ГЛАВНАЯ СТРАНИЦА
ДЕНЬ ЗА ДНЕМ
ПО ГОРОДАМ И ВЕСЯМ
ТВОИ ГЕРОИ, ЛЕНИНГРАД
ПЛАКАТЫ
ПАМЯТЬ
ПОЭЗИЯ ПОДВИГА
КНИЖНАЯ ПОЛКА
ССЫЛКИ
НАПИСАТЬ ПИСЬМО
ЭПИЛОГ

 
1941194219431944

Твои герои, Ленинград

САВЧУК
Николай Васильевич

Пока держат крылья

Дом Савчука новый, добротный, с широкими, светлыми окнами.

— Родом я из Винницкой области, — рассказывает нам Николай Васильевич. — А вот житейской волной прибило сюда. Вот она, моя волна. — Улыбаясь, он кивнул в сторону женщины, вышедшей из другой комнаты. — Наш аэродром был расположен недалеко от этой деревни. Тут и свела судьба меня с Раей. Свела навсегда. Живем дружно, растим сыновей.

Николая Савчука застать в конторе трудно. В совхозе «Сяглицы» он работает инженером-электриком. Хозяйство огромное, разбросанное, в разъездах ему приходится бывать с раннего утра до позднего вечера. Так было и в тот день, когда мы решили с ним встретиться. Не заходя в контору, Савчук уехал на ферму. Наладил электромотор, а по телефону уже зовут на молочный завод: там не могут выкачать молоко из автоцистерн в танки. Молоко для совхоза «Сяглицы» — основная продукция. У него собственный завод. С совхозных ферм в цистернах молоко доставляют сюда на обработку. Здесь оно пастеризуется, охлаждается, а затем в бидонах идет прямо в магазины. Ленинградцы довольны совхозной продукцией. А совхозу прямые торговые связи тоже выгодны. Как же можно приостановить работу молочного конвейера?

Только в конце дня мы смогли поговорить с Николаем Васильевичем. Возле шоссе, идущего из Волосова на Молосковицы, стоит небольшая деревня Смердовицы. Без видимого порядка раскинулись дома. Кое-где можно заметить поросшие бурьяном фундаменты. До войны деревня была больше. Не все вернулись на родные пепелища.

* * *

В предвоенном сороковом Николай Савчук в родном селе Ялтушков заканчивал среднюю школу. Беспосадочный перелет Валерия Чкалова в Америку, дрейф папанинской четверки во льдах Северного Ледовитого океана не давали покоя мальчишкам. Все они в ту пору мечтали о подвигах. Ребята очень обрадовались, когда к ним в школу приехал представитель учебного заведения, где готовились для авиации воздушные стрелки.

Он рассказал о своей школе, о ее традициях, о том, как нужны в авиации молодые, образованные люди. Так, мол, подумайте и решите, готовы ли вы посвятить себя авиации. Пришла пора и вам делать выбор.

И выбор был сделан. Не одним Николаем Савчуком. В классе было семь мальчишек. Все семеро подали заявление в Новгородскую школу воздушных стрелков. Взяли же только троих: остальных, по состоянию здоровья, не пропустила медицинская комиссия. Николай Савчук оказался в этой счастливой тройке.

Летним днем он покидал родное село. Мать напекла пирогов, сверстники проводили его за околицу, не подозревая, что через год разразится война и они тоже наденут военные шинели...

В ноябре сорок первого Николай Савчук был зачислен стрелком-радистом в скоростной бомбардировочный полк. О первых вылетах у него осталось смутное впечатление. Все происходило словно в какой-то горячке. С первых же вылетов Николай Савчук стал терять боевых друзей. Имея численное превосходство, фашисты навязывали неравные бои.

Больше всех запомнился Николаю Савчуку тринадцатый по счету вылет, который состоялся в памятное для него число — 13 ноября сорок первого года. Тогда он летал стрелком-радистом в экипаже старшего лейтенанта Анатолия Сироты. К тому времени он уже имел репутацию бывалого фронтовика.

Задание было кратким: разбомбить водонапорную башню на станции Лозовая. Выполнить эту задачу командование поручило экипажу Сироты. Сложность ее заключалась в том, что немцы усиленно охраняли важный для них объект, вели заградительный огонь. Значит, предстояло прицельное бомбометание на малой высоте. Надо было идти на риск — сквозь огонь, сквозь смерть...

А тут еще неожиданность: на пристанционных путях стоят шесть железнодорожных эшелонов с техникой и снаряжением. Николай Савчук связался с командованием: как быть? Может, ударить, разнести в щепки составы? Не хотелось из рук упускать такую добычу. В ответ Савчук услышал: «Выполнив задание, действуйте!»

Итак, в первую очередь надо уничтожить водонапорную башню, а уж потом, если останутся бомбы, заняться составами.

Ухают пушки и пулеметы. Удастся ли пройти сквозь огненный шквал? Самолет вываливается из-за облаков. Еще чаще и злее заговорили вражеские зенитки. Настали решающие мгновения. Напряжение растет. Командир впился глазами в башню. По сторонам хлопают разрывы снарядов. Самолет идет на снижение. Как на ладони, видны пристанционные пути. Башня плывет самолету навстречу. Еще секунда, нажат спуск, самолет снова взмывает вверх, за облака. Глазомер не подвел Сироту. Бомба угодила прямо в башню. На месте взрыва поднялось облако пыли. Задание выполнено. Но в люках есть еще бомбы. И самолет делает новый разворот. Снова надрываются зенитки. Теперь прицел на железнодорожные пути. Надо вывести их из строя, а уж потом расправиться с неподвижными составами. Со второго захода бомба попадает в железнодорожное полотно, и обломки шпал и рельсов летят в стороны.

Но тут экипаж подстерегла беда. Один из снарядов угодил в самолет. Забарахлил мотор. Николая Савчука ранило в голову. Только вышли из зоны зенитного огня, коршуном налетели два «мессершмитта». Завязалась схватка. Немцы хотели, видимо, добить смельчаков. Отбились от «мессеров», нырнули в облака. Анатолий Сирота поглядел на стрелка-радиста — тот истекал кровью. А тут еще одна беда — самолет потерял управление. Пришлось садиться. Все, может, еще обошлось бы. Но роковая случайность — при посадке самолет зацепил крылом за какую-то постройку и врезался в землю. Николай Савчук чудом остался жив.

Так закончился для Николая Савчука тринадцатый вылет. Подобрали его, отправили в госпиталь под Саратов.

Тринадцатый вылет принес, однако, Савчуку и первую боевую награду. Медаль «За отвагу» нашла его в госпитале. А вместе с ней пришла весть: остальные члены экипажа награждены орденами посмертно...

Николай Савчук был единственным человеком в госпитале, получившим такую медаль. В ту пору ему шел только двадцатый год. В войну быстро мужали вчерашние школьники.

Врачи в госпитале сказали: жить будешь, а летать вряд ли, таким ранением не шутят. То ли врачи поспешили с выводами, то ли слишком велико было желание вернуться в авиацию, но просьбу Савчука об этом комиссия уважила.

Выписавшись из госпиталя, он получил предписание явиться в новую часть, где ему предстояло переучиваться. Пока Савчук лежал в госпитале, на вооружение были взяты новые типы боевых самолетов. На какое-то время он снова стал учеником.

* * *

После переподготовки Николая Савчука направили в 58-й полк, базировавшийся под Старой Руссой. Враг рвался к Ленинграду. Шли тяжелые бои и на земле, и в воздухе. Но положение уже было иным, чем в первые месяцы войны. Наши самолеты не уступали вражеским ни в скорости, ни в маневренности. А что касается умения наших летчиков воевать, то фашистские асы уже не раз испытывали его на собственной шкуре.

Савчука определили в экипаж капитана Жукова, командовавшего эскадрильей бомбардировщиков. Это был смелый, отчаянный человек, презиравший смерть. Командование поручало ему самые ответственные, самые сложные задания. Летать вместе с комэском, — значит, знать в совершенстве свое дело, понимать друг друга с полуслова. Первые совместные вылеты в тыл врага показали, что новый стрелок-радист — бывалый боец, на которого можно во всем положиться.

Под Старой Руссой Николай Савчук пробыл недолго. Экипаж капитана Жукова был откомандирован в распоряжение Ленинградского фронта и направлен в 276-ю бомбардировочную дивизию.

Ленинградцам, пережившим блокаду, не надо рассказывать, что означала в ту пору ледовая трасса через Ладогу. По ней шли продовольствие, топливо, техника, боеприпасы. Тысячи машин курсировали по трассе днем и ночью. С наступлением темноты она озарялась огнями фар и служила отличной мишенью для неприятеля. «Дорога жизни» обстреливалась дальнобойной вражеской артиллерией, подвергалась бомбежке. Фашисты во что бы то ни стало хотели парализовать ледовую трассу. Но Ладога не сдавалась. Ладога жила. Тысячи людей оберегали ее. Оберегали для того, чтобы не сокращался, а, наоборот, все больше возрастал поток идущих в блокадный город грузов.

Экипажу капитана Жукова поручили охоту за дальнобойными пушками, обстреливавшими трассу. Нелегко найти за десятки верст от берега замаскированные орудия. Поднимутся летчики в воздух — взору открывается обычный зимний пейзаж: заснеженные поляны, притихший лес. Попробуй найди, где зарылось в землю вражеское орудие. А в воздухе кружить свободно тоже не дают. Заметят — и сразу заухают зенитные пушки. Фашисты и по одиночным самолетам ведут огонь не жалея снарядов.

Опыт подсказывал капитану Жукову, где могли затаиться вражеские артиллеристы. Самолет взмывал за облака, в нужный момент пикировал вниз, а экипаж его в это время просматривал квадрат за квадратом. Долго молчать дальнобойные пушки не могли. Они подавали свой смертоносный голос. Вот тут-то их и засекали наши летчики. После этого оставалось завершить операцию: точно выйти на цель и поразить ее. Обычно экипаж капитана Жукова действовал без промаха.

За дерзкие действия, за мужество и отвагу, проявленные при выполнении заданий по охране ледовой трассы, стрелок-радист Николай Савчук был награжден орденом. Правительственные награды получили и его боевые товарищи.

В одном из боевых вылетов капитан Жуков был тяжело ранен. Его отправили в тыл. Николай Савчук попал в новый экипаж. Теперь он стал летать с капитаном Михаилом Ершовым и штурманом Анатолием Лилиным. Невысокий, коренастый, с черными живыми глазами, Ершов слыл в дивизии асом воздушной разведки. Небо было для него родной стихией. Великолепно чувствуя свой «ПЕ-2», он летал там, где, казалось, никто бы не смог. С какой-то завидной легкостью, за которой скрывалось огромное мастерство, справлялся он с любыми сложными заданиями. Сверкнет глазами, расправит усы, спросит товарищей: «Прощупаем бережок, а?»

После прорыва блокады Ленинграда экипаж в основном выполнял обязанности воздушного разведчика. Вылеты, как правило, совершались одиночные. В ту пору в небе произошла перемена в соотношении сил. Воевать стало легче. Превосходство нашей авиации становилось все заметнее. Конечно, и экипажу, в котором служил Николай Савчук, приходилось наносить бомбовые удары. Он участвовал в освобождении Гатчины.

Отодвинулась линия фронта — и дивизия перебазировалась на другой аэродром. Вот так Савчук и попал в Смердовицы. Тут и свела его судьба с большеглазой красавицей, которая с тех пор делит с ним радости и горести жизни...

Экипаж капитана Ершова совершал одиночные вылеты в глубокий тыл. Друзья летали вдоль Балтийского побережья, добывали данные о противнике, наводили на цель соединения бомбардировщиков. Когда наша армия разгромила Курляндскую группировку, фашисты хотели отойти морем, через острова. Здесь «охотники» потрудились на славу. Они искали неприятельские транспортные суда и бомбили их всюду — в море, у причалов. Фашисты понесли тогда большие потери. Путь для отступления через острова был отрезан. На боевом счету экипажа Ершова прибавилось в те дни десятки отлично выполненных заданий.

А стрелок-радист Николай Савчук думал про себя: «Везет же мне на хороших командиров». Он часто вспоминал командира 58-го полка полковника Скока. «Дерзости побольше», — любил повторять тот. У капитана Ершова ее хватило бы на троих. Он рвался в бой, был горяч, смел, решителен, умел находить выход из любого трудного положения. Савчук никогда не видел, чтобы этот человек унывал. Штурман Лилин, наоборот, был всегда сдержан, уравновешен. Все они удачно дополняли друг друга и представляли слаженный, дружный экипаж.

Однажды их позвал к себе командир полка.

— Знаю, бить по морским целям способен не каждый. Мы ценим ваше умение. Но для вас есть и посложнее работа...

Друзья переглянулись. Они поняли, о чем шла речь. На одном из участков Прибалтийского фронта наши войска встретили ожесточенное сопротивление. Предпринимались одна за другой несколько атак, но все они оказались безуспешными. Уж больно удачно была выбрана позиция у неприятеля. Подходы простреливались со всех сторон. Кинжальный огонь прижимал наступающих солдат к земле. Капитан Ершов, штурман Лилин и стрелок-радист Савчук поняли, к чему клонит командир полка. Они уже слышали об особо важном задании, выпавшем несколькими днями раньше на долю их друзей. Первый экипаж не вернулся обратно. Такая же участь постигла улетавшие один за другим еще четыре экипажа. Им предстояло лететь шестыми.

Командир полка поглядел с надеждой на отважную тройку и сказал:

— Повторяю, ребята: задание сложное. Надеемся на ваше мастерство. Полетите в одиночку. Так легче проскочить незамеченными. Ну, а подобьют над целью, сами понимаете, цель все же должна быть уничтожена... Это, конечно, на самый худой конец... — Помолчав, командир по-отцовски спросил: — Ну, как, сынки, не подведете?

Капитан Ершов взглянул на товарищей и ответил за всех:

— Постараемся, товарищ командир.

...Взревел мотор, через мгновение самолет взмыл в небо. Николай Савчук пытался разглядеть землю, а на земле ту, которая со слезами на глазах провожала его в полет.

Теперь, как никогда раньше, ему хотелось выжить, вернуться с задания невредимым...

— Подходим к цели, — услышал Савчук знакомый голос штурмана.

Он внимательнее пригляделся к земле. Пролетали над огромной низиной, покрытой мелколесьем. Дальше виднелся железнодорожный мост, за ним плотина. Нужно их взорвать. Если разрушить плотину, вода хлынет вниз и зальет вражеские окопы. Фашисты тоже знали уязвимое место выбранной ими позиции и пытались обезопасить ее с воздуха. Неистово заухала не только зенитная артиллерия. Стволами пушек и пулеметов ощетинилась и вражеская линия обороны. Через такой заградительный огонь подойти к плотине трудно. Видно, на подходе к цели и были сбиты посланные раньше самолеты.

— Набираю высоту, — принял решение командир.— С ходу этих гадов не взять. Ну ничего, мы люди негордые, не пускаете с парадного входа, мы и в окно войдем. Не выйдет это — по-иному поздороваемся.

Самолет круто взмыл вверх. Замысел был ясен и штурману, и стрелку-радисту. Высота нужна для того, чтобы ускользнуть от зениток, выждать нужный момент для атаки. Немцы, видимо, решили, что самолет повернул обратно. Стрельба утихла. Этой минуты и ждал Ершов. Он с другой стороны вывалился из облаков и пошел на снижение. Дерзкая выходка русского летчика вызвала на какое-то мгновение замешательство у врагов. Этого было достаточно, чтобы самолет на большой скорости пронесся у них над головами прямо к плотине. Глазомер не подвел Ершова. Он вышел точно на цель. Остальное экипаж исполнил как по нотам.

Когда, спохватившись, вновь загрохотали зенитки, раздался мощный взрыв, в воздух полетели обломки железа и камня. Ни плотины, ни моста не стало.

— Десятка! — прокричал, что было силы, охрипшим, голосом Ершов. — Угодили в яблочко! Теперь неуютно будет фрицам в окопах.

— Чистая работа! — согласился Савчук, почувствовав, какая тяжесть отлегла от сердца.

И поймал себя на мысли: везет все-таки человеку. Бомбили на Лозовой водокачку — остался в живых, хоть Малость и покалеченным. А ведь рухнули камнем на землю. Бомбили вражеские эшелоны — его самолет чудом уцелел и в той переделке. И подбивали не раз. Однажды грохнулись у Вороньей горы, после того — в Гатчине. А теперь вот опять улыбнулось боевое счастье, летим живы и невредимы.

— Савчук! Коля! Что притих? Ты не ранен? — кричал командир. — Тогда крепись, близко Смердовицы, идем на посадку.

Аэродром уже знал о победе смельчаков. Командующий фронтом велел передать всему экипажу личную благодарность и приказал представить отважную тройку к награде.

Их встретил командир полка, расцеловал поочередно и сказал:

— Идите отдыхайте.

Та, что провожала Николая в трудный полет, не соблюдая этикета, плача и смеясь, бросилась ему на шею...

* * *

Война продолжалась. Врага добивали в собственной берлоге. Николай Савчук, на груди которого появились новые награды — ордена Славы и Отечественной войны II степени, отныне служил в одной из частей, входивших в состав 1-й Воздушной армии 3-го Белорусского фронта.

Бои шли в Восточной Пруссии. Прижатый к морю, враг отчаянно сопротивлялся. Возле Кенигсберга находились три вражеских аэродрома. Немецкие асы пытались установить безраздельный контроль над Прибалтийским побережьем. Коса и море — вот что осталось для отхода фашистов. Иного пути для отступления уже не было.

Авиация противника причиняла еще немало беспокойства нашей пехоте. Генерал Баграмян, получив данные разведки, приказал уничтожить вражеские аэродромы. Начальник штаба полка Николай Лысенков познакомил экипаж капитана Ершова с планом операции.

Кенигсбергская группировка была зажата в кольцо. Наша авиация часто бомбила вражеские аэродромы, не давала базироваться на них самолетам. Фашисты прилетали небольшими группами, садились на временные аэродромы, выполняли задания и опять улетали на основной аэродром. Как «ИЛ-2» ни старались накрыть вражеские самолеты на временных аэродромах, это им не удавалось. Групповые налеты не давали желаемых результатов. Тогда командование решило послать на штурмовку одиночный самолет.

— Нужно перехитрить фашистов, — сказал начальник штаба, — будете в одиночку штурмовать их аэродромы. Кружите, пока крылья держат. Надеемся на вашу выдержку и мастерство. Вопросы есть? Была низкая облачность. Самолет капитана Ершова, вывалившись из облаков, на бреющем полете стал обстреливать стоянки фашистов. Растревожив вражеское гнездо, экипаж взял курс на второй аэродром, потом на третий. Смельчаки вынудили подняться фашистов в воздух и отправиться на основной аэродром, а там, когда они, израсходовав горючее, стали садиться, их накрыли наши «ПЕ-2».

Операция удалась. Экипаж капитана Ершова, усталый, но довольный, приближался к нашему аэродрому. Уже дошли до Виттенберга. И только вышли из-за облаков, как увидели, что им в хвост заходит вражеский истребитель. Расстояние сокращалось. Вот уже Николай Савчук ясно различает лицо летчика. Рыжий немец, с остервенелым взглядом. Он уже предвкушал победу. Савчук, видимо, одновременно с ним нажал гашетку. Стервятник вздрогнул, задымил, пошел вниз. Летчик выпрыгнул с парашютом. Но и вражеская очередь не прошла мимо. У нашего самолета загорелся мотор. Экипаж не покидал машину. До своих оставалось рукой подать. Капитан Ершов вытягивал из машины все, лишь бы долететь до аэродрома.

Савчук, оглушенный, уронил голову. В глазах потемнело, он терял сознание. Вдруг что-то заставило поднять голову. В хвост заходил еще один стервятник. Вражеский летчик, видимо думая, что стрелок-радист погиб, решил подойти вплотную сзади и расквитаться за подбитого товарища. Савчук подпустил фашиста как можно ближе и расстрелял его в упор из пулемета. Стервятник загорелся, пошел вниз.

Самолет отважной тройки доживал тоже последние мгновения. Оставляя за собой дымовой след, он приземлился в расположении наших войск. А еще через минуту славный экипаж был уже в окружении радостных, возбужденных солдат, наблюдавших за коротким, но жарким поединком.

Подбитый Савчуком фашистский летчик оказался важной птицей. Он был майор, имел на своем счету сотни вылетов и немало железных крестов.

...Близился день Победы. Сто восемьдесят три боевых вылета сделал за войну Савчук. На его личном счету шесть сбитых вражеских самолетов. За геройство и отвагу, проявленные при выполнении важного задания под Кенигсбергом, Николай Савчук был награжден орденом Славы I степени.

После демобилизации Николай Васильевич приехал в ленинградскую деревеньку Смердовицы. Рад, что нашел работу в совхозе по сердцу, что нужен людям. Живет, работает, растит сыновей. Случись беда в отчем краю — поднимутся сыны, и он им скажет: защищайте мать-Родину до последнего дыхания, бейтесь, пока держат крылья...

А. Холодилов

Из книги: Кавалеры ордена Славы. Л.: Лениздат, 1971.


Другие материалы




АБВГДЕЖЗИКЛМНОПРСТУФХЦЧШЩЭЮЯ

ВЕЧНАЯ СЛАВА ГЕРОЯМ, ЗАЩИТИВШИМ ЛЕНИНГРАД!

Rambler's Top100 Рейтинг@Mail.ru liveinternet.ru