Партизан Зиновьев и летчик Карасев - питомцы одного и того же завода - знаменитого Кировского. Но они не знали друг друга. Завод велик. Да и разошлись их пути-дороги. Василия Зиновьева послали на село, Антону Карасеву дали другое поручение - навести порядок в рабочей столовой.
Правда, Карасев отказывался. Нашли, дескать, работу слесарю: руководить поварами и официантками. Ему ответили, что от порядка в столовой иной раз и цеховые дела зависят. Он и сам это знал. Однако согласился с одним условием: наладит дело - и обратно в цех. Все-таки он учится уже на втором курсе рабфака, мечтает стать инженером.
Работа столовой действительно наладилась, однако в цех Карасев больше не возвратился: призвали в армию. В Ленинград он вернулся уже летчиком, войну встретил в звании капитана.
Когда после одной из первых штурмовок Карасев сел на аэродром, подбежавший к машине механик ужаснулся. Из кабины на него смотрел человек с окровавленным лицом. Рассеченная левая бровь отвисла и совсем закрыла глаз. На лбу рана. Правая рука, которую летчик положил на борт, выглядела так, словно ее окунули в кровь.
Но когда Карасева собрались отправить в госпиталь, он наотрез отказался:
— Пеленайте здесь. Бинты, надеюсь, найдутся. Бинты, конечно, нашлись. Однако перед тем как сделать перевязку, медики вынули восемнадцать осколков. К счастью, небольших.
А через несколько дней Карасев опять пришел на самолетную стоянку. Протесты врача не помогли. С трудом натянув шлем на забинтованную голову, он снова поднялся в воздух.
Вскоре Антона Андреевича Карасева назначили командиром эскадрильи, затем командиром полка.
Уже к весне сорок второго года штурмовики, которых водил в бой Карасев, уничтожили семьдесят пять танков, четыреста пятьдесят автомашин, двадцать два полевых и тридцать шесть зенитных орудий, много зенитных автоматов, разбили четыре переправы. Весной 1942 года за один лишь месяц Карасев со своими летчиками потопил восемь транспортов и восемнадцать катеров противника.
Кстати, это было основным его делом. На то он и морской летчик. Но очень часто ему приходилось бить по наземным целям. Одно время Карасев штурмовал дальнобойные батареи, обстреливавшие Ленинград.
Удары по кораблям и дальнобойным батареям требовали одного и того же - большой точности. Пикировать надо было пониже, не считаясь с опасностью.
Стараясь получше объяснить принцип такого бомбометания, Антон Андреевич берет карандаш и лист бумаги.
— Вот это корабль противника, - говорит он, начертив вытянутый овал. - А вот это мой самолет, - и выводит фигурку, напоминающую букву "Т". - С высоты тысяча двести метров даю ручку от себя и камнем падаю вниз. От большущей скорости самолет начинает колотиться. Но запаса прочности у наших штурмовиков хватало. Всем самолетом прицеливаюсь в корабль и бросаю бомбу. Бросаю так же, как мальчишки швыряют камешек, чтобы он подольше прыгал по воде. Только в моем "камешке" двести пятьдесят килограммов. Борт пробивает запросто. Если и нырнет бомба под киль, кораблю все равно не спастись: тут же взорвется. Только и сам не зевай. Не успеешь "прыгнуть" через корабль - врежешься в него раньше бомбы. Все это нетрудно рассказать, а начертить совсем просто. А сколько мужества, сколько самоотверженности требовал каждый такой полет!
...Под конец нашего разговора я заметил, что Антон Андреевич все чаще поглядывает на часы. Время было уже действительно не раннее, но ведь не на полеты же ему завтра с утра. Он в отставке. Когда я сказал об этом, Антон Андреевич удивился:
— Какая там отставка? - И тут же поправился: - Как летчик, конечно, числюсь в отставке. И пенсию получаю. Могу отдыхать. Да без дела не сидится.
Оказалось, что Антон Андреевич работает на заводе, в котельном цехе.
— Работа не тяжелая, - сказал он. - Ни топки, ни угля - все заменил газ. Чистота, приборы. Поглядываю на них, как когда-то в кабине самолета.
И рассмеялся.
— По старой привычке все самолеты да самолеты. Но если проще сказать - рабочему человеку без дела никак нельзя. А я ведь сызмальства рабочий.
|