить ее самое большее на два метра.

Старшина мысленно представил себе путь, по которому им придется идти. Он не раз намечал его себе, когда выходил с группой для наблюдения. До проволочного заграждения метров четыреста. Местность открытая, ровная, поросшая высокой травой. За проволокой трава еще выше. Кусты идут полосой, вроде их специально посадили. За ними, метрах в восьмидесяти от проволочного заграждения, стоят сиротливо, как будто случайно вырвавшиеся на простор, несколько елочек.

— К елочкам бы надо выйти, — обращаясь к сопровождавшему полковника майору Одинцову, сказал Сеничкин. — Только как их найдешь в такой темноте?

— Можно показывать вам дорогу трассирующими пулями, — ответил Одинцов.

...Через полтора часа группа была уже на нейтральной полосе. Двигались гуськом, нога в ногу, до боли в глазах вглядываясь в темноту. В тишине слышался только хруст травы, покрытой инеем. Часто останавливались, ложились на землю и долго прислушивались к ночным звукам.

Минут через сорок подошли к проволочному заграждению. Оно было в два кола с хитроумным переплетением. Стали потихоньку делать проход. Собственно, резали проволоку саперы, а разведчики старательно им помогали — поддерживали проволоку, отводили в сторону концы.

Когда проход был готов, Сеничкин попросил сопровождавших группу саперов:

— Обследуйте-ка, ребята, вон те кусты. Что-то они у меня вызывают опасение. Сами посудите: с нашей стороны трава как трава, а на ихней с какими-то прогалинами растет. Нету ли там чего-нибудь?

Так оно и оказалось. Саперы обнаружили мины. Только заденешь проволоку — и взлетишь на воздух.

Через небольшое заминированное поле разведчики пробирались часа три. Не метрами, а буквально сантиметрами измерялся этот путь. Ощупывали каждую пядь земли, каждый самый маленький бугорок.

Когда до елочек, где старшина решил устроить засаду, оставалось метров восемь, разведчиков ослепила очередь из пулемета. Они прижались к земле и замерли. Так, боясь даже вздохнуть, пролежали минут пять. Андрей понял, что они напоролись прямо на огневую точку противника. Хорошо еще, что гитлеровцы их не заметили, а стреляли, как обычно ночью, неприцельно: нажмут на гашетку и строчат, не обращая внимания, куда и как летят пули. Ведут огонь на всякий случай, для острастки.

«Что же делать?» — спрашивал себя Сеничкин и не мог найти ответ на вопрос. А сзади кто-то из разведчиков настойчиво скреб по ноге, напоминая командиру, что пора принять какое-то решение. Ведь в любой миг могла взлететь ракета и осветить поле.

Старшина дотянулся рукой до лежавшего за ним товарища и, подталкивая его ладонью вправо, дал знать, что надо обойти огневую точку. Тот таким же способом передал команду дальше.

Метрах в десяти от пулемета разведчики наткнулись на ход сообщения. Спустились в него и отдышались. Шепотом стали советоваться, как действовать.

— Подходим по ходу сообщения. Я и Куникеев набрасываемся на пулеметчика, а. остальные осматривают окоп. Там наверняка есть еще несколько человек.

И словно в подтверждение слов Сеничкина, слева донесся храп. В тишине он казался невероятно громким. Слышать его было неприятно и даже страшновато.

Казалось что своим храпом фашист обязательно разбудит своих товарищей, и тогда поиск сорвется.

Но все обошлось благополучно. Вражеский пулеметчик хотя и услышал шаги, но, видно, решил, что это свои, и подпустил разведчиков почти вплотную. Он даже что-то начал им говорить, но закончить фразу не успел. Сеничкин как кошка бросился на пулеметчика, стремясь сбить его с ног. Однако фриц оказался чертовски здоровым и притом не из робкого десятка. Он выдержал удар старшины и в свою очередь так смазал его по голове, что у того искры посыпались из глаз. Хорошо, что рядом оказался Александр Куникеев. Не раздумывая, он ударил фашиста прикладом по голове. Тот сник и опустился на землю.

В землянке, что находилась метрах в трех от окопа, услышали шум борьбы. Там раздалась какая-то команда и кто-то уже выскакивал из двери.

— Ребята! Гранату! — приказал Сеничкин. Рядовой Сергей Ясвин выхватил гранату и швырнул ее в раскрытую дверь землянки. Но молодой разведчик поторопился и забыл выдернуть чеку. И опять выручил Александр Куникеев, этот удивительно смышленый, никогда не терявшийся паренек. Вслед за Ясвиным он швырнул в землянку свою гранату. Раздался взрыв.

Сразу же ожил передний край противника. Он огласился треском пулеметных очередей, разрывами мин, которые как град посыпались на нашу первую траншею.

— Неужели напоролись? — встревожился командир дивизии полковник Березин. Он всю ночь провел на наблюдательном пункте командира одной из рот, ожидая возвращения разведчиков.

— Помочь бы ребятам огоньком, — предложил начальник разведки.

— Не надо, — ответил комдив. — Еще темно, выйдут сами.

Было уже 7 часов 40 минут. Медленно начинало рассветать. Разведчики торопились. Сеничкин взял оглушенного немца за руку и попытался взвалить его себе на спину. Ему это не удалось. Андрей положил пленного на бруствер окопа и сказал:

— Тяжелый, черт. Придется нести двоим.

— А зачем нам его нести? Волоком потащим. Куникеев взял пленного за ноги.

— Постой, сумасшедший, — схватил его за руку Сеничкин.— Налетишь на фугас — и сам взорвешься, и «языка» потеряешь. Пойдем опять гуськом.

Не обращая внимания на стрельбу, они двинулись к проходу в проволочных заграждениях. Пленного несли по очереди. Стрельба к этому времени немного стихла, осветительные ракеты погасли. Куникеев повернулся к старшине и шепнул:

— Успокоились фрицы. Теперь все в порядке.

Но радовался он раньше времени. Только разведчики прошли лаз в проволочном заграждении, как небо над траншеями осветилось десятком ярких ракет. Вновь поднялась страшная пулеметная и автоматная трескотня.

— Вот тебе и успокоились. Накаркал. — Соколов опустил немца на землю и сам лег с ним рядом.

Залегли и остальные разведчики. Сеничкин предупредил:

— Не шевелиться, друзья. Сейчас они будут обшаривать всю нейтральную полосу. И если заметят кого, не сдобровать нам. Землю снарядами перероют. В общем, в траву забирайтесь.

К счастью, трава здесь была высокой. Минут десять висели в небе ракеты. Как убитые лежали в траве разведчики. Наконец стрельба начала постепенно затихать. Все реже и реже пускали гитлеровцы осветительные ракеты.

«Минуты через две прекратится все, и можно двинуться»,—подумал Сеничкин. Но подняться ему пришлось раньше. И сделать это заставил пленный. Он наконец очухался от куникеевского удара, встал и, осмотревшись, двинулся к проходу в проволочном заграждении. Лежавший неподалеку Ясвин попытался было удержать его, но как мячик отлетел в сторону. На пленном повисли Соколов и Куникеев, но он продолжал идти. Сеничкин схватил фрица за ноги, но и трое они не могли с ним справиться. И тогда Куникеев во второй раз стукнул гитлеровца прикладом по голове. Тот обмяк, сел на землю. Но сознание не потерял. Сидел и тер виски ладонями. Потом тупо на всех посмотрел и что-то тихо сказал.

— Шнель, — приказал старшина.

Пленный покорно поднялся и пошел вперед...

В траншее группу встретил командир дивизии. Всех по очереди обнял и, обращаясь к начальнику разведки, приказал:

— Всю группу в медсанбат. Баню, чистые постели...

Медсанбат в дивизии полковника Березина, помимо своего прямого назначения, выполнял и еще одну функцию — служил местом отдыха для особо отличившихся солдат и офицеров.

Впрочем, Сеничкину вскоре пришлось побывать не только в медсанбате, но и в госпитале. Через неделю после описанного поиска он был снова послан в разведку, получил там тяжелое ранение. Его отправили во фронтовой госпиталь...

* * *

На фронте многие солдаты отказывались идти в госпитали, — боялись потерять свою часть.

— В госпиталь только попади, и прощай родной полк, — говорили они. — Загонят туда, куда Макар телят не гонял. Бездушные люди.

Последнее замечание относилось к работникам отделов укомплектования войск. Их кляли на всех языках, какие только есть в нашей стране. Никто и не пытался войти в их очень трудное положение. Солдату казалось, что его просто не хотят направить в свой полк. А бедный работник отдела укомплектования совсем не по бездушию не мог этого сделать. В считанные дни надо было укомплектовать именно данную дивизию, потому что она через неделю-две должна вступить в бой. Но ведь этого людям не объяснишь.

В такое именно положение попал и Сеничкин, когда раны на ноге зажили и он был отчислен из госпиталя в запасный полк.

— Товарищ капитан, — упрашивал он офицера из отдела укомплектования. — Мне же рукой подать до своей части. Зачем же мне чужая?

— Надо, старшина, — сухо отвечал тот. — Идите туда, куда вас направляют.

И Сеничкин оказался в 469-м стрелковом полку. Командир полка, стройный подполковник, на груди которого было множество орденов, за что солдаты ласково называли его «наш Черняховский», принял старшину с нескрываемой радостью.

— Это хорошо, что тебя прислали к нам. Нам разведчики во как нужны. — Он провел указательным пальцем по горлу. — Будешь командиром взвода разведчиков. Согласен? — Заканчивая разговор, сказал: — Осматривайся, знакомься... Но не тяни время. «Языка» бы надо достать. Очень требуется. — Командир полка опять провел пальцем по горлу.

Полк находился в Латвии, в районе населенного пункта Ауце. Противник занял господствующую высоту, и его никак не удавалось сбить оттуда. Изучая оборону противника, Сеничкин обдумывал, где ему лучше организовать поиск. «Справа пройти трудно, — рассуждал он, — там через каждые пять метров наблюдатель. И слева не лучше. А что если идти прямо в направлении высоты? Вряд ли кто может предположить, что мы рискнем это сделать».

Как всегда бывало, понравившаяся Андрею мысль не давала потом покоя ни днем ни ночью. Он и на этот раз не мог от нее избавиться, поэтому вскоре был уже у командира полка. Тот выслушал и сказал:

— План заманчивый, но слишком опасный. Ведь если вас заметят, выбраться будет невозможно. Перекроют выход.

— Не успеют, — настаивал старшина. — Мы быстро все сделаем. Зато здесь пройти легче. Немцы уверены, что на этом участке никто не решится сунуться, и охраняют его не так, как другие.

Командиру полка страшно нужен был «язык», и поэтому он дал согласие на поиск.

В разведку вышли в полночь. Еще не доходя до проволочного заграждения, наткнулись на утоптанную тропку. Откуда она? В памяти Сеничкина возникла лощина на Псковщине. «Путь сокращают, — догадался он. — Ходят по ночам с одного фланга на другой. А что если повторить псковский вариант?» Чтобы обезопасить группу на случай, если она будет обнаружена и противник попытается перекрыть путь отхода, старшина решил оставить на тропе двух разведчиков.

— Только, не разобравшись, не стреляйте, — предупредил он. — Могут ведь и наши пойти.

Группа двинулась вперед. Дошли до проволочного заграждения, и саперы хотели уже резать проволоку, как вдруг сзади раздалось несколько коротких автоматных очередей. Продолжать поиск было бессмысленно. Рассерженный Сеничкин приказал возвращаться. Увидев оставленных на тропе разведчиков, он резко спросил:

— Кто стрелял?

— Я, — ответил младший сержант Петров.

— В кого?

— В фашистов.

— Где же они?

— Да вон, видишь, на снегу.

— Сколько их было?

— Не знаю.

— Тоже мне разведчики. Считать не научились. Пошли.

Сеничкин пополз к лежащим гитлеровцам. Рядом двигался Петров. Он полз локоть в локоть, словно хотел оправдаться перед командиром за оплошность.

Фашистов оказалось двое. Один был убит, другой ранен. Раненого тут же перевязали, уложили на плащ-палатку и поволокли к своей траншее.

— Молодцы, ребята, — похвалил разведчиков командир полка.

Через три дня он вызвал к себе Сеничкина и подал ему заполненный бланк отпускного билета. По бланку с угла на угол шла красная полоса, на которой было написано: «За боевые заслуги на фронте».

— Доволен? — спросил командир полка. Ему очень хотелось рассказать о том, каких трудов стоило достать этот отпускной, но он сдержался.

— Еще бы! — ответил старшина.

— Завтра можешь уезжать. А сегодня помоги мне в одном вопросе. Дело вот в чем: ваш пленный сообщил любопытный факт. Оказывается, за первой немецкой траншеей, метрах так в ста пятидесяти от нее, есть еще одна тропка. По ней каждую ночь, причем ровно в два часа, ходит в сопровождении двух-трех солдат командир немецкой роты. Он проверяет бдительность наблюдателей. Я и подумал: нельзя ли сыграть на этой его пунктуальности — устроить засаду и захватить офицера?

Заметив, с какой заинтересованностью слушает его Сеничкин, командир поспешил предупредить:

— Нет, тебе идти не надо. Ты только как следует спланируй поиск и помоги командиру второй группы. Парень он хороший, но ему надо кое-что подсказать. А тебе это сделать нетрудно, дорогу ты. уже знаешь.

Да, дорогу он теперь знает. Прошел ее до самой проволоки. Правда, до той тропы, о которой говорит командир полка, еще добрых четыреста метров, но дело не в этом. Первую-то часть пути он действительно знает на ощупь. Прополз, как говорят, на животе. Впрочем, сейчас ему ясно, что всю дорогу преодолевать ползком нет смысла. До деревца, что стоит на пути, можно спокойно идти в рост, потом метров сто пятьдесят следует двигаться на четвереньках и лишь после этого ползти по-пластунски.

Все это Сеничкин в мельчайших подробностях растолковал вечером разведчикам. Но когда группа готова была уже двинуться в путь, вдруг заявил:

— Ладно, доведу вас до деревца. Оттуда рукой подать до проволоки, там все и покажу.

У дерева старшина остановил группу:

— Теперь внимательно следить друг за другом. Пойдем на четвереньках. Тишина полная. Идти по моему следу.

— Дальше хотите проводить, товарищ старшина? — спросил командир группы.

— До проволочного заграждения, — ответил Андрей.— Покажу вам, где лучше проделать проход.

У проволоки он стал подробно объяснять командиру группы, в каком направлении следует ползти, как двигаться, как поступать, если противник заметит группу.

— Метрах в двухстах отсюда первая траншея,— рассказывал Сеничкин. — Ее пройти нетрудно. Там оборона очаговая. Можно проползти между огневыми точками незаметно. Но группу обеспечения в траншее оставь обязательно. А то вдруг нашумите там, взбаламутите фрицев. Без группы обеспечения не обойтись. Оставь человек... Впрочем, решим там, на месте.

Со вчерашнего дня, с того самого часа, как Андрей вышел от командира полка, его мучила непонятная тревога. Он чего-то ждал, но чего — не знал. От этого ему становилось не по себе. Он злился на командира полка и опять не знал за что. Злился почему-то на себя, хотя ни в чем вроде и не был виноват. Все это время внутренний голос говорил ему: «Людей провожаешь, а сам остаешься». — «Ну и что? — отвечал на это Сеничкин. — Три дня тому назад они отдыхали, а я ползал по снегу».— «Так-то она так, — отвечал голос, — но ведь ты командир взвода. К тому же твой поиск кончился благополучно, а как будет сегодня — неизвестно».

Дорогой Сеничкину раза два приходила мысль возглавить группу, идти с нею до конца, но он отгонял ее. «Завтра в отпуск, в родной Горький, на Сормовский завод. Там близкие, друзья... Сколько лет не видел их. Поиск может всего этого лишить. Стукнет тебя пуля, и все пропало. Даже если не убьют, а только ранят, и тогда все пойдет прахом». Но под ложечкой продолжало сосать. «А если с ребятами что случится? Смогу ли я тогда спокойно ехать в отпуск?» И он решил идти с группой до конца. Это решение он принял уже около проволочного заграждения. Ему сразу стало легко и даже радостно. Тревоги, сомнения, неловкость — все куда-то исчезло. Кажется, прибавилось бодрости и силы, а ребята стали еще более близкими, родными.

Как и предполагал Андрей, первую траншею миновали незамеченными. К тому же фашисты и сами кое в чем помогли нашим разведчикам. Когда группа пробиралась к первой траншее противника, из нее застрочил пулемет. Старшина засек месторасположение пулемета и пополз чуть левее от него. Там траншея оказалась пустой. Разведчики, оставив для обеспечения трех человек, двинулись дальше.

Теперь надо было найти злосчастную тропинку и устроить на ней засаду. Если верить пленному, до тропы оставалось метров сто пятьдесят. Но проползти их по снегу, да еще после проделанного уже пути, — дело нелегкое. Последние метры для Сеничкина и его ребят были самыми длинными. И когда, наконец, руки нащупали утоптанный снег, все растянулись на земле и добрых пять минут лежали без движения, тяжело дыша.

Тропа оказалась рядом с ходом сообщения. Это позволяло устроить засаду прямо в окопах. Пойдут ли немцы по ходу сообщения или решат идти по тропе — все равно столкнутся с разведчиками.

Расположив ребят, Сеничкин лег на спину и стал смотреть на небо. По нему быстро бежали густые тучи. Изредка в просветах появлялась звезда.

Кто-то легонько толкнул старшину в бок. И сразу шепот:

— Немцы.

Их было человек семь. Видимо, напуганный потерей своих солдат три дня тому назад, офицер не решился идти ночью с тремя солдатами, а взял с собой почти целое отделение. Они шли цепочкой. Впереди шагал здоровяк с ручным пулеметом. Раздумывать было некогда. Сеничкин выхватил пистолет и, прицелившись в пулеметчика, выстрелил. — Огонь! — подал он команду.

Раздались автоматные очереди. Гитлеровцы падали как скошенные. Но вот старшина увидел, как один из упавших шарит рукой по своему левому боку. «Офицер, пистолет достает», — подумал Андрей.

Не думая об опасности, он вскочил на ноги, в два прыжка оказался около раненого и, схватив его за руку, стал вырывать пистолет. Офицер не сдавался. Напрягаясь, он стремился освободить руку с пистолетом. Сеничкин чувствовал, что силы его на исходе, что, если офицер сумеет еще раз дернуть руку, он не удержит ее. Поняв это, старшина нагнулся и впился в руку зубами.

Фашист вскрикнул и выпустил пистолет. В этот же миг на помощь старшине пришел Колесников, а за ним еще двое разведчиков.

— Офицер, — еле переводя дух сказал Андрей. — Тащите его к проходу.

Когда час назад разведчики, выбиваясь из сил, ползли по глубокому снегу к месту засады, Сеничкин не раз с опаской думал: «Со свежими силами ползем в час по чайной ложке, а как-то придется выбираться назад? Выдержат ли ребята?» И вот непостижимо: с тяжелой ношей, после боя в траншее разведчики быстро доползли до проволочных заграждений. Откуда взялись эти силы, на каком дыхании преодолевался этот путь, объяснить невозможно.

За проволокой легли передохнуть. Старшина подполз к пленному и стал его осматривать. У него оказалась раненой нога.

Офицеру наложили выше колена жгут и, подождав, пока стихнет стрельба и погаснут осветительные ракеты, двинулись дальше. А через сорок минут Андрей Сеничкин был уже в бункере командира полка и докладывал о результатах разведки.

— Сам ходил, значит? — не то спрашивая, не то утверждая, сказал командир полка. — А я тебе велел?

— Не велели, но так случилось...

— Сейчас мы с тобой поужинаем, а завтра бери машину, и чтобы духу твоего не было в полку. В отпуск езжай без разговоров.

...Из Горького Сеничкин вернулся через тридцать пять дней. В полку его ждали два радостных известия. Первое — за отвагу и мужество, проявленные в разведке, он награжден орденом Славы II степени, второе — по приказу штаба армии он откомандировывается в свою прежнюю разведывательную роту, в которую так просился, выписываясь из госпиталя.

«Получил, значит, мое письмо полковник Березин»,— обрадовался Сеничкин. Вместе с ним уезжали из полка разведчики Колесников и Петров.

* * *

Накануне поиска разведчики почти целый день провели в стрелковых окопах. Надо было еще раз посмотреть, что происходит в немецкой обороне, уточнить путь движения группы, задачи и обязанности каждого разведчика.

Окопы противника находились совсем рядом, в каких-нибудь ста метрах, но дойти до них было очень трудно. Линия обороны проходила по берегу сердитой, буйной реки Виотес. На карте она не производила никакого впечатления: ширина в большинстве мест десять — пятнадцать метров, глубина — каких-нибудь три — семь метров. Но у нее оказались крутые и высокие берега, а течение до того быстрое, что и на ногах не устоишь.

Ночью разведчики принесли к реке сделанный еще днем дощатый плот, положили на него оружие, одежду и, стараясь не плескать водой, поплыли. Ледяная вода обжигала сильней, чем кипяток. Захватывало дыхание, сводило судорогой ноги.

— Будь ты проклята, — прошептал Сеничкин, выбираясь на берег.

Он стал торопливо натягивать на себя одежду. Тело била дрожь, челюсти прыгали. С трудом влез в брюки, потом в гимнастерку. Стало теплее. Теперь можно осмотреться.

— Бережной,— позвал он шепотом сержанта.— Поднимайтесь на кручу и занимайте позицию. Со мной пойдут Соловьев, Соколов, Петров и Колесников.

Бесшумно двинулись к траншее. Ползли не спеша, часто останавливались. Когда до бруствера оставалось метра два, притаились, стали слушать. Вроде все спокойно. Осторожно спустились в траншею, прошли по ней метров десять вправо, потом такое же расстояние влево. Никого. Но в нишах — гранаты, магазины к автоматам. Видимо, немцы ушли в блиндажи спать, а боеприпасы оставили наготове.

— Вынуть запалы, — приказал Сеничкин, — магазины за бруствер.

Не успели покончить с этим делом, как увидели двух гитлеровцев с термосами. Они шли не по траншее, а поверху и прямо на разведчиков. «Что делать? Выйти из траншеи незамеченными не удастся. Значит, начнется стрельба. На виду перестреляют всех без труда. Как быть? Придется бить отсюда и брать раненого». Когда фашисты подошли почти вплотную, старшина скомандовал:

— Бей по ногам.

Раздалась очередь. Тот, что шел впереди, как сноп свалился на бруствер, второй кубарем упал в окоп. Его в один миг обезоружили, всунули в рот кляп. Только приподняли, чтобы положить на бруствер, как в траншее справа и слева показались гитлеровцы. Завязался по-настоящему жаркий бой. Не прекращая стрельбы, старшина приказал Соловьеву и Петрову:

— Берите пленного — и к берегу.

Реку старшина Андрей Сеничкин переплывал последним. Надо было прикрыть отход группы.

За этот подвиг старшина был представлен к награждению орденом Славы I степени. Но получить награду в полку не успел. Война через полмесяца кончилась, и его, как «имеющего больше трех ранений», уволили в запас.

Андрей Трофимович Сеничкин не вернулся в Горький. Он приехал в Ленинград, у стен которого сражался с врагом. В этом городе на Неве он трудится и сейчас.

И. Пономарев

Из книги: Кавалеры ордена Славы. Л.: Лениздат, 1971.

Другие материалы