Серов Владимир Георгиевич

Владимир Серов считал себя неудачником: шла война, а он был далеко от фронта - на тыловом аэродроме авиационного училища. Когда ранней весной сорок второго года прибыл в полк - тоже не повезло: машин для летчиков не хватало. А потом полк и вовсе остался без самолетов, причем не кто иной, как он, сержант Серов, потерял самую последнюю машину.

В полку оставалось всего два самолета, на которых летали по очереди. И вот в районе станции Новый Быт, расположенной на Линии Мга - Волхов, появились немецкие самолеты. Вылетели Петр Лихолетов и Владимир Серов. Как раз подошла их очередь.

Томившиеся от вынужденного безделья летчики собрались на командном пункте вокруг радиостанции. В репродукторе сквозь потрескивание и писк раздавались обрывки фраз. Даже по ним было ясно, что ребята ведут нелегкий бой. Стараясь говорить отчетливее, командир поминутно вызывал ведущего пары Лихолетова. А он не отвечал. И вдруг послышался басок Серова:

— Лихолетов жив, а я умираю...

Трудно было предположить, что это просто шутка Серова. Однако ничего, кроме этой странной фразы, командир не добился от молодого летчика. И вот почему.

Смелой лобовой атакой Лихолетов зажег один "мессершмитт", но и сам был сбит. Ему пришлось прыгать с парашютом. Фашисты и после этого не отвязались от него. Защищая командира, Серов кружил над плавно опускающимся парашютом. Тогда "мессершмитты" набросились на Серова. И как раз в тот момент, когда молодой летчик отбивался от четырех вражеских истребителей, он услышал голос командира. Вот тогда-то Серов и ответил скороговоркой:

— Лихолетов жив, а я умираю...

Самолет Серова тоже горел, и молодому летчику пришлось прыгать вслед за своим командиром. Правда, сбить вражеский истребитель Серов все-таки успел.

Через несколько часов наши летчики вернулись на аэродром пешком. Они шли мрачные, и никто, конечно, не острил над их необычным возвращением. Всех угнетала мысль, что теперь даже по очереди не на чем будет летать...

Сидеть без дела пришлось недолго. Вскоре полк отправили в тыл за новыми машинами. И особенно радостным было то, что предстояло получать новые истребители ЛА-5, о которых уже шла хорошая слава. Единственное, о чем жалел Владимир Серов, это о времени, которое уйдет на получение новых машин, на их освоение. Зато уж потом он с лихвой наверстал эти дни. Он лично сбил сорок вражеских самолетов - больше всех на Ленинградском фронте!

Возвращаясь, бывало, на аэродром с очередной победой, Серов еще из кабины кричал своему механику старшине Климову:

— Климыч, еще одного свалил! Считай на двоих...

Серов говорил это не для красного словца. Он знал, как переживает старшина Климов трагедию своей родной Тарасовки. Половину деревни немцы сожгли, односельчан - кого расстреляли, кого угнали в Германию. Мать и сестренка Климова чудом спаслись - уже по дороге сбежали в лес.

Когда была освобождена Смоленская область и механик узнал о том, что натворили гитлеровцы в Тарасовке, он хотел уйти на передовую.

Серов сказал ему:

— Ты и здесь, Климыч, воюешь как следует. Мои победы - твои победы.

Потом попросил у механика его фотографию и приклеил на видном месте в кабине самолета:

— Теперь ты и в бою со мной. Вместе будем мстить за твою Тарасовку, за твоих земляков.

А возвращаясь с победой, обязательно говорил ему:

— Считай на двоих, Климыч...

Неспокойно было и на душе самого Серова. В его родной станице Курганной тоже были немцы. И вот наконец и он, так же как механик, получил долгожданную весточку. Он показал механику письмо, присланное матерью:

— Лет ей немного, а пишет, что теперь уже совсем седая.

Климов взял протянутое ему письмо.

"Во время оккупации нашей станицы, - говорилось в нем, - много бед натворило фашистское зверье, грабили все, что попадалось под руку, многих расстреляли, замучили, из знакомых тебе - Макаренко, Шуру Шевченко, учителя Воробьева, Юру Тупаева, Епифанцеву, Миронова и еще много, много других...

В станице сожгли много зданий, школу, в которой ты учился, клуб, электростанцию, редакцию, все мельницы, элеватор, вокзал - словом, похозяйничали..."

С тех пор как пришло это письмо, Серов воевал еще злее.

8 февраля 1944 года Серов, как сам он говорил, "бросил к ногам нашей наступающей пехоты два немецких самолета".

Первая победа, одержанная в этот день, досталась сравнительно легко - дрались два на два. Во втором бою было куда тяжелей - троим пришлось драться против тридцати восьми. Один "юнкерс" Серов сбил, остальных разогнал, не дав им бомбить нашу пехоту.

За первые пять апрельских дней сорок четвертого года он сбил четыре самолета, а 21 апреля - сразу три.

Никто из ленинградских летчиков, даже самых самолюбивых, не упрекнет меня в преувеличении, если я скажу, что Владимир Серов был всеобщим любимцем не только в полку. Его знали во многих авиационных частях, радовались его успехам. И когда 26 июня самолет Серова не вернулся с боевого задания, никому не хотелось верить, что Владимир погиб.

Ведомые Серова и люди, наблюдавшие с земли за его последним боем (бой этот происходил неподалеку от Выборга), помогли восстановить подробности случившегося.

Обнаружив четверку "мессершмиттов", Серов повел свое звено в атаку. Очутившись позади немецкого самолета, Владимир первой же атакой сбил его. Ведомый Серова - молодой, еще неопытный летчик - не уловил стремительного маневра командира и отстал. Другой молодой летчик, стараясь во что бы то ни стало одержать победу, увлекся погоней за немецким истребителем. С Серовым остался только один летчик Головачев. А тут сверху из облаков вынырнули еще четыре "мессершмитта". Головачева подбили. Серов остался один против семи. Но и тогда продолжал драться. И только сбив еще один "мессершмитт", рванулся к облакам, чтобы выйти из неравного боя. Навстречу ему из облаков вывалились еще четыре немецких истребителя. И раньше чем летчик мог что-нибудь предпринять, его самолет был осыпан снарядами...

Неизвестно откуда, пошел слух, будто Серов в госпитале. Передавали, что кто-то даже видел его. Все это шло от веры в непобедимость Владимира Серова, от желания видеть его живым. Но он не вернулся. Пехотинцы прислали в авиационный полк документы и ордена летчика.

Среди них не было только ордена Александра Невского, который именно 26 июня ему собирались вручить. Что касается ордена Ленина и Золотой Звезды, о они остались на вечном хранении в Кремле. Указ о присвоении Владимиру Георгиевичу Серову звания Героя Советского Союза был подписан уже после его гибели - 2 августа 1944 года.

На Карельском перешейке, неподалеку от того места, где 26 июня 1944 года упал сраженный в неравном бою герой, есть памятник. Не в виде обычного надгробия. Нет. Это поселок, который назван его именем - Серово. На родине Владимира, в бывшей станице Курганной, а ныне городе Курганинске, его именем названы улица, школа и Дом пионеров.