Сгибнев Петр Георгиевич

Рассказывая мне о бое четырех торпедных катеров против сорока восьми кораблей врага, Владимир Поликарпович Гуманенко с благодарностью отозвался о летчиках, - это они накануне вечером сообщили нашим морякам, каким курсом идет немецкий караван. Но кому именно говорить спасибо, Гуманенко не знал.

Когда речь зашла о бое торпедных катеров в День Военно-Морского Флота, Сергей Александрович Осипов тоже похвалил летчиков.

Я поинтересовался их фамилиями. Осипов развел руками:

— Мы на воде, они в небе. Позвонить после боя на аэродром не пришло в голову. А теперь, через двадцать с лишним лет, попробуй узнай, кто именно прикрывал тебя 26 июля 1941 года.

Попробуй... Это прозвучало, как вызов. Да и самому было интересно узнать, кто помогал морякам с воздуха. И я не пожалел о том, что пришлось порыться в старых документах. Обнаружилось интересное совпадение: в обоих случаях речь шла об одном и том же человеке - летчике Петре Сгибневе. И еще одно совпадение - он тоже Герой Советского Союза. Ему это звание было присвоено в сорок втором году вместе с другими балтийцами.

12 июля Сгибнев не только обнаружил караван, но и потопил сторожевой катер противника. Когда изрешеченный пулями сторожевик начал тонуть, появились немецкие самолеты. Уходить было поздно - в атаку шли сразу три "мессершмитта". Сгибнев развернулся им навстречу. Головной истребитель промелькнул совсем близко. Снова разворот - крутой, резкий. Встречный ветер тугой волной бил в стекла кабины. Выше, выше, выше... Неожиданный переворот через крыло - и вот уже самолет Сгибнева, натужно взбиравшийся на невидимую гору, стремительно мчится вниз. Посеребренный лучами заходящего солнца, он похож на падающую звезду.

"Мессершмитт" тоже развил скорость. Фосфоресцирующая строчка трассирующих пуль соединила оба пикирующих самолета. Соединила и тут же оборвалась. Из пике вышла лишь одна машина, - подбитый "мессершмитт" нырнул в воду...

Зато два других фашистских самолета были теперь над Сгибневым. Уйти из-под удара ему не удалось: "мессершмитты" взяли его в клещи.

По кабине ударила пулеметная очередь. Сгибнев почувствовал, что ранен. С самолетом тоже творилось что-то неладное. И все-таки надо было драться, драться, чтобы спасти самолет, дотянуть до своих и сообщить о кораблях противника.

С трудом отбившись от "мессершмиттов", раненый Сгибнев вывел подбитую машину к аэродрому и посадил. Он едва держался на ногах. Первое, о чем летчик сказал, выбравшись из кабины, - это о караване.

Через две недели, едва затянулась рана, Петр Сгибнев опять летал. 26 июля - в День Военно-Морского Флота - он снова отличился. Паши моряки, участвовавшие в этом бою, не видели того, что происходило в воздухе. У них не было времени смотреть наверх - вода вокруг клокотала от разрывов. Пусть же хоть теперь, спустя много лет, моряки узнают о подвиге Петра Сгибнева и его друзей!

В воздухе перевес врага был не таким большим, как на воде. Но троим драться против шести "мессершмиттов" тоже нелегко. Тем более, что надо было не обороняться, а нападать. Обязательно нападать! Иначе не поможешь трем торпедным катерам, рискнувшим атаковать двадцать шесть кораблей противника.

Лобовую атаку самолеты врага не приняли, - отвернули. И тут же снова нацелились на советские катера. Сгибнев, а следом за ним оба ведомых кинулись наперерез немцам. Завязался бой. Невыгодный для наших летчиков и очень выгодный для наших моряков. Скованные боем "мессершмитты" не могли помешать торпедным атакам.

Один "мессершмитт" ведущий зажег. В отместку остальные набросились на Сгибнева. Летчик был ранен, машина загорелась. Сгибнев не выходил из боя, он еще резче бросал свой охваченный пламенем истребитель из одной фигуры в другую. Это помогло сбить огонь.

А драться становилось все тяжелей. Нарастала боль, подбитый самолет стал непослушным. И вот снова удар - брызнули осколки стекла.

Неожиданно все кругом заполнила гнетущая тишина, - замолчал мотор. Надежда оставалась только на инерцию да небольшой запас высоты. Этого оказалось мало, чтобы долететь до аэродрома. Сгибнев сел на лес.

Если бы моряки позвонили в тот день на аэродром, они все равно не застали бы героя воздушного боя, - он был в госпитале. А затем Сгибнева перевели на Северный флот.

Только и там он помнил о Ленинграде. Крепко помнил. С этим городом была связана вся его жизнь. Здесь он вырос, закончил десятилетку. Отсюда ушел в авиацию. После летного училища снова вернулся в родные края. Он служил недалеко от Ленинграда и частенько бывал дома на Большой Колтовской.

Зато с началом войны вырваться на побывку никак не удавалось. Лишь один раз, приехав после ранения за самолетами, Сгибнев успел заскочить домой минут на десять. Он застал только мать, сестру Сашу да двенадцатилетнего брата Бориса. Отец - партийный работник и брат Николай - токарь с "Вулкана" ушли в ополчение.

Уже потом Петр узнал, что оба они погибли в первых же боях за Ленинград. Это была не последняя тяжелая весть о семье. В сорок втором не стало сестры. Ушла в очередь за скудным блокадным пайком и не вернулась. Свалилась и умерла, не донеся домой кусочек землисто-черного хлеба. В том же году умер от голода и Борис.

Как же было Петру Сгибневу не мстить за Ленинград, ленинградцев, за отца, братьев, сестру! Его тянуло в Ленинград. Но что поделаешь, если приказали командовать эскадрильей на Севере.

Эскадрилья, которую водил в бой Петр Сгибнев, сбила 34 немецких самолета. И это всего лишь за три с половиной месяца. Потом он стал командиром полка - прославленного полка, которым раньше командовал знаменитый ас, дважды Герой Советского Союза Борис Сафонов. Балтиец стал достойным преемником отважного североморца.