Государственные экзамены Владимир Мостовой сдавал, когда на Киев уже падали бомбы. Вместо диплома получил справку, в которой говорилось, что он закончил физико-математический факультет Киевского университета. В тот же день стал солдатом. Вопреки ожиданиям, представитель военкомата, построив вчерашних студентов в колонну, повел их не на запад, навстречу врагу, а на восток - в тыл.
Путь этот оказался нелегким. И не только потому, что пеший переход в несколько сот километров был тяжелым испытанием для людей, привыкших подолгу сидеть в университетских аудиториях и читальных залах. Было тяжело еще и потому, что встречные нередко исподлобья смотрели на молодых ребят, торопившихся в сторону, противоположную фронту. Разве объяснишь каждому, что они не по своей воле идут в тыл? Приказано спешить на формирование. Что это такое, выпускники университета лишь догадывались: их определят в заново созданные полки, с которыми они вновь вернутся в Киев.
Вернуться в Киев не довелось. Когда Владимир Мостовой стал бойцом артиллерийского полка, немцы подошли уже к Кременчугу. Первый бой, в котором он участвовал, был на Днепре. И здесь же Владимир увидел первого убитого. Это был его университетский товарищ.
Назвать его товарищем в полном смысле этого слова, Владимир не мог. Он даже не знал фамилии погибшего. Парень был филологом или историком, встречаться с ним во время учебы не приходилось. Присмотрелся к нему Владимир только во время перехода из Киева в Красноград. Они шли недалеко друг от друга, и Владимиру запомнилась фраза, которой парень хотел подбодрить уставшего соседа:
— Привыкай, человек должен быть всегда в пути, в движении. Это его самое главное призвание.
И вот осколок вражеского снаряда оборвал только начавшийся путь вчерашнего студента. Но слова его Владимир запомнил. Не раз они, правда, звучали горькой иронией: движение было, только назад. Приходилось отступать. И лишь спустя годы, уже под Ленинградом, Владимир Мостовой дождался наконец наступления. Выпускник физико-математического факультета, закончив курсы офицеров, командовал теперь батареей. Впрочем, в одном из боев Мостовой командовал даже двумя - выбыл из строя командир соседнего подразделения.
То, что на языке артиллеристов называется управлять огнем, в данном случае выглядело не совсем обычно.
Единственным подходящим местом для наблюдательного пункта была высокая ель, стоявшая впереди боевых порядков нашей пехоты. Мостовой пробрался к ней и залез на мохнатые ветви.
Управлять отсюда огнем было действительно удобно. Все как на ладони: и позиции врага, и железнодорожная ветка, по которой противник подвозил к линии фронта боеприпасы.
Немцы догадались, где примостился человек, корректирующий огонь. Наблюдательный пункт командира батареи превратился в мишень. От осколков ветви быстро поредели. Мостового ранило в плечо. Но он слез с иссеченного осколками дерева лишь после того, как точные удары артиллеристов помогли нашей пехоте прорвать укрепленный рубеж. Вместе с наступавшей пехотой Мостовой ушел вперед.
И снова ему пришлось заменить боевого товарища. На этот раз не артиллериста, а убитого командира стрелковой роты. Начались контратаки. Превратив захваченную немецкую землянку в свой командный пункт, Мостовой по радио вызвал огонь своей батареи. Он приказал класть снаряды у самой землянки. Пехотинцы с опаской поглядывали на артиллериста. Разрывы ложились так близко, что ошибись батарейцы хоть на самую малость - и свой же снаряд превратит землянку в братскую могилу. Артиллеристы били точно. Понеся большие потери, немцы прекратили контратаки.
Это происходило в январе 1944 года у селения Коколаврик, в восьми километрах от Любани.
Однако не один этот бой, выделявшийся, конечно, среди многих других, явился основанием для представления командира батареи Мостового к званию Героя Советского Союза. Наградной лист был написан только полгода спустя, во время последних боев под Ленинградом.
13 июня 1944 года на Карельском перешейке Мостовой уничтожил своими орудиями огневые точки врага, потом поднял в атаку пехотинцев и сбил противника с промежуточного рубежа.
15 июня в бою за сильно укрепленную высоту он снова обеспечил надежную артиллерийскую поддержку пехоте и одним из первых с автоматом в руках взобрался на эту высоту.
Захватить ее было нелегко. Танки не могли пройти здесь из-за густо поставленных гранитных надолб. Высоту опоясывали четыре ряда проволочных заграждений, а из бетонированных укреплений били пулеметы. Точными артиллерийскими залпами Мостовой подавил их.
Захватив эту позицию, трудно было удержать ее. Мало помогал даже отбитый у противника дот. Амбразуры железобетонного укрепления смотрели в сторону наших войск. К отступившему врагу дот был обращен тыльной стороной, входом. По этому входу стреляли пулеметы и пушки. Мостовому пришлось отбивать атаки, лежа на скате, обращенном к противнику...
После того как Ленинград избавился от опасности, 'грозившей ему со стороны Карельского перешейка, войска пошли на запад. Полк, в котором служил Владимир Иосифович, закончил свой боевой путь за Данцигом, в устье Вислы.
Проследить путь полка оказалось проще, чем путь героя. Мне стало известно, что артиллерист вернулся в Киев. Но там его не оказалось. Уже потом я узнал, что он переехал в Москву.
Направляясь к Владимиру Иосифовичу, я строил догадки: кем стал этот человек после войны? Если остался в армии, то наверняка уже полковник, а может, и генерал.
Открыл мне дверь седеющий человек, одетый по-домашнему. Узнать в нем молодого артиллериста было довольно мудрено.
В самом начале разговора все, относящееся к событиям двадцатилетней давности, отступило на задний план. Тем более, что возвращаться к подробностям боев не было большой необходимости: немало фактов я почерпнул из архивных документов. Уточнения заняли не так уж много времени, и остаток вечера я потратил на то, чтобы расспросить не очень-то разговорчивого Владимира Иосифовича о его послевоенной жизни.
Что касается теперешних занятий бывшего командира батареи, то мои предположения не оправдались. С армией он расстался сразу же после войны. А нынешняя деятельность артиллериста Мостового направлена против войны. Войны самой страшной - атомной.
Демобилизовавшись, Владимир Иосифович поступил в аспирантуру.
— Занимался, - говорит он, - с жадностью человека не просто соскучившегося, а прямо-таки изголодавшегося по любимому делу.
Затем работа в институте, носящем теперь имя Курчатова. Его Мостовой не без гордости считает своим учителем.
Слово "работа" не всегда соответствовало тому, что делал Владимир Иосифович и его товарищи. Это скорее похоже на борьбу, творческий поиск. Была радость открытий, но не обходилось и без неудач. Только они не становились непреодолимой стеной - поиск продолжался. Случалось, что, придя на работу утром, Мостовой покидал лабораторию далеко за полночь.
Чтобы внести свою лепту в дело мирного использования могучей силы атома, Владимир Иосифович не жалел сил. Он боролся за это не только в институтских лабораториях. Бывший артиллерист был делегатом первой и второй Женевских конференций по мирному использованию атомной энергии. Ради этого ездил в Соединенные Штаты Америки, Францию, Данию, Венгрию, Чехословакию, Польшу. Возвращаясь в Москву, снова продолжал работу, исследования, эксперименты.
Все это высоко оценено Советским правительством. Фронтовик, удостоенный за мужество в боях Золотой Звезды Героя, в послевоенные годы награжден орденом Трудового Красного Знамени и орденом "Знак Почета".
Во время нашей московской встречи мы обменялись с Владимиром Иосифовичем подарками: я преподнес ученому его фронтовую фотографию, которой у него не было, а он мне - стопочку брошюр и журналов, в которых опубликованы его научные труды.
Владимир Иосифович сделал одну оговорку: работы эти - уже пройденный этап. Теперь есть много нового, а еще больше нового впереди. Потом добавил:
— Нельзя же стоять на месте. Человек должен быть всегда в пути, в движении. Это его самое главное призвание.
Лицо его сделалось задумчивым.
Я понял: он вспомнил об университетском товарище, который произнес эти слова много лет назад.
И, кто знает, может быть, в постоянном стремлении доктора физико-математических наук Владимира Иосифовича Мостового вперед есть не только целеустремленность ученого, но и желание хоть что-нибудь сделать за тех, кто воевал с ним рядом, но так и не увидел победы.
|