Черных Иван Сергеевич

Косинов Семен Кириллович

Губин Назар Петрович

Больше всего на свете Иван Черных любил летать. Его рослый друг Владимир Ромашевский, глядя на маленького, щуплого Ваню сверху, сказал однажды:

— Тебя, Черных, надо снять с продовольственного пайка. Давать побольше полетов, тем и сыт будешь.

— Летать я люблю, это правда, - серьезно ответил Черных на шутку друга. - Только я ведь не ради спорта рвусь в воздух. Как подумаю, что фашист дошел до самого Ленинграда и стреляет по нему из пушек, - стыдно сидеть на аэродроме. А когда вспомнишь, что ленинградцы мрут с голоду, - кусок в горле застревает.

И задержал взгляд на товарище:

— Ты, Володя, тоже не упустишь случая слетать лишний раз. Я тебя знаю!

И надо же, чтобы после этого разговора на командный пункт вызвали именно Ромашевского. Приказ был коротким: разведать, что творится в немецких тылах.

Когда Ромашевский шел к своей машине, Черных крикнул ему вдогонку:

— Давай, Володя, полечу вместо тебя!

Ромашевский не ответил, лишь на ходу помахал рукой.

Вернулся из полета возбужденный, торопливо доложил командиру полка:

— На станции Чудово большое скопление автомашин и пехоты. Сверху смотришь - муравейник. Вот бы слетать туда.

— Вы же летали, - ответил командир.

— На разведку, а теперь бы на бомбежку, - пояснил Ромашевский.

Но командир велел Ромашевскому отдыхать. Бомбить врага послал два экипажа - старшего лейтенанта Солдатова и младшего лейтенанта Черных.

Торопясь к самолету, Черных только успел сказать Другу:

— Спасибо, Володенька, за хорошую разведку.

Надевая парашют, кивнул штурману Косинову:

— Поторапливайся, Сеня. Как бы не прозевать.

— Далеко не уйдут, - успокоил штурман.

Стрелок-радист Губин уже сидел в самолете. Черных вполголоса сказал Косинову:

— Жаль, нет нашего Бурашникова.

— И этот надежный парень, - ответил штурман. - Старательный, не подведет.

Губин, заменивший раненого стрелка-радиста Бурашникова, совсем недавно был оружейником. Чистил и снаряжал пулеметы, подвешивал бомбы. Но почти каждый день он просил перевести его в экипаж стрелком-радистом. Все свободное время учился. Оружие он и без того знал хорошо, а радио изучил с помощью товарищей. В конце концов все сошлись на том, что сержанта Губина действительно следует перевести на бомбардировщик. И когда стрелок-радист попал в госпиталь, Назар Губин очутился в экипаже младшего лейтенанта Черных.

Длинным был разбег самолетов. Отягощенные бомбами, они как будто нехотя оторвались от взлетной полосы. Декабрьский день уже угасал. Все знали, что возвращаться бомбардировщикам придется в сумерках. Но Солдатов и Черных - опытные летчики.

Беспокойство на аэродроме началось, когда истекло время полета, а бомбардировщики все еще не возвращались. Наконец послышался слабый гул моторов. На свинцовом фоне неба все яснее начала проступать черная точка. Люди, стоявшие на аэродроме, напрягали зрение, чтобы отыскать вторую такую же, но тщетно. Возвращался лишь один самолет.

Когда из кабины приземлившегося бомбардировщика выбрался старший лейтенант Солдатов, его окружили все, кто был поблизости. Солдатов молчал. Молчали и обступившие его люди.

— Отлетался наш Ваня, - сказал наконец Солдатов. - По-орлиному летал, по-орлиному и погиб...

И он рассказал о том, что произошло над целью.

Пытаясь отпугнуть советские самолеты, фашисты не жалели снарядов. Небо рябило от разрывов. Солдатов вдруг увидел, что машина его ведомого начала падать. Но уже в следующее мгновение падение прекратилось. Летчик справился с подбитой машиной. Хуже было другое: по крыльям бомбардировщика полз огонь.

Иван Черных начал резко кренить самолет. Сбить пламя не удалось. Оно упрямо подбиралось к моторам. Черных перестал бросать машину из стороны в сторону. Горящий бомбардировщик развернулся и, опередив ведущего, пошел над дорогой, где вытянулась колонна немецких войск. Теперь Солдатов хорошо видел машину ведомого, видел, что экипаж и не собирается оставлять бомбардировщик.

А самолет, горящий самолет выходил на боевой курс. Чувствовалось, что летчик с трудом управляет уже непослушной машиной. От фюзеляжа отделилась одна бомба, вторая, третья... Штурман Косинов, так же как и командир экипажа, несмотря на пожар, оставался на своем месте, бомбил. По струям трассирующих пуль было видно, что стрелок Губин поливает врагов свинцом.

Выйдя из атаки, объятый пламенем бомбардировщик снова развернулся на дорогу, где в панике метались враги.

"Зачем он снова заходит на цель? - подумал Солдатов. - Бомб-то все равно нет".

Прицелившись в колонну автомобилей, горящий самолет резко терял высоту. Так, строго выдерживая направление, он пикировал до тех пор, пока не врезался в самый центр автоколонны. Над дорогой взметнулось пламя взрыва...

У матери бывшего слесаря Ивана Черных - Марии Никитичны - сохранилось письмо, датированное 19 июля 1941 года. Иван писал в нем:

"Знай, мама, твой сын оправдает доверие советского народа. Он бил и будет бить фашистов так, как сможет и насколько у него хватит сил в воздухе, а если придется, и на земле, до последнего патрона".

* * *

Каштанкин Виктор Николаевич

Алешин Семен Михеевич

Гончарук Владимир Андреевич

Бобров Николай Александрович

Михайлов Леонид Васильевич

Шаронов Михаил Федорович

Гречишкин Василий Николаевич

Перегудов Алексей Иванович

Подвиг, который совершил Николай Гастелло на четвертый день войны, был повторен под Ленинградом не только экипажем Ивана Черных. То же самое сделал балтийский летчик Василий Алексеевич Гречишников. Тот самый Гречишников, который в начале войны побывал над Берлином и 13 августа был награжден Золотой Звездой.

Вылетев на поддержку наших наземных войск в районе Тихвина, Гречишников попал под жестокий зенитный огонь. Самолет загорелся, начал падать. Гречишников выровнял подбитую горящую машину и направил ее на танковую колонну врага.

Майор Виктор Каштанкин, тоже балтиец, бросил свой горящий самолет на корабль врага. Взрыв огромной силы потряс все вокруг. Через несколько минут на воде плавали лишь обломки корабля.

Летчик Семен Алешин, штурман Владимир Гончарук и стрелок-радист Николай Бобров своей горящей машиной накрыли артиллерийское орудие врага.

Леонид Михайлов родился и вырос в Ленинграде. Здесь он начал трудовой путь, отсюда ушел в авиационное училище. В родной город вернулся летчиком. Защищал его Леонид с первых дней войны. Однажды он бомбил колонну немецких танков. С первого же захода Михайлов и его ведомые разбили три танка. Фашисты открыли сильный зенитный огонь. Один из снарядов попал в самолет Михайлова. Машину охватило пламя.

Ведомые с тревогой глядели на самолет командира. Единственная возможность спастись - это оставить горящую машину. А может быть, он надеется дотянуть до своих войск? Тогда скорее бы разворачивался...

Самолет Михайлова накренился. Он не падал, он разворачивался. Но не в сторону аэродрома. Через мгновение летчики поняли всё. Капитан Михайлов превратил свою горящую машину в снаряд. Оглушительный взрыв потряс воздух. Танки залило огнем...

До последнего вздоха не выпустил из рук управления и Михаил Шаронов. Он был летчиком-истребителем, сбил семь вражеских самолетов. В этот раз старший лейтенант Шаронов прикрывал штурмовики, бомбившие и обстреливавшие наземные войска противника. Но немецких истребителей в воздухе не оказалось, а Шаронов не привык понапрасну расходовать горючее. Заметив автоколонну, он атаковал ее. С первого же захода несколько автомашин вспыхнули. После второго уже пылала половина колонны. Но когда Шаронов развернулся, чтобы атаковать врагов третий раз, в его самолет попал зенитный снаряд. Машина загорелась. Тогда летчик на своем горящем истребителе врезался в автоколонну. И тут же сильным взрывом подняло в воздух боеприпасы, которыми были нагружены автомобили.

Летчик Василий Гречишкин и штурман Алексей Перегудов много раз бомбили тяжелые батареи, обстреливавшие Ленинград. Прежде чем спикировать на батарею, нужно было прорваться сквозь завесу зенитного огня. Всегда это удавалось. Однажды не удалось. Едва штурман Перегудов успел сделать необходимые расчеты, как бомбардировщик сильно тряхнуло. Над левым мотором взметнулось пламя...

О том, что произошло дальше, рассказал ведомый майора Гречишкина младший лейтенант Шелудков:

— Гречишкин вывел группу точно на цель. И тут, когда нужно было переходить в пике, левый мотор на самолете командира группы загорелся... В него попал зенитный снаряд. Гречишкин все же перевел машину в пике. Не отрываясь, я следил за самолетом командира. Не такой летчик Василий Гречишкин, чтобы не справиться с управлением. Но бомбардировщик несся к земле. Вот он уже над батареей. Сильный взрыв - и ее окутало дымом...

Много лет спустя, после войны, я случайно увидел на Невском человека, который показался мне очень знакомым. Он напоминал стрелка-радиста из экипажа Гречишкина. Увидел я его из окна автобуса и не успел окликнуть. Впрочем, и окликать-то было рискованно. Ведь стрелок-радист Марченко погиб вместе с Гречишкиным и Перегудовым. Все же решил проверить себя. В одном из документов нашел запись о том, что старшина Иван Федорович Марченко погиб и посмертно награжден орденом Отечественной войны I степени.

Неужели это просто сходство? На всякий случай обратился в справочное бюро. И мне дали адрес Ивана Федоровича Марченко. Тут же поехал, не откладывая, на 12-ю линию Васильевского острова. Оказалось, что это тот самый Марченко!

У земли стрелка-радиста выбросило из самолета. Потерявшего сознание, с перебитыми ногами, его захватили немцы. Чуть живой, он чудом перенес муки фашистских лагерей, в том числе Майданека и Маутхаузена. После войны вернулся в родной Ленинград, работает.

Когда я попросил его рассказать о последнем налете на дальнобойную батарею, Марченко ответил:

— Могу лишь сказать, что горящий самолет не падал. Он пикировал на цель. Чувствовалось, что Гречишкин крепко держит в руках штурвал.

Возможно, командир экипажа передал что-нибудь, но Марченко не слышал его голоса. При разрыве зенитного снаряда повредило переговорное устройство. Чтобы узнать, почему самолет так долго не выходит из пике, стрелок высунулся из люка, и тут же встречным потоком воздуха его вырвало из машины... А самолет, продолжая пикировать, врезался в орудие, которое лишь незадолго до этого стреляло по Ленинграду.

...Теперь в Ленинграде живет сын героя, тоже Василий - рослый парень, удивительно похожий на гвардии майора Василия Гречишкина, разбившего своим горящим самолетом дальнобойное орудие врага.

* * *

Не все эти огненные тараны совершены в 1941 году. Просто мне показалось целесообразным в одном месте рассказать о героях, повторивших подвиг Николая Гастелло. Все они - Иван Сергеевич Черных, Семен Кириллович Косинов, Назар Петрович Губин, Виктор Николаевич Каштанкин, Семен Михеевич Алешин, Владимир Андреевич Гончарук, Николай Александрович Бобров, Леонид Васильевич Михайлов, Михаил Федорович Шаронов, Василий Николаевич Гречишкин, Алексей Иванович Перегудов - удостоены звания Героя Советского Союза.

Их помнит Ленинград, за который они сражались, помнят земляки и однополчане. Ваня Черных, например, породнившийся с авиацией еще в юношеские годы, и поныне числится в ее рядах. Приказом министра обороны Черных навечно занесен в списки части. В том же списке и его боевой друг Семен Косинов. На вечерней поверке выкликают также имя Назара Губина.

В городе Киселевске Кемеровской области, иа машиностроительном заводе, где когда-то работал Иван Черных и откуда ушел в авиацию, он и поныне числится в бригаде, в которой когда-то трудился. Остался в трудовом строю и Назар Губин - он тоже навечно зачислен в списки рабочих своей родной шахты "Объединенная" в Забайкалье. Три улицы за Нарвской заставой в Ленинграде названы именами Ивана Черных, Семена Косинова и Назара Губина. Три теплохода также носят их имена.

Недалеко от Ленинграда, в том месте, где совершили свой огненный таран Семен Алешин, Владимир Гончарук и Николай Бобров, в их честь сооружен монумент...

Родина не забывает своих героев!